Пробраться в незнакомый дом для меня — что доза для наркомана. В последние пару месяцев, после того как я бросил это дело, ломки у меня не было, но тяга осталась. Сейчас я, конечно, стараюсь подсластить пилюлю, мол, это все очень по-рыцарски… Ну вот, собственно, и все.
А ведь я даже и не спросил, зачем нам воровать кошку. Просто подумал: а почему бы и нет? Но если пораскинуть мозгами… ну кто будет красть котов? Потерял — пойди возьми нового, делов-то. У нас дома никогда не было животных, может, поэтому я и не врубаюсь. У нас дома вместо животных были дети, хотя, наверно, обращались с нами похуже, чем Луиза со своей кошкой. Кого-то из нас даже забрали, и ма пожалела лишь о том, что стала получать от государства меньше денег.
Нужна еще причина? Мне редко выпадает удача потусоваться с такой красивой девушкой.
— Каков наш план? — спрашиваю.
— Человек, который живет в этом доме, наделен большой властью.
— Ваш бывший?
Она кивает.
— И кто же он? Политик? Судья? Наркоторговец?
— Нет, нет. Куда большей властью. Он брухо — колдун. Само по себе это не так плохо, но он пользуется очень дурными средствами. Он плохой человек.
Я уставился на нее, хлопая глазами, — думаю, как и любой бы на моем месте.
— Похоже, вы мне не верите.
— Скорее, просто не понимаю, — говорю.
— Неважно. Я говорю вам это только для того, чтобы предупредить: не смотрите ему в глаза. Что бы ни случилось, не встречайтесь с ним взглядом.
— А то что? Он превратит меня в тыкву?
— Хуже, — говорит она на полном серьезе.
Она выходит из машины раньше, чем успеваю расспросить ее, но сдаваться я не намерен. Я тоже выхожу и догоняю ее на тротуаре. Она берет меня за руку и быстро ведет сквозь тень от живой изгороди, что отделяет участок ее бывшего от соседних. Мне нравится чувствовать ее кожу своей. Жаль, что она уже разжимает ладонь.
— Да что тут вообще происходит, — спрашиваю я. — То есть я подбираю вас около бара для девочек на Грейси-стрит, разодетую, как проститутка, а теперь мы собираемся обласкать дом какого-то колдуна, чтобы вернуть вашу кошку. Не очень-то много в этом смысла.
— Однако вы здесь.
Я медленно киваю.
— Может, это вам мне не следовало смотреть в глаза, — говорю.
Я-то шутил, но она восприняла мои слова со всей серьезностью.
— Я бы никогда не сделала такого с другим человеком. Да, я вышла в такой одежде, надеясь встретить человека вроде вас, но магии здесь не было.
Меня зацепила фраза «человека вроде вас». Я не был уверен, что эта фраза говорит о ее отношении ко мне. И нравится ли мне такое отношение. Может, вид у меня и неказистый, и из-за этого часто приходится коротать ночи одному, но я никогда не платил за это дело.
— Вы выглядели, как проститутка, которая хочет подцепить какого-нибудь простачка. Ну, или чудика.
Она улыбается, сверкнув зубами во тьме. Такие белые на фоне смуглой кожи…
— Нет. Мне нужен был человек, который желал бы меня достаточно сильно, чтобы хотеть быть рядом. Но также у него должно было быть сердце, чтобы выслушать мою историю, и много сочувствия, чтобы он захотел помочь мне, когда выслушает.
— Похоже, вам достался не такой, — говорю я ей. — За такое мне медалей не давали.
— Однако вы здесь, — повторяет она. — Вам не следует себя недооценивать. Иногда мы не раскрываем всего, что в нас заложено, лишь потому, что никто в нас не верит.
Я примерно представляю, куда она клонит. Хенк и Мот много раз беседовали о чем-то таком по ночам, когда мы собирались вокруг костра на свалке, и уже молчу про всех этих добросовестных соцработников. Но с ней мне обсуждать это хочется не больше, чем с ними. Симпатичная теория, но я на нее не куплюсь. Мало ли, кто что думает, жизнь от этого не изменится.
Вместо этого я говорю:
— Вы сильно рисковали. Могли напороться на какого-нибудь придурка с ножом, который не стал бы ничего выслушивать.
Она качает головой:
— Никто бы меня не тронул.
— Но все же вам нужна моя помощь с вашим бывшим.
— Это другое дело. Я посмотрела ему в глаза. Он прошил мою душу черными нитками, и если за меня никто не вступится, то он, боюсь, сможет снова подчинить меня.
Вот теперь я ее понял. Мне уже случалось вызволять других женщин из отношений, которые не шли им на пользу. Всыпал их дружкам по первое число, это обычно приводило их в чувства. Удивительно, насколько страх перед повторением урока эффективней любых судебных запретов.
— Итак, вам нужен качок, который смог бы как следует побеседовать с вашим бывшим?
— Надеюсь, это не понадобится. Вам вряд ли нужен враг вроде него.
— Говорят, что о людях судят как раз по врагам.
— Тогда вас тоже будут считать очень могущественным.
— Получается, тот ваш наряд был вроде как маскарадным костюмом?
Она кивает, но даже в потемках я вижу, какая горечь появилась в ее глазах.
— У меня есть много «костюмов» вроде этого. Мой парень настаивает, чтобы я надевала их. Чтобы стать привлекательней. Ему нравится, когда другие меня хотят, но не могут получить.
— Да с какой он планеты, этот чувак? Вы и в мешке из-под картошки будете выглядеть потрясно!
— Вам не понравилось платье?
Я пожимаю плечами:
— Что тут скажешь… Я мужчина. Конечно, мне понравилось. Я просто хочу сказать, что дело не в нем.
— Вы очень любезны.
И вот опять я оказался милягой. Забавно, но мне больше не хочется с ней спорить по этому поводу. Мне, похоже, даже нравится, что про меня говорят что-то хорошее. Но я и не мечтаю, что у меня есть хоть один шанс получить что-либо еще. Вместо этого я концентрируюсь на пробелах в ее истории. Есть что-то, чего она мне не договаривает. Я так ей и говорю, а она, хоть и глядит виновато, все равно не спешит делиться.
— Послушайте, — говорю я. — Мне все равно, в чем там дело. Но мне надо знать, не встанет ли это „что-то“ на нашем пути, когда мы приступим к работе.
— Да нет, не думаю.
И она продолжает отмалчиваться, карт не раскрывает. Интересно, сколько среди них джокеров.
— О’кей, — говорю. — Значит, просто пойдем и сделаем. Но сначала нам надо будет сделать небольшой крюк. Как думаете, может ваша кошка подождать часок?
Она кивает.
Она не задает никаких вопросов, когда я паркуюсь за теплицей на Ист-Келли-стрит. Как нечего делать взламываю ломом замок на задней двери — ну так это и есть моя работа… или ладно, была моя работа, — и пробираюсь внутрь. Для розысков мне потребовалась пара секунд: я читаю надписи при свете фонарика (он прилагался к дешевому брелку для ключей). А вот и нужная полка.
Я прорезаю отверстие в пакетике с диатомитом, осторожно сыплю землю в оба кармана. Когда я передвигаю пакет, то оставляю рядом с ним пятидолларовую купюру в качестве оплаты. Видите? Я учусь. Парни в тюрьме обделались бы от смеха, услышав об этом. Ну и что. Я, конечно, еще могу вломиться в дом к незнакомому человеку, чтобы помочь его девушке спереть кошку, но я больше не беру того, что не заработал.
— Вы считаете, он дома? — спрашиваю я, когда мы снова паркуемся у дома на Маретт.
Она кивает:
— Он не оставил бы ее одну, уж точно не сразу после того, как украл у меня.
— Вы знаете, где находится его спальня?
— В задней комнате. На третьем этаже. Он спит чутко.
Ну еще бы.
— Так, а кошка ваша. Как думаете, она может бегать по всему дому, или он запер ее в клетке?
— У него есть… другие способы ее усмирить.
— А-а-а, эти его волшебные глаза.
— Не надо смеяться над его могуществом.
— Я предельно серьезен, — говорю я.
Но на самом-то деле я знаю, что иногда с магией и правда лучше не шутить. Знаю я таких людей, которые умеют делать разные штуки своими глазами. В тюрьме постоянно с этим сталкиваешься: целые беседы проходят без помощи слов. Все дело в глазах. Есть люди, которые как змеи, гипнотизируют жертв. Уставятся на тебя, и ты глазом не успеешь моргнуть, как уже лежишь на полу с заточкой в брюхе и пытаешься удержать в себе жизнь, зажимая рану запачканными кровью пальцами.
Только я и сам могу уставиться пустым взглядом.
Выбираюсь из машины. Мы направляемся к боковой двери гаража. Я бы предпочел, чтобы Луиза осталась ждать в машине, но мне подумалось, что кошка будет тише себя вести, если обратно ее понесет хозяйка.
Я оглядел дверь. Вроде, никакой сигнализации, но кто его знает… На всякий случай спрашиваю Луизу.
— Такому человеку не нужна охранная система, — сообщает она.
— Опять магические штучки.
Она кивает, а я пожимаю плечами и вынимаю из заднего кармана две пары хирургических перчаток. Протягиваю одну пару ей, а другую натягиваю сам и достаю свои отмычки.
С этой дверью приходится повозиться дольше, чем с предыдущей, в теплицу. Интересно, зачем парню с магическими способностями раскошеливаться на замок? От этой мысли мне становится чуточку веселее. Я не говорю, что Луиза слишком легковерна или что-то в этом роде, но такие ребята — не важно, каким дерьмом они занимаются, магические прибамбасы действуют примерно так же, как угроза побоев — заставляют других ходить по струнке при помощи страха. Нужно лишь, чтобы жертва поверила: вы сделаете то, чем угрожали, если она перестанет подчиняться. И никакой магии не потребуется.
Замок поддается с легким щелчком. Убрав отмычки, я достаю пульверизатор и тщательно распыляю содержимое на все петли, прежде чем распахнуть дверь. Наклоняюсь к Луизе так, что чуть не касаюсь губами ее уха:
— Где нам лучше начать поиски?
Говорю едва слышно: и с двух шагов уже было бы не расслышать. Она отвечает так же тихо. Ее дыхание щекочет мне ухо. На таком расстоянии я чувствую: женщина, которая выглядит вот так, и пахнет не менее приятно. Раньше мне этого узнать не доводилось.
— Подвал. Если она не прячется от него в подвале, то, значит, он забрал ее наверх, в спальню. Сразу за тем сервантом есть дверь, что ведет вниз.
Я киваю и иду к двери, на которую она указала. Мои кеды на резиновой подошве не выдают меня ни единым звуком. Луиза следует за мной. Петли на этой двери я тоже обрабатываю, и на лестнице стараюсь наступать на края ступенек: так меньше вероятность, что они заскрипят.