— Ты вон как?!- вскочил Суслик. — Давай делить!
Вначале по горошине делили и около себя сыпали.
Надоело. Потом по пригоршне.
— У тебя лапа больше!- спохватился Хома. — Вон какая загребущая! Давай, ты одной лапой, а я двумя?
— Ишь ты!- не согласился Суслик.
Промерили они амбар шагами. И прокопали посредине в горохе границу-канавку, от стены до стены. По ночам теперь Хома и Суслик не спали. Тайком на чужую половину бегали. Горох к себе таскали. Уж и есть-то некогда было. Старались побольше унести. А днём друг на друга смотрели: как бы кто у кого горошинку не взял. Стерегли. Глаза слипаются-слипаются… Ущипнут сами себя за бок, чтобы не заснуть, и снова следят.
А как-то раз ночыо возвращались каждый к себе с добычей — лбами столкнулись. Сцепились. Шерсть клочьями полетела. Треск, звон, грохот!..
Когда они очнулись в сугробе и взглянули высоко вверх, где разбитое оконце виднелось, Хома простонал:
— Я больше в амбар не вернусь.
И я не вернусь, — простонал Суслик.
И они дружно зашагали домой. Ушёл каждый молча в свою нору. Есть захотелось… Пошарил, пошарил Хома на полке. И зёрнышко нашёл. Одно-единственное. Посмотрел на него. В лапе зажал. И к Суслику. Разломил зёрнышко пополам, другу дал.
— Спокойной зимы, Суслик!
Спокойной зимы, Хома!