После еды дон Хуан сел рядом и заглянул в мой блокнот. Я заметил, что события этого дня были настолько ошеломляющими, что мне, пожалуй, понадобятся годы, чтобы разобраться во всем.
– Если тебе непонятно, то ты в прекрасной форме, – сказал он. – Вот когда ты понимаешь, ты находишься в каше. Конечно, это точка зрения мага. С точки зрения среднего человека, если ты не можешь понять, то ты идешь ко дну. В твоем случае средний человек подумал бы, что ты распался или начинаешь распадаться.
Я засмеялся над его выбором слов. Это была ирония – однажды я упоминал о концепции распада в связи со своими страхами. Я заверил его, что на этот раз вообще ни о чем не намерен спрашивать.
– Я никогда не возражал против разговоров, – сказал он. – Мы можем с тобой говорить о нагвале сколько угодно, но с одной маленькой поправкой: если ты помнишь, я сказал, что можно быть лишь свидетелем проявлений нагваля. И поэтому мы можем говорить только о том, чему были свидетелями. Но ты ищешь объяснений, а это печально. Ты хочешь объяснить нагваль при помощи тоналя, а это глупо, особенно в твоем случае, так как ты больше не прячешься за своим невежеством. Ты очень хорошо знаешь, что наш разговор имеет смысл лишь в определенных границах, а эти границы неприложимы к нагвалю.
Я пояснил, что дело не в желании объяснить все с разумной точки зрения, – просто мне нужно поддерживать хоть какой-то порядок, чтобы выдержать натиск всех этих потрясающих переживаний и состояний.
Дон Хуан заметил, что я пытаюсь отстаивать точку зрения, с которой сам не согласен.
– Ты чертовски хорошо знаешь, что индульгируешь, – сказал он. – Поддерживать порядок – значит быть совершенным тоналем, то есть осознавать все, что происходит на острове тоналя. Ты им не являешься, и поэтому твое возражение насчет поддерживания порядка безосновательно. Ты пользуешься им только для самооправдания.
Я не знал, что и ответить. Дон Хуан успокоил меня, что очистка тоналя достигается лишь ценой длительной борьбы, а затем попросил рассказать о второй встрече с нагвалем. Когда я закончил, он прокомментировал, что мохнатый крокодил был, пожалуй, вершиной чувства юмора дона Хенаро.
– Жаль, что ты все еще такой тяжелый, – сказал он. – Тебя всегда останавливает ошеломление, и поэтому ты не видишь настоящего искусства Хенаро.
– А ты осознал его внешний вид, дон Хуан?
– Нет, представление было только для тебя.
– Что ты видел?
– Сегодня я видел лишь движения нагваля, скользящего между деревьями и кружащего вокруг нас. Любой, кто видит, может свидетельствовать это.
– А как же насчет того, кто не видит?
– Он не заметит ничего. Может быть только, что деревья сотрясаются бешеным ветром, или даже какой-то странный свет, возможно, светлячок неизвестного вида. Если настаивать, то человек, который не видит, скажет, что хотя и видел что-то, но не может вспомнить что. Это совершенно естественно. Человек всегда будет цепляться за смысл. В конце концов, его глаза и не могут заметить ничего необычного. Будучи глазами тоналя, они должны быть ограничены миром тоналя, а в этом мире нет ничего поразительно нового. Ничего такого, что глаза не могли бы воспринять, а тональ не мог бы объяснить.
Я спросил его о тех непонятных явлениях, которые были результатом их двойного нашептывания.
– Это было лучшей частью всего события, – сказал он. – Остальное можно опустить, но это было венцом дня. Правило требует, чтобы бенефактор и учитель произвели окончательную настройку, которая является труднейшим искусством. Оба они – и учитель, и бенефактор – должны быть безупречными воинами даже только для того, чтобы лишь попытаться расщепить человека. Ты поймешь это позже, но сила опять была благосклонна к тебе. Хенаро – самый безупречный воин из всех, кого я знаю.
– Почему расщепление человека считается таким трудным?
– Потому что это опасно. Ты можешь умереть, как букашка. Или, – что еще хуже, – мы не сумели бы собрать тебя снова, и ты так бы и остался на том же уровне чувств.
– Зачем это нужно было делать со мной, дон Хуан?
– В определенный момент шепот нагваля должен расщепить ученика.
– Что это значит, дон Хуан?
– Чтобы быть средним тоналем, человеку необходимо единство – все его существо должно принадлежать острову тональ. Без этого единства человек полезет на стенку. Магу необходимо разорвать это единство, не подвергая опасности свою жизнь. Важно научиться ждать, чтобы избежать ненужного риска, и поэтому маг годами выметает свой остров, пока не предоставится случай сбежать с него. Расщепление надвое как раз и является вратами для такого побега. Это расщепление – наиболее опасная вещь из всего, что с тобой происходило, – осуществилось гладко и просто. Нагваль мастерски руководил тобой. Поверь мне, нужно быть безупречным воином, чтобы сделать это. Я очень рад за тебя.
Дон Хуан положил мне руку на плечо, и у меня появилось огромное желание заплакать.
– Наступит ли тот момент, когда я больше не увижу тебя? – спросил я.
Он засмеялся и покачал головой.
– Ты индульгируешь, как сукин сын. Однако все мы делаем это, только каждый по-своему. Иногда я и сам индульгирую – чувствую, например, что избаловал тебя и сделал слабым. Я знаю, что Хенаро точно так же думает о Паблито. Он балует его, как ребенка. Но так все разметила сила. Хенаро дает Паблито все, что способен дать. И нельзя требовать от него большего. Нельзя критиковать воина за то, что он безупречно делает лучшее, что может.
С минуту он молчал. Я слишком нервничал, чтобы вынести молчание.
– Что, по-твоему, происходило со мной, когда я ощущал, что меня засасывает вакуум? – спросил я.
– Ты летал, – сказал он, как само собой разумеющееся.
– По воздуху?
– Для нагваля нет ни земли, ни воздуха, ни воды. С этим ты можешь согласиться сам. Дважды ты был в этом состоянии, а ведь это было только преддверие. Ты сказал мне, что все, с чем ты встретился, нельзя нанести на карту. Нагваль скользит, кружится и летает в своем времени, которое не имеет ничего общего со временем тоналя. Эти две вещи не пересекаются.
Пока он говорил, я чувствовал дрожь в теле. Челюсть у меня отвисла, и рот невольно открылся. Из ушей словно вынули вату, так что я различал даже едва уловимые оттенки вибрации. Я стал рассказывать ему об этом, и вдруг заметил, что говорю как бы в паре с кем-то невидимым. Это было сложное ощущение, связанное со слухом. Я как бы слышал то, что собирался сказать, прежде, чем произносил это.
Мое левое ухо было источником необыкновенных ощущений. Я чувствовал, что воспринимаю им намного интенсивнее и точней. В этом потоке ощущений было что-то, прежде мне совершенно неведомое. Когда я повернулся направо, чтобы взглянуть на дона Хуана, то понял, что с левым ухом связано некое физическое пространство – коридор ясного слухового восприятия, в котором я слышал все с невероятной отчетливостью. Таким образом, поворачивая голову, я мог использовать ухо в качестве локатора.
– Это сделал с тобой шепот нагваля, – сказал дон Хуан, когда я описал ему свои ощущения. – Временами это приходит, а затем исчезает. Не бойся этого, а также любых других необычных ощущений, которые могут появиться у тебя с этого времени, но главное – не индульгируй в объяснениях и не становись в тупик. Я знаю, ты добьешься успеха. Время для твоего расщепления было выбрано правильно. Так постановила сила. Теперь все зависит от тебя. Если ты достаточно силен, то выстоишь перед огромным потрясением от того, что ты был расщеплен. Но если ты не сможешь выстоять, то пропадешь. Ты начнешь сохнуть, худеть, бледнеть, становиться рассеянным, раздражительным, застывшим.
– Может быть, если бы ты рассказал мне об этом несколько лет назад, – начал я, – то у меня было бы достаточно…
Он поднял руку и не дал мне закончить.
– Это заявление бессмысленно, – сказал он. – Ты как-то сказал, что если бы ты не был так упрям и не цеплялся за разумные объяснения, то к этому времени стал бы уже магом. Но стать магом в твоем случае означает преодолеть упрямство и необходимость в разумных объяснениях, которые стоят на твоем пути. Более того – именно эти недостатки и являются твоей дорогой к силе. Ты не можешь сказать, что сила потекла бы к тебе, если бы твоя жизнь была иной.
Мы с Хенаро должны действовать точно так же, как ты, – в определенных границах. Устанавливает эти границы сила, и воин является, скажем так, пленником силы. Пленником, у которого есть только один свободный выбор – действовать или как безупречный воин, или как осел. В конечном счете воин не пленник, а раб силы, так как у него нет даже этого выбора. Хенаро может действовать только безупречно, потому что действовать подобно ослу для него будет равносильно смерти. Это вызовет опустошение и конец.
Ты боишься Хенаро, потому что он должен использовать страх, чтобы сжимать твой тональ. Твое тело знает это, хотя твой разум, может быть, и не знает. Вот поэтому твое тело и хочет каждый раз убежать, когда Хенаро поблизости.
Я полюбопытствовал, намеренно ли дон Хенаро взялся пугать меня. Он ответил, что действия нагваля иногда очень необычны и предвидеть их невозможно. В качестве примера он напомнил мне случай, когда однажды утром он не дал мне повернуться налево и посмотреть на дона Хенаро на дереве. Дон Хуан сказал, что хотя он и осознавал тогда все действия своего нагваля, но не знал заранее, что произойдет. Он объяснил, что мой внезапный поворот налево был шагом к смерти, который мой тональ сделал намеренно как рывок к самоубийству. Это движение выпустило нагваль дона Хуана, в результате чего какая-то часть его самого упала на меня.
Я сделал невольный жест замешательства.
– Твой