— Никакие это не Дальние Края, — буркнул запыхавшийся Тоуд. — Теперь это Латберийский Лес, который принадлежит нам и станет нашим новым домом, если только нам удастся получить право доступа к нему.
— Но ведь…
— Никаких «но», Крот. Противник ждет нас!
В этот момент ближайший к ним егерь замахнулся палкой, чтобы сбить Toyда с ног. Тот успел обернуться и крикнуть идущим следом, указывая лапой на вершину холма:
— Возьмите эту высоту — во имя дела свободы!
С этими словами он рухнул как подкошенный: от удара ли, от неимоверной ли усталости — этого никто не смог бы сказать наверняка. Возвращая другу оружие, Тоуд, хватаясь за сердце, прохрипел:
— Вперед, Крот! Вперед, друг мой! Отомсти им за все и за всех! Отомсти за Реку, за Ивовые Рощи, наконец, за Toyда, жившего когда-то в Тоуд-Холле!
Ни на миг не усомнившись в правоте своего дела, Крот схватил свою верную дубинку и, размахивая ею, повел за собой восставший народ. Вскоре люди судьи были сметены, оборона угодий смята и сражение можно было считать выигранным.
Чуть позднее, когда зазвучали первые победные песни, когда граждане Латбери, взявшись за руки, смотрели с Латберийского холма на панораму угодий, так долго бывших недоступными, Мастер Тоуд вдруг огорошил всех вопросом:
— А где же мой дядюшка? Где Тоуд? Тоуд так и остался лежать там, где упал.
Увидев его, к нему подбежали Мастер Тоуд с племянником Крота и внуком Барсука, а вслед за ними, освободившись от ликующей, качавшей его толпы, и Крот. К ним присоединился и Барсук.
Закатное солнце отбрасывало красноватые тени на физиономию Тоуда, который, лежа с открытыми глазами, словно не видел царившей вокруг радости победы. Взгляд его был устремлен не на то, что происходило на холме, а дальше, туда, где раскинулся бескрайний Латберийский Лес.
Заметив рядом с собой друзей, он моргнул и спросил:
— Мы победили?
— Да, да, Тоуд! — закричал Крот. — И все благодаря тебе!
— Увы, мне, видимо, не суждено пожать плоды этой победы, — вздохнул Тоуд, морщась от боли в многочисленных боевых ранах.
— Что? Что с тобой? — запричитал Мастер Тоуд.
— Я умираю, — просто и даже как-то буднично сообщил Тоуд. — Но по крайней мере я останусь в памяти тех, кто…
— Только не это! — Мастер Тоуд, не стесняясь, разрыдался. — Нет, пожалуйста, не умирай!
— Нет, действительно, Тоуд, я не думаю, что…
Эти слова Крота были прерваны повелительным жестом Барсука, который, помолчав, шепотом сказал:
— Пусть Мастер Тоуд сам с этим разберется. Сдается мне, он лучше чувствует своего дядюшку и точнее понимает, что именно ему сейчас нужно. Его слезы кажутся мне не более убедительными, чем стоны и вздохи Тоуда.
— Не хнычь, Мастер Тоуд, но оплачь меня как подобает мужчине, — поправил Тоуд своего подопечного. — Я исполнил свое предназначение в этой жизни, и в сегодняшнем бою я… я…
Похрипев еще немного, Тоуд вздрогнул, закрыл глаза и затих, откинувшись на заботливо подставленные лапы Мастера Тоуда. Судя по выражению его лица, он собирал остаток сил, чтобы в последний раз в жизни обратиться с пламенной речью к верным друзьям. При этом стоило ему закрыть глаза, как на физиономии Мастера Тоуда отобразились уже не скорбь и сострадание, а обычная жалость с изрядной долей любопытства.
— Мистер Крот, — негромко, но так, чтобы Тоуд все же расслышал его слова, произнес Мастер Тоуд, — а где ваша знаменитая корзина, которую вы так тщательно упаковали утром?
— Осталась в каюте катера, — ответил Крот. — Но стоит ли извлекать ее оттуда, учитывая, насколько слаб наш друг?
— Племянник, сбегай-ка за корзиной, да поскорее, — скомандовал Барсук, начиная понимать, к чему клонит Мастер Тоуд.
Тем временем среди победителей разнесся слух, что Тоуд смертельно ранен. Вокруг него тотчас же сомкнулось кольцо сочувствующих, настолько плотное, что внуку Барсука пришлось немного оттеснить собравшихся.
— О нет, не отгоняйте их, прошу вас. Не изгоняйте тех, кто пришел проститься со мной в мой последний час! — взмолился Тоуд и приподнялся на локте, чтобы лучше слышать сочувственные слова и причитания, адресованные ему.
Вернулся Племянник с корзиной, и Барсук поспешил осведомиться у Крота:
— А нет ли среди твоих запасов бутылочки шампанского?
— Вообще-то есть, — все еще недоверчиво сказал Крот.
— А какое?
— То самое, которое Тоуду больше всего нравится… или нравилось? — вздохнул Крот.
— Ну так откройте же его, мистер Крот, и налейте бокал моему дорогому дядюшке! Да и всем нам не помешает глоток-другой, — сказал Мастер Тоуд.
При этих словах Тоуд оперся на подставленную ему Мастером Тоудом лапу и сел поудобнее. В его глазах мелькнул намек на интерес к жизни, а на физиономии предательски расплылась блаженная улыбка.
Бокал шампанского был аккуратно вложен в лапу Тоуда.
— Дядюшка, — обратился к нему его воспитанник, — вы всегда говорили, что в такой час вам бы хотелось держать в одной лапе бокал с шампанским, а в другой…
— …Добрую гаванскую сигару, — задумчиво подтвердил Крот, много раз слышавший это пожелание от Тоуда.
Из корзины была извлечена коробка сигар. Тоуд улыбнулся и, явно чувствуя себя лучше, кивнул и коротко заметил:
— Именно так.
Отпустив лапу Мастера Тоуда, он сел еще поудобнее — без всякой посторонней помощи — и взял протянутую ему Кротом уже заботливо обрезанную сигару.
Крот дал Тоуду прикурить, и тот, затянувшись, блаженно откинулся на вересковый куст: только-только пригубленный бокал шампанского в одной лапе и только-только закуренная гаванская сигара в другой.
— Не оставляйте нас, мистер Тоуд! — послышался из толпы голос Старого Тома. — Не покидайте нас хотя бы до тех пор, пока презренный судья не признает своего поражения!
— Пожалуй, я вас не покину! — заявил Тоуд и, улыбнувшись, поднял свой бокал за здоровье все присутствующих.
В эту минуту над склоном холма раздался голос его чести. Латберийцы не пришли от этого в восторг. Судья, из-за которого все пережили столько неприятностей, человек, слуги которого жестоко избили отважного мистера Тоуда, похоже, намеревался осквернить своим присутствием последние минуты жизни героической Жабы.
Тоуд быстро смекнул, к чему идет дело и к чему оно может прийти, — такая перспектива его никак не радовала. Собрав в кулак весь свой ум, всю волю и интуицию, он решил действовать.
— Налейте ему шампанского, — предложил Тоуд после некоторых колебаний и мучительных размышлений.
Его честь господин судья принял бокал, осушил его за здоровье Тоуда и в краткой речи (краткой по судейским меркам) сообщил, что, во-первых, он не хотел бы беспокоить мистера Тоуда и его друзей дольше, чем это будет необходимо, а во-вторых, ввиду того, что произошло в тот день, в силу событий, которые он видел и премного сожалеет об увиденном, он пришел к выводу, что не имеет смысла чинить дальнейших препятствий народному волеизъявлению, что, как следствие, подразумевает отныне и впредь предоставление абсолютно свободного доступа как на этот холм, так и на все земли, на которые распространяются его права собственника, или пользователя, включая всю территорию Латберийских угодий; исключением будет являться лишь организуемая время от времени на несколько дней большая охота на куропаток.
Более того, судья заявил во всеуслышание, что передаст в безвозмездное пользование Тоуду и его друзьям участок земли, который обеспечит свободный доступ к их владениям в любое время, а именно территорию от шоссе, ведущего в Латбери, до Латберий-ского Леса. В общем, судья выполнил все требования, выдвинутые жителями Латбери и мистером Тоудом с друзьями.
Речь судьи была встречена бурными аплодисментами собравшихся. Его честь подняли на руки, покачали на радостях и взгромоздили на плечи одного из самых крепких латберийцев. Тоуд поднял бокал в ознаменование примирения, и тут судья порекомендовал поднять повыше и самого виновника торжества.
Это предложение вызвало восторг собравшихся. Несколько человек приподняли уже не смертельно раненного, но все еще изрядно измученного Тоуда и посадили его на плечи Старого Тома. С этой трибуны Тоуд протянул бокал судье и все еще героически-слабым голосом объявил, что считает все их разногласия забытыми, а ввиду того, что вечер был не то чтобы уж очень теплый, предложил перенести дальнейшее празднование побед и примирений куда-нибудь в более подходящее для этой цели место.
И тогда мистер Тоуд — в прошлом владелец Тоуд-Холла, а теперь собственник Латберийского Леса (цена которого в тот день неизмеримо возросла в связи с получением свободного доступа к этой территории), — а также его сосед и добрый приятель (ибо таковым он с этого дня несомненно являлся), наиболее влиятельный представитель закона в окрестностях, были на плечах друзей унесены с холма, ставшего полем боя и местом заключения мира, чтобы глотнуть за победу чего-нибудь менее изящного, но более веселого и доступного, чем шампанское, в общедоступной пивной, именуемой «Таверной Шляпы и Башмака».
XII ВОЗВРАЩЕНИЕ В КРОТОВЫЙ ТУПИК
В последующие месяцы Тоуд, Крот и Барсук возглавили тихую колонизацию Латберийского Леса. Для проживания были выбраны лучшие места с видом на речку, очень напоминавшую Реку в давние времена, когда, еще не отравленная стоками Города, она привольно текла по своему руслу и вода в ней была чистой-чистой и совершенно прозрачной.
Нельзя сказать, что Барсук совсем уж оправился и стал таким, каким был в лучшие времена в своем Дремучем Лесу. Тем не менее его разумные и дельные советы были частенько слышны в обсуждении самых разных проблем, если, конечно, удавалось убедить старика выбраться из своих новых, весьма комфортабельных покоев, которые Тоуд выстроил ему в глубине леса, на самом живописном берегу Новой Реки.
Сам Тоуд тоже недолго оставался без просторного жилья. Прослышав о том, что в Городе собрались сносить стоявший на окраине средневековый замок бывшего канцлера казначейства и строить на развалинах обувную фабрику, Тоуд приказал разобрать замок камень за камнем, перенести его в целости и сохранности (попутно произведя кое-какой ремонт и некоторые внутренние переделки) в лес и выстроить заново неподалеку от нового дома Барсука.