Зазывала перечислил весь обычный список, но она вежливо отклоняла его предложения. В конце концов он сменил тактику и предложил угостить ее напитком. Крейг услышал, как она согласилась выпить пива. Юноша встретился взглядом с официантом и что-то быстро сказал ему на суахили. Когда официант в следующий раз проходил мимо, на подносе у него была банка «Стеллы» для девушки и кока-кола для зазывалы. Крейг наблюдал за тем, как девушка открыла банку и едва заметно сдвинулась на сиденье так, что оказалась немного меньше развернута в сторону от юноши и немного больше — в сторону океана. Может, ей не следовало соглашаться на пиво, подумал Крейг. Или он был слишком уж старомоден. Может, в эти дни девушка имела право принять от незнакомца напиток и отвернуться от него. Он просто не был уверен, что африканский мальчик воспримет все именно так. Был ли он правоверным мусульманином — а отказ от алкоголя намекал именно на это — или нет.
Тонкое жужжание раздалось у Крейга над ухом. Предплечье словно иголкой укололи. Он сильно шлепнул себя по руке и поднял ладонь, чтобы увидеть, что было под ней.
Крейг вздрогнул: никогда не выносил вида крови, не важно, своей или чужой. Однажды днем он выбежал из кинотеатра, когда там показывали «Сияние». Он упал в обморок, увидев аварию на дороге. Точнее, увидев ногу пострадавшего пешехода: чулок девушки вымок в ее же крови. Она отделалась легкими повреждениями, а у Крейга на виске остался шрам от падения на асфальт.
Москит уже изрядно напился крови, и Крейг не был его единственной жертвой. Его едва не стошнило, пока он быстро осмотрел завтрак насекомого, запачкавший ему руку. Красное пятно в форме Мадагаскара длиной в добрых три сантиметра. Крейг задумался о том, чья же была эта кровь, ведь у комара едва хватило времени погрузить хоботок под кожу. Это кто-то из тех, кто пьет сейчас на веранде? Крейг оглянулся. Только не этот итальянец в тесных шортах. И желательно не вот эти двое южноафриканских регбистов, которые сидят, растопырив ноги, у самой ограды.
Он плюнул на бумажную салфетку и, не глядя, принялся энергично тереть руку, пока не решил, что следа уже не осталось. От силы удара пузырь с кровью лопнул: пустое тельце насекомого, разорванное, но формы не потерявшее, прилипло к руке Крейга, точно обертка от леденца.
Это беспокоило его меньше, чем крохотная капелька крови, застрявшая в прозрачной коже насекомого.
Когда он поднял глаза, то увидел, что блондинка присоединилась к группе европейцев — на вид скандинавов или немцев — и изо всех сил старалась вставить пару слов в их рассказы о путешествиях. Юный зазывала кидал злобные взгляды на гряду облаков, что заслоняли солнце. Левая нога у него дрожала, как провод под напряжением. Крейг надеялся, что он недостаточно сердит, чтобы сделать какую-нибудь гадость. Но это было маловероятно; в конце концов, здесь такое наверняка случается сплошь и рядом. Вряд ли парнишка ожидал, что ему всегда будет сопутствовать удача.
Крейг подождал минут пять, а потом подошел к юноше и сел рядом. Тот повернулся, и Крейг заговорил.
Через десять минут они вместе покинули веранду, но дальше их пути разошлись. Крейг направлялся в отель «Мейзсон» (и в кровать), а паренек, определившись с планами на завтра после разговора с Крейгом, тоже пошел домой. Домом ему служила полуразрушенная квартира в Каменном Городе, в которой, среди крыс, мусора и вод протекающей канализации, жила вся его семья. Ради справедливости стоит сказать, что власти уже занялись канализационной системой, но до квартала, где жил парнишка, еще не добрались.
К компании, к которой присоединилась Элисон (та блондинка), подошел еще один зазывала, постарше и повыше. В нем было больше уверенности, и он меньше поддавался не относящимся к делу порывам, меньше отвлекался от своего главного дела. Обзаведясь спутниками, Элисон уже не так боялась отправляться на экскурсию. Она хотела поехать на Тюремный остров — да что там, все этого хотели; все посмотрели на нее, пока зазывала дожидался ответа. И она кивнула с облегченной улыбкой. Оказалось, что среди них были две немки, но, естественно, они превосходно говорили по-английски; третья девушка и молодой человек (они были парой) приехали из Дании, хотя по ним этого не скажешь: оба отменно говорили по-английски, с легким американским акцентом.
— Мы только что с Гоа, — сказала Кристин, одна из немок. — Отличное место. Ты бывала там?
— Нет. — Элисон покачала головой. — Но мне бы хотелось. Я слышала про Гоа.
Ну естественно, она слышала. О тусовках и пляжных вечеринках, о наркотиках и мальчиках из Австралии, Америки, Европы. Сложно было уговорить родителей отпустить ее на Занзибар, особенно в одиночестве, но они уважали ее право на независимость.
— Оу! — воскликнула Анна, вторая немецкая девочка, безуспешно размахивая голыми руками в попытке схватить москита. — Шайзе!
— Элисон, а где ты остановилась? — спросил датчанин Лиф, приобнимая за плечо свою девушку.
Элисон назвала дешевый отель на краю Каменного города.
— Тебе надо переехать в Дом Эмерсона, — посоветовала Карин, подружка Лифа. — Мы все там остановились. Очень клевое место. Прекрасные шоколадные пирожные… — Она взглянула на Лифа, и они почему-то захихикали. Кристин и Анна присоединились, и вскоре смеялась вся компания, включая Элис, и хохотали они так громко, что больше ничего не смогли бы расслышать.
На них начали оборачиваться, но они слышали только собственный смех.
Попо — тот паренек — на следующее утро подъехал к «Мейзсон» на помятом, но исправном джипе марки «судзуки».
— Джамбо, — сказал он, пока Крейг забирался на соседнее сиденье. — Лес Джозани.
— Джамбо. Лес Джозани, — подтвердил Крейг пункт назначения.
Они прогромыхали из города (чем дальше они отъезжали от центра, тем запущенней дома им попадались). Попо каждые несколько секунд жал на клаксон, разгоняя велосипедистов: их тут были целые сотни. Крейг заметил, что тут, в отличие от его родины, никто не возмущался из-за того, что им приказывали расступиться. Попо ловко объезжал ямы, а те, которые объехать было невозможно, преодолевал осторожно и медленно. Почти все мужчины, что встречались им по пути, были одеты в легкие белые наряды и тюбетейки, но, чем дальше отъезжали они от города, тем слабее становилось арабское влияние. На женщинах были ярко окрашенные кикои, и на головах они носили непомерно огромные тюки и сумки. Школьницы в белых головных уборах и темно-синих туниках организованными толпами устремлялись в школы (последние скорее походили на скопление каких-то хозяйственных построек).
Между поселками до самой дороги простирались банановые плантации. Огромные связки зеленых фруктов нацеливались в небо, а под колесами джипа потрескивали коричневые листья, похожие на волокно рафии.
— Вы ищете обезьянку красный колобус? — спросил Попо, не отрывая взгляда от дороги.
— Я сказал тебе вчера вечером, — напомнил Крейг. — Занзибарский леопард. Я ищу леопарда.
— Нет леопарда тут. — Попо потряс головой.
— Я слышал, что их приручили знахари.
— Нет леопарда.
— А знахари, значит, есть?
Попо ничего не ответил. Они проезжали мимо очередной крошечной деревушки, и толпы детишек, слишком маленьких, чтобы ходить в школу, подбегали к джипу и махали Крейгу. Старики сидели под навесом, сделанным из высушенных пальмовых листьев. Дети кричали им вслед: «Джамбо, джамбо!» Крейг махал в ответ.
— В лесу Джозани… — медленно проговорил Попо, — обезьяна красный колобус. Только тут, на Занзибаре.
— Я знаю, — сказал Крейг, вытирая рукой потный лоб. — А леопарды? А знахари? Мне надо их найти.
— Нет леопардов тут.
Из Попо много не вытянешь, это было ясно. Когда он свернул с дороги, Крейг быстро схватил его за руку, но они всего лишь направлялись на парковку у леса. Он отпустил руку парня.
— Прости. Это я от неожиданности.
Попо медленно моргнул.
— Нет леопардов тут, — повторил он.
Гул двигателя лодки перекрывал любые звуки голосов. Вести беседу не стоило и пытаться, но шум не мешал Лифу время от времени жестами передавать короткие фразы о том, как сегодня жарко или как колышется вода за бортом.
Прочие — Карин, Анна, Кристин и Элисон — широко улыбались и кивали, хотя у последней улыбка получалась немного вымученной. Поездка на Тюремный остров уже превратилась для нее в пытку, а ведь плыть-то надо было всего каких-то полчаса. Элисон и по луже не могла пройти, чтобы у нее не началась морская болезнь. Когда деревянное судно в семь с половиной метров длиной подпрыгнуло на очередной волне и устремилось вниз, девушка резко наклонилась вперед и почувствовала, что содержимое ее желудка сделало то же самое, с той только разницей, что останавливаться на этом оно не собиралось. Ее вырвало, и она упала, ожидая, что сейчас ее накроет волной. Но этого не случилось: лодка с трудом взобралась на следующую волну и, недолго продержавшись на гребне, резко пошла вниз. Элисон застонала.
Датчанки оживленно щебетали на своем языке; судя по всему, им было очень весело. Подняв взгляд, Элисон увидела, как они улыбаются ей сверху.
— Все в порядке? — спросила одна из них, и Элисон едва сумела покачать головой.
— До острова уже недалеко, — сказала Анна, вглядываясь вперед, но лодка закачалась, поворачивая налево, и ее сбило с ног. Она приземлилась на колени к Элисон, которую снова стала одолевать тошнота.
— О Боже, — промычала она. — Я больше не могу.
— Теперь недалеко, — попытался успокоить ее Лиф, хотя его самого удивляло, почему они крутятся на месте; теперь нос лодки указывал в открытое море.
— Куда мы плывем? — спросила Анна, поднимаясь на ноги и не обращаясь ни к кому конкретно.
Теперь и Кристин спросила, что происходит, так как нос повернулся еще на несколько градусов левее. Теперь даже с большой натяжкой нельзя было сказать, что они направлялись к Тюремному острову.
— Куда вы везете нас? — прокричала она шкиперу — пареньку не старше восемнадцати, что стоял у руля, положив руку на регулятор двигателя.