редди, несмотря на породу, всегда обращался с нами очень бережно, даже защищал. Попросту говоря, полиция была озадачена, и эта версия была самым логичным объяснением из всех, которые они смогли придумать. По их мнению, свое дело они сделали. Но на самом деле все только начиналось.
Меня на несколько месяцев отправили в гости к тете Джози. Я так и не узнала, чем в это время был занят мой отец; подозреваю, что он провел эти месяцы в санатории. За год он потерял сначала жену, а потом и дочь. Смерть Делии сама по себе была трагедией, которая могла навсегда выбить из колеи даже сильного человека. Но ребенку-то этого не объяснишь. Я ужасно злилась и обижалась на отца за то, что он покинул меня. Тетя Джози, при всей своей добросердечности и приветливости, была для меня чужим человеком, и я чувствовала себя брошенной. Мне снились кошмары, в которых стеклянная кошка крадучись спускалась со своей полки и, никем не замеченная, убегала из дома. Я слышала, как ее твердые когти стучат по полу рядом с комнатой, где я спала. В такие минуты, когда я кричала в полусне, окруженная тьмой, никто не смог бы меня утешить — никто, кроме отца.
Когда он наконец вернулся, на нем проступала печать пережитых страданий: лицо вытянулось и осунулось, волосы припорошил иней седины, словно он слишком долго простоял на ночном морозе. В день его приезда он сидел со мной рядом на диване тетушки Джози и гладил меня по щеке, а я с умилением льнула к нему. От радости, что он вернулся, я ненадолго забыла о своем гневе.
Когда он заговорил, его голос оказался таким же усталым, как и его лицо:
— Ну что, дорогая моя Эмми, что, по-твоему, нам делать теперь?
— Я не знаю, — ответила я. Мне казалось, что, как и раньше, в прошлом, он уже придумал что-то интересное. Стоит ему только выдать свой план — и мы приступим к его выполнению.
Он вздохнул:
— Может, нам поехать домой?
Я буквально застыла от страха.
— А кошка еще там?
Отец посмотрел на меня, слегка нахмурясь:
— У нас что, есть кошка?
Я кивнула:
— Эта… большая, из стекла.
Он удивленно заморгал, но потом понял, что я имею в виду.
— А-а-а, ты про Челичева? Ну… думаю, да, она еще там. То есть надеюсь.
Я вцепилась в него и чуть не залезла к нему на плечи, охваченная паникой; я не могла промолвить ни слова. Из моего рта извергались лишь лихорадочные потоки всхлипов.
— Тише, тише, — говорил папа. Я спрятала лицо в его белой накрахмаленной сорочке и слышала, как он шепчет, словно бы самому себе: — Как может стеклянная кошка напугать ребенка, который видел то, что видела ты?
— Я ненавижу ее! Она рада, что Делия умерла, и теперь хочет добраться до меня.
Отец крепко обнял меня:
— Ты ее больше не увидишь, обещаю.
Так и было — пока он был жив.
Итак, «Кошку в стекле» авторства Челичева упаковали в коробку и отнесли на склад, как и всю остальную нашу меблировку. Папа продал дом, и два года мы путешествовали. Когда ужас немного подзабылся, мы вернулись, чтобы начать новую жизнь. Папа снова стал преподавать, а я опять пошла в дневную школу Челси для девочек. Он купил новый дом. Когда нам привозили вещи со склада, стеклянной кошки среди них не было. Я не спрашивала почему. Я просто была счастлива, что могу забыть о ней — и я правда забыла.
Много лет я не видела стеклянную кошку и не слышала о ней. К тому времени я была уже взрослой женщиной, работала школьной учительницей в городе за многие мили от места, где я выросла. Я вышла замуж за банкира и родила двух прелестных дочерей. У меня даже была кошка: несмотря на все свое отвращение к этим животным, я в конце концов согласилась на бесконечные уговоры девочек. Мне казалось, что жизнь у меня сложилась хорошо, что теперь она гладко потечет прямиком к устью мирной старости. Но этому не суждено было случиться. У стеклянной кошки были свои планы.
Все началось со смерти отца одним снежным днем. Он умер совершенно внезапно: проставлял оценки за контрольные в своем крошечном уютном кабинете на территории университета. Сказали, сердечный приступ. Его нашли сидящим за столом: в проигрывателе все еще крутилась La Belle Excentrique, дадаистская композиция Эрика Сати.
Я вовсе не удивилась, узнав, что дела свои он оставил в некотором беспорядке. Нет, он не играл в азартные игры и не брал долгов. Ничего такого. Просто порядок был несколько противен его натуре. Помню еще в юности я как-то отчитала его за то, что он любил окружать себя некоторым хаосом: «Пап, ну честное слово, — сказала я, — если ты восхищаешься дадаизмом, неужели обязательно и жить как дадаист?» Он рассмеялся и признал, что, видимо, для него это обязательно.
Так как я осталась единственным папиным наследником, мне достался дом и прочее имущество, включая его личные вещи. Нужно было составить акты о передаче, заполнить страховые отчеты, заплатить по счетам, погасить ссуды. Оказалось, что у отца даже поверенный был: его приятель со школьной скамьи, который, хоть и не мог приехать, очень помог мне разобраться со всеми этими грудами бумаг. Также он организовал продажу нашего дома и нанял уборщиков, а также людей, которые переслали нам движимое имущество. В течение зимы к нашему порогу непрерывно текла река из коробок, в которых могло быть все что угодно, от памятных альбомов до китайских миниатюр. Поэтому я и внимания не обратила, когда курьер принес нам большой ящик с маркировкой «Осторожно: хрупкое!». К посылке прилагалась записка от поверенного: он писал, что недавно обнаружил этот предмет на складе хранения: подписана коробка была именем отца, поэтому поверенный отослал ее нам, не распечатав.
Стоял мрачный февральский день, была пятница. Я только пришла домой с работы. Муж, Стивен, отвез дочек на выходные в горы, покататься на лыжах. Мне этот вид спорта был не по душе, поэтому я осталась дома, с нетерпением предвкушая пару дней тишины и одиночества. Я встала на колени в передней и начала вскрывать коробку: ветер плевал дождевыми каплями в оконные стекла. Я не смогу вам объяснить, что почувствовала, когда сняла упаковочную бумагу и оказалась носом к носу со стеклянной кошкой. Полагаю, вы бы испытали подобное, если бы обнаружили тараканье гнездо в выдвижном ящике шкафа, среди ароматических саше. Моя память мгновенно воссоздала картину смерти Делии в мельчайших и ужасающих подробностях.
Я проглотила рвавшийся наружу вопль, отчаянно пытаясь вытеснить этот кошмар какой-нибудь разумной мыслью. «Это всего лишь кусок стекла». Мой голос отскакивал от стен в пустынном доме. Да, это едва ли меня успокоит.
Я никак не могла отмахнуться от образа, что всплывал во мне: будто внутри меня сидит нечто темное, безликое; огромные белые глаза сияют, и когти скребутся. Оно кричало: «Помоги мне сбежать отсюда!», и я послушалась его: схватила пальто с крючка в шкафу и бросилась к двери.
Я бежала к городу и замедлила шаг, лишь когда у меня с ноги соскочил ботинок и я осознала, как, должно быть, выгляжу со стороны. Вскоре оказалось, что я сижу за столом в закусочной и грею руки над кружкой кофе, пытаясь убедить себя, что все это глупости. Я растягивала каждый глоток. Когда я почувствовала, что могу вернуться домой, уже смеркалось. Я пришла, и там меня все еще ждала стеклянная кошка.
Чтобы не чувствовать одиночества, я включила радио и развела в камине огонь. Потом села перед коробкой, чтобы закончить распаковку. Скульптура наяву оказалась не менее отвратительной, чем в моей памяти. Она правда была уродливой и пробуждала чувство тревоги. Может, я так и не поняла бы никогда, почему папа хранил ее, если бы он не положил в коробку объяснение, написанное его аккуратным почерком на бумаге с гербом колледжа:
Для заинтересованных лиц:
В этой коробке находится скульптура, «Кошка в стекле», задуманная и выполненная ныне покойным Александром Челичевым. Так как Челичев считается одним из предвестников дадаизма, ученым может быть небезынтересна история происхождения «Кошки».
Я приобрел скульптуру у самого автора, на его чердаке в Цюрихе в декабре 1915 года, за два месяца до того, как художник впал в неистовство, приведшее его в больницу для невменяемых преступников, и задолго до того, как он получил всеобщее признание. (Хочу заметить, что запрашиваемая цена составляла сорок восемь швейцарских франков и хороший обед с вином.) Известно, что в то время где-то в другой части города проживали жена Челичева с двумя детьми, но он лишь навещал их время от времени. Ниже следует сообщение художника о «Кошке в стекле», записанное максимально точно после нашей беседы во время обеда.
«Всю свою жизнь я сражался с дьяволом. Он не желает признавать никаких правил. Никакого порядка. В моих работах он присутствует повсюду. В детстве меня избивали, и, когда я вырос и стал сильным, я убил за это своего отца. Понимаю ваш скептицизм, но это правда. Теперь я — взрослый человек, и я нашел своего отца в себе самом. У меня есть жена и дети, но я провожу с ними мало времени, потому что боюсь этого отца-дьявола в себе. Я не бью своих детей. Вместо этого я создаю эту кошку. Я перелил свое безумие в стекло. Лучше туда, чем в глаза моих дочерей».
Я думаю, что «Кошка в стекле» стала последней законченной работой Челичева.
Я положила письмо обратно в коробку и запечатала ее. Следующие две ночи я провела в гостинице: вышагивала по комнате и почти не спала. В следующий понедельник Стивен отнес кошку к оценщику. Вернулся он поздно, крайне взволнованный новостями о великом Александре Челичеве.
Налил себе джина с тоником и принялся объяснять:
— Эта стеклянная кошка — бесценное сокровище. Ты знала, Эми? Если бы твой отец продал ее, одно это сделало бы его богачом. Но он никогда тебе не признавался.
Я накрывала на стол. Выходные были для меня ужасно напряженными. И сегодня немногим легче: весь день шел снег, и дети в школе с ума посходили, не зная, куда девать энергию. С нашими собственными детьми — семилетней Элеанор и четырехлетней Роуз — происходило то же самое. Я и сейчас слышала, как они ругались в детской, дальше по коридору.