«Ну, живем! — воскликнул про себя Ромолетто и с облегчением вздохнул. — Все равно пиво еще не согрелось, а чай так совсем ледяной».
Но оказалось, что радоваться было еще рано, потому что лифт опустился в самом центре непроходимого тропического леса.
Ромолетто взглянул в стеклянные дверцы кабины и увидел, что его со всех сторон окружают странные бородатые обезьяны. Они возбужденно показывали на него пальцами и быстро-быстро что-то лопотали на непонятном языке.
«Уж не свалился ли я в Африку?» — подумал Ромолетто.
Но в этот момент толпа обезьян расступилась, и в проходе появился нежданный гость — преогромная обезьяна в синей полицейской форме на громадном трехколесном велосипеде.
«Полиция! Ну, держись, Ромолетто!»
Не теряя ни секунды, юный ученик гарсона из бара «Италия» что было силы нажал первую попавшуюся под палец кнопку. Лифт взвился ввысь и помчался со сверхзвуковой скоростью. Когда он поднялся достаточно высоко, Ромолетто посмотрел вниз и только тут понял, что планета, с которой он только что удрал, вовсе не Земля. Ее континенты и моря имели совсем другие очертания, и дымка, которая ее окружала, была не голубая, как вокруг Земли, а зеленоватая с фиолетовым отливом.
— Наверно, это была Венера, — решил Ромолетто. — Венера-то Венера, а что я скажу маркизу Венанцио?
Он потрогал кружки, стоявшие на подносе, — они были такими же холодными, как и в ту минуту, когда он выходил с ними из бара. Должно быть, все приключение заняло всего несколько минут.
Пролетев с невероятной скоростью огромное пустынное пространство, лифт снова стал снижаться. Но на этот раз у Ромолетто не было никаких сомнений.
— Ох ты! — воскликнул он. — Да ведь это Луна! На Луну садимся! Вот это да! Постой, а что я там забыл?
Между тем знаменитые лунные кратеры приближались с устрашающей быстротой. Ромолетто уже потянулся свободной рукой к панельке с кнопками, как вдруг у него мелькнула новая мысль.
«Стой! — сказал он сам тебе. — Давай немножко пораскинем мозгами».
Он поднял над головой поднос и внимательно присмотрелся к кнопкам. Рядом с каждой из них стояла какая-нибудь цифра, только около самой нижней кнопки было написано какое-то слово, которое совсем стерлось, так что Ромолетто не мог его разобрать. Отчетливо видна была только первая буква, которую кто-то обвел красным карандашом, — буква З. Что она могла значить? Ну, конечно, «Земля».
— Ну что ж, попытаемся, — вздохнул Ромолетто.
Он нажал нижнюю кнопку, и в тот же миг лифт помчался по новой орбите. Прошла минута, другая, и вот он уже врезался в римское небо. Еще мгновение, и, проскочив крышу, лифт провалился в свою шахту в доме сто три, как раз напротив знаменитой привратницкой, где бдительный лифтер продолжал безмятежно клевать носом, даже не подозревая, в какую межпланетную переделку попал его лифт.
Ромолетто выскочил из кабины и, не оглядываясь, бросился вверх по лестнице, даже не захлопнув дверь лифта. Единым духом взбежав на пятый этаж, он постучал в четырнадцатую квартиру и, опустив голову, стал выслушивать нотацию маркиза Венанцио.
— Ага! Появился наконец! — проскрипел тот. — Где же ты до сих пор скитался, хотел бы я знать? Да знаешь ли ты, что с тех пор, как я заказал это проклятое пиво и трижды проклятый чай со льдом, прошло целых четырнадцать минут! Гагарин на твоем месте успел бы за это время слетать на Луну.
«Может, даже дальше», — подумал про себя Ромолетто, но промолчал. К счастью, пиво и чай были еще совершенно ледяными.
Солдатское одеяло
Когда кончились все войны, солдат Винченцо Да Джакомо вернулся домой. Вернулся он в драной армейской форме, с сильным кашлем и с солдатским одеялом. Кашель и прожженное одеяло — вот и все, что он заработал за долгие годы войны.
— Теперь-то уж я отдохну, — сказал он своим домашним.
Но кашель не давал ему ни минуты передышки и меньше чем в три месяца свел его в могилу. Жене и детям осталось от солдата только старое одеяло. Ребят у вдовы было трое, а самому младшему, тому, что родился между двумя войнами, только-только исполнилось пять лет. Солдатское одеяло досталось ему.
Каждый день, ложась спать, мальчик укрывался отцовским одеялом, а мама принималась рассказывать ему одну и ту же бесконечную сказку. В сказке была фея, которая ткала большое одеяло, такое большое, что им могли укрыться все дети, что дрожат от холода на нашей земле. Но всегда получалось так, что его не хватало какому-нибудь мальчику, и он плакал и тщетно просил хоть самый краешек одеяла, чтобы согреться.
И фее приходилось распускать старое одеяло и ткать новое, побольше, потому что ему обязательно полагалось быть целым и ни в коем случае не надставленным. Добрая фея работала день и ночь, она ткала и ткала, не зная усталости, и малыш засыпал всегда прежде, чем кончалась сказка. Он так ни разу и не узнал, удалось ли фее соткать такое одеяло, чтобы его хватило на всех.
Малыша звали Дженнаро, и жил он вместе с семьей неподалеку от Кассино. Зимы там холодные, а эта выдалась особенно жестокая, в доме хоть шаром покати, а тут еще слегла мать маленького Дженнаро. Ну, просто хоть плачь! Думали, думали и порешили поручить мальчика заботам добрых людей. В свое время они были соседями отца Дженнаро, а теперь стали просто бродягами. У этих людей был старый, видавший виды фургон, и они разъезжали в нем по всей округе: где милостыню попросят, где поиграют на шарманке, а где сбудут ивовые корзинки, что сообща плели во время долгого пути по тряским дорогам.
Дженнаро дали клетку с попугаем, который вытаскивал клювом билетики с предсказаниями. Эти билетики все называли «счастьем». Когда мальчик выходил с клеткой на площадь, вокруг него всегда собирались люди. Кто-нибудь совал ему несколько медяков, и тогда Дженнаро заставлял попугая вытаскивать билетик с предсказанием.
Дни проходили уныло и однообразно. Случалось, они забредали в такую деревню, где люди были беднее их самих и не могли подать никакой милостыни. В такие дни на долю Дженнаро доставались самый тоненький ломтик хлеба и самая маленькая тарелка пустого супа. Зато когда ночью он укладывался спать и завертывался в старое отцовское одеяло, когда вдыхал его терпкий, никогда не выветривавшийся запах и, согревшись, засыпал, то во сне ему являлся попугай и рассказывал удивительные сказки.
Глава семьи, что бродяжничала по бесконечным дорогам провинции, так же как и отец Дженнаро, был когда-то солдатом и даже служил с ним в одном полку. Он привязался к мальчику, как к родному сыну, рассказывал ему случаи из своей жизни, а однажды забавы ради научил его читать придорожные щиты с названиями деревень и городков, которые попадались им на пути.
— Видишь? Вот это «А», — говорил он. — А это тощая-тощая, как тросточка без ручки, — это «И». А вон та палка с горбом — буква «П»[4].
Дженнаро все схватывал на лету. Бродяга купил ему тетрадку и карандаш и научил списывать дорожные надписи. Целые страницы исписывал Дженнаро, стараясь без ошибки написать название какого-нибудь города или местечка. И вот настал такой день, когда он сам, без всякой помощи, написал свое имя. Сам, и без единой ошибки! Это был самый счастливый день в его жизни. И какие чудесные сны приснились ему, когда, устроившись на своем жестком ложе, он заснул, завернувшись в старое солдатское одеяло своего отца.
Дедушка-путаник
— Жила-была одна девочка, и звали ее Желтая Шапочка.
— Нет, Красная!
— Ах, да, Красная Шапочка. Однажды мама позвала ее и говорит: «Зеленая Шапочка…»
— Да нет же! Красная!
— Ах, да, Красная. «Сходи, пожалуйста, к тете и отнеси ей эту картофельную шелуху…»
— Нет! «Пойди к бабушке и отнеси ей пирожок».
— Ну ладно. Вошла девочка в лес, а навстречу ей жирафа.
— Ой, ты все перепутал! А навстречу ей волк, а никакая не жирафа.
— Да. Так вот, волк и говорит: «Сколько будет шестью восемь?»
— Нет, нет! Он спросил у Красной Шапочки: «Куда ты идешь, Красная Шапочка?»
— Твоя правда. А Черная Шапочка отвечает…
— Она Красная Шапочка. Красная, Красная!
— Да. А она отвечает: «Я иду на рынок за томатным соусом».
— Нет, совсем не так! «Я иду навестить больную бабушку, только вот заблудилась и не найду дороги».
— Правильно. А лошадь и говорит…
— Какая лошадь? Там ведь был волк!
— Конечно, волк. Так вот, волк и говорит: «Сядь на семьдесят пятый трамвай и поезжай до площади Дуомо. Когда выйдешь на площади, поверни направо и попадешь прямехонько к лестнице в три ступеньки. Возле лестницы на земле лежит сольдо. Лестницу ты не трогай, а сольдо подними и купи жевательную резинку».
— Дедушка, ты совсем не умеешь рассказывать сказки, все перепутал. Ты настоящий путаник. А жевательную резинку ты мне все-таки купи.
— Согласен. Вот тебе сольдо.
Мальчик убежал, а дедушка снова взялся за газету.
Человечек из ничего
Жил-был на свете человечек из ничего. И нос у него был из ничего, и рот — из ничего, и костюм — тоже из ничего, и даже ботинки у него на ногах были, из ничего. Однажды отправился он прогуляться по дороге из ничего, которая ровнешенько никуда не вела. Шел, шел и повстречал мышь из ничего.
— А ты кошек не боишься? — спросил у нее человечек из ничего.
— Ни капельки не боюсь, — ответила мышь из ничего. — Ведь в нашей стране из ничего водятся только кошки из ничего. А у них и усы из ничего, и когти из ничего, и зубы, конечно, тоже из ничего. Так что кошек я ни полстолечко не боюсь, а зато очень люблю сыр. И знаешь, что я в нем ем? Только дырочки. У них, правда, совсем нет вкуса, но все равно они вкусные.
— А у меня что-то голова кружится, — сказал человечек из ничего.
— Ну, это пустяки, — ответила мышь из ничего. — Что у тебя за голова? Она ведь из ничего. Если ты даже треснешься ею об стену, то все равно ничего не случится.