Поклонился ей Мартино и ждет, что дальше будет.
— Так что же, — весело сказала синьора, — выходит, ты все-таки не поверил?
— Чему?
— Как чему? Тому, будто дорога никуда не ведет.
— Глупость это, потому и не поверил. Я так рассуждаю: разных мест на свете — тьма, а дорог раз-два — и обчелся.
— Верно. Всегда можно увидеть что-то новое, было бы желание. Главное — не сидеть на месте. Ну, а теперь пойдем, я тебе покажу дворец.
Ой-ой-ой, сколько же там было комнат, и залов, и роскошных покоев! Наверно, целая сотня, если не больше. И каждая комната была битком набита сокровищами. Ну, прямо как в сказочном замке Спящей царевны или Кащея Бессмертного, который всю жизнь свою чах над бесполезными богатствами.
Чего только тут не было! И бесценные алмазы и всякие камни самоцветные, а о золоте да серебре и говорить нечего.
Идут они с веселой синьорой по залам, а она все повторяет:
— Бери, бери, что хочешь. Тяжело будет, я тебе свою карету дам.
Само собой, Мартино много просить не пришлось. Когда он уезжал, карета была полным-полна золотом и драгоценными камнями. На козлах сидел пес, не простой, а ученый. Он умел ловко править лошадьми и громко лаял, если те замедляли шаг или сворачивали с дороги.
А в родной деревне никто уже не чаял увидеть его живым. Можете себе представить, как все удивились, когда Мартин Упрямая Голова появился у околицы, да не как-нибудь, а в карете? Пес-кучер выгрузил на площади все его богатства, вильнул два раза хвостом в знак почтения, взобрался на козлы и в мгновение ока скрылся из виду, только пыль заклубилась.
Мартино щедро одарил и друзей и недругов и должен был раз сто, не меньше, рассказывать о своем приключении. И каждый раз в конце его рассказа то тот, то другой опрометью бежал домой, запрягал лошадь и мчался по дороге, которая никуда не вела.
Однако тем же вечером они не солоно хлебавши притаскивались обратно, злые и усталые, как собаки. Одни говорили, что среди леса дорога пропадает между стволами деревьев, другие — что она упирается в непроходимую чащу колючего кустарника. И никому не удалось увидеть ни железных ворот, ни дворца, ни прекрасной и веселой синьоры. Потому что есть сокровища, которые открываются только тем, кто первым прокладывает к ним трудную дорогу. Вот таким, как Мартин Упрямая Голова.
Трость
Однажды маленький Клаудио играл в подворотне, а мимо по улице шел почтенный старик в золотом пенсне. Он шел, ссутулившись, и на каждом шагу тяжело опирался на толстую трость. Когда он поравнялся с подворотней, трость выскользнула у него из руки и упала на землю. Клаудио скоренько подбежал, поднял трость и подал ее старику. Но тот улыбнулся и сказал:
— Спасибо, но она мне не нужна. Я еще прекрасно могу ходить и без трости. Если она тебе нравится, возьми ее себе.
Сказал так и, не дожидаясь ответа, пошел дальше. И странно, теперь он как будто даже меньше сутулился. А Клаудио остался в подворотне с тростью в руках и не знал, что с ней делать. Это была обыкновенная деревянная трость с загнутой ручкой и железным наконечником. Трость как трость, ничего особенного.
Он ударил ею о землю, посмотрел, как втыкается а песок железный наконечник, ударил еще раз, потом не для чего-нибудь, а просто так, сел на нее верхом — и вдруг… трости не стало, а Клаудио оказался на великолепном скакуне, черном, как смоль, с белой звездочкой во лбу. Скакун гордо изогнул шею и помчался галопом вокруг двора. Из-под копыт у него летели снопы искр, и он громко ржал на бегу.
Вот чудеса, так чудеса! Клаудио даже немного испугался и, как только скакун замедлил бег, скорее соскочил на землю. И только он соскочил, как трость опять стала тростью. У нее не было больше звонких копыт, от них остался только тронутый ржавчиной наконечник, а вместо густой гривы загибалась обыкновенная ручка.
— А ну-ка еще попробую, — сказал Клаудио, когда пришел в себя и опять набрался храбрости.
Сказано — сделано. Сел на трость, и та… Нет, на этот раз она превратилась не в коня, на этот раз она стала величественным верблюдом с двумя горбами, а двор раскинулся беспредельной пустыней. Клаудио обязательно надо было пройти ее всю из конца в конец, но он нисколько не боялся и с надеждой всматривался в даль, не появится ли оазис.
«Конечно, эта трость волшебная», — решил Клаудио, когда сел на нее в третий раз. Теперь она стала гоночным автомобилем, красным, как огонь, и с большим белым номером на капоте, двор превратился в огромный трек, а сам Клаудио — в гонщика, и не в какого-нибудь новичка, а в настоящего гонщика, который приходит первым.
Потом трость стала скутером и понеслась по спокойной зеленой воде большого озера, которое разлилось на том месте, где только что был двор. А потом она превратилась в сверкающую ракету, летящую в беспредельных просторах космоса среди ослепительных звезд.
За этими играми незаметно пролетело время. К вечеру Клаудио случайно выглянул на улицу и вдруг увидел синьора в золотых очках. Клаудио с любопытством уставился на него, но ничего особенного не увидел. Навстречу ему шел самый обыкновенный синьор, может быть, немного усталый после прогулки.
— Ну, нравится тебе трость? — с улыбкой спросил старик.
Клаудио сразу подумал, что он хочет взять трость обратно, покраснел до корней волос и протянул ее синьору. Но тот отрицательно покачал головой.
— Нет, нет, оставь ее себе, — сказал он. — К чему мне теперь эта палка? Ты можешь на ней ездить, летать, а я? В крайнем случае я только обопрусь на нее, и все. Но я могу опереться о стену, это одно и то же. — И, сказав так, он пошел дальше и был очень доволен, потому что нет на свете счастливее старика, который может хоть что-нибудь подарить ребенку.
Старые пословицы
— Ночью, — поучала Старая Пословица, — все кошки серы.
— А я черная, — сказала черная кошка, которая как раз в этот момент перебегала через дорогу.
— Не может этого быть. Старая Пословица всегда права.
— А я все-таки черная, — повторила кошка.
От удивления и обиды Старая Пословица свалилась с крыши и сломала себе ногу.
Другая Старая Пословица отправилась как-то на футбол. Выбрала она одного игрока, отозвала его в сторону и шепнула:
— Своя работа — верный выигрыш.
Футболист поверил ей и стал гонять мяч в одиночку. Но из этого ничего не вышло, кроме смертельной скуки, и, уж конечно, он не мог выиграть — ведь он был один. Волей-неволей пришлось футболисту вернуться в команду. А Старая Пословица с досады заболела, и ей пришлось удалять гланды.
А однажды повстречались три Старые Пословицы. Остановились они поболтать, но, как только открыли рот, сразу же начали ссориться.
— Доброе начало полдела откачало, — сказала одна.
— Нет дороже золотой середины, — ехидно возразила другая.
— Конец — всему делу венец! — крикнула третья.
Вцепились они друг другу в волосы — и пошла потеха! До сих пор дерутся.
А вот что случилось со Старой Пословицей, которой захотелось яблока. Села она под яблоню и бормочет про себя:
— Не тряси яблоко, покуда зелено: созреет — само упадет.
И что вы думаете, действительно упало. Только когда? Когда насквозь прогнило.
Расстроилась Пословица и с горя подала в отставку.
Мастерица варить варенье
В Сант-Антонио, что стоит на большом озере Лагомаджоре, жила одна женщина, великая мастерица варить варенье, такая мастерица, что без нее нигде не могли обойтись. Сегодня зовут в Валькувию, прозванную всеми Великие Грязи, завтра — в Репейку, потом приходит из Суходолья, а тут, глядишь, зазывают в Побирушкин яр.
Едва начинается сезон, к ней уже отовсюду спешат люди. Рассядутся у изгороди, полюбуются на озеро, оборвут с малиновых кустов по ягодке, по две и начинают звать:
— Искусница!
— Что там?
— Не сварите ли мне черничного варенья?
— Пожалуйста.
— Не поможете ли сварить вкусное вишневое варенье?
— Отчего же не помочь?
У Искусницы, как звали эту женщину, были просто золотые руки, и можно смело сказать, что во всей округе, от Варезотто и до самого Кантона Тичино, что по ту сторону Альп, в Швейцарии, никто не умел сварить такого вкусного и ароматного варенья, как она.
Однажды забрела к ней одна женщина из Криворохлино, такая-то бедная, такая-то нищая, что ей не под силу было наскрести на варенье даже кулечка персиковых косточек. А вареньица ей страх как хотелось. И вот, недолго думая, набрала она по дороге полный передник каштановых колючек и стучится к Искуснице.
— Искусница, не сварите ли мне вареньица?
— Из чего, из этих колючек?
— Что делать, ничего больше не нашла.
— Ладно, попробую.
Взяла Искусница каштановые колючки и умудрилась изготовить из них такое варенье, что… ну, словом, всем вареньям варенье.
В другой раз эта нищенка из Криворохлино не смогла собрать даже каштановых колючек, потому что их уже засыпали опавшие листья. И что же? Недолго думая, нарвала она полный передник крапивы и стучится к Искуснице.
— Искусница, не сварите ли мне вареньица?
— Из чего, из этой крапивы?
— Что делать, ничего больше не нашла.
— Ладно, посмотрим.
Взяла Искусница крапиву, посахарила ее, поварила по своему способу, и такое у нее удалось варенье — пальчики оближешь.
А все потому, что у нее были золотые руки. Наверно, принеси ей придорожных камней, она и из них сумела бы приготовить отменное варенье.
Однажды проезжал по тем краям император. Прослышал он об Искуснице и пожелал отведать ее варенья. Принесли ему на блюдечке. Съел он ложку и даже скривился весь. Но не потому, что не по душе ему пришлось варенье, а потому, что не успел он съесть первой ложки, как в блюдце угодила муха.
— Тьфу, гадость какая! — воскликнул император.
— Коли б не доброе было варенье, муха бы не полезла, — сказала Искусница.
Услышал император, что ему возражают, и взъярился, что дикий вепрь. Взъярился и приказывает своим солдатам: