Но не сложилось. Некрасивые, но богатые почему-то её не замечали, а красивые, но небогатые встречали её по одёжке. И тут же провожали. И у несчастной не было ни любви, ни детей, ни денег... Ничего не было, только тетради, отчёты и коллеги. Что, естественно, не способствует.
Оттого Ангелина Владимировна внутренне мутировала, и изнутри выглядела совсем как рептилоид, жаждущий лишь крови невинных земных младенцев.
Петя инстинктивно чувствовал это глубокое противоречие между внешним и внутренним, а может - чуял запах рептилоида, пробивавшийся сквозь ноты парфюма.
Петя Ангелину боялся и ненавидел. Со страху он начал курить. Табачный дым придавал ему ореол мужественности, взрослости. А взрослых рептилоиды едят не сразу: сначала - младенцы!
К моменту стояния на набережной Петя прочно втянулся в курение дьявольского зелья. Отец, заметивший, что от Пети попахивает, резко ограничил его денежное содержание, сказав: "Хочешь курить? Иди, бычки собирай!"
Курить хотелось. Да так, что уши стали свинцовыми, а горло - пустыней Сахарой. И Петя, хороший мальчик Петя, воспитанный в отвращении к несоблюдению гигиены, протиравший в школьной столовой салфеткой не только вилку, но и котлету, этот рафинированный и требовательный к миру мальчик сломался.
Прикрыв глаза, он нащупал в урне бычок, удивившись краем сознания тому, что один его, бычка, бочок странно липкий; потом не глядя сунул фильтром в рот и прикурил.
Голова сладко закружилась, мир поплыл, вращаясь вокруг небесной оси.
Затушив на будущее окурок, Петя с тайной извращённой радостью спрятал его остаток в тетрадь по английскому. Пора было в школу: скоро должна была начаться любимая математика, которую вёл гениальнейший ровесник Лобачевского Платон Сергеевич.
Петя пробежал несколько сотен метров, успокоил у крыльца школы одышку курильщика и поднялся на второй этаж. Звонок только что попел начало урока, и Петя, скорчив умильную физиономию, бочкам втиснулся в класс. Шок и трепет обрушились на него. Положив одну красивую ногу на другую, за столом сидела рептилоид Ангелина Владимировна.
- А где П-платон С-сергич? - неуместно спросил Петя.
- Заболел, - отвратительно ухмыльнулась Ангелина. - Сдай тетрадь и садись. Тебя сегодня ожидают необычные удовольствия!
Тетрадь, естественно, раскрылась на закладке. Отвращение, страх, любопытство пробежали волнами по красивому лицу Ангелины. Она вытянула вперёд длинный тонкий палец и коснулась окурка.
Той его стороны, на котором скопилась смола. И прилипла.
Пятиклассники любили цирк. И цирк приехал. Зашипев, как кошка, Ангелина затрясла рукой, покраснела, побурела, позеленела, потом разноцветные пятна стали пробегать по её лицу, шее и видимой части груди как лазерные зайчики по стене на школьной дискотеке.
Вскочив с места на полметра, он в воздухе повернулась в направлении двери и унеслась в неё с гулом взлетающего истребителя.
Петя лежал лицом на парте, накрыв голову ладонями и слушая отдалённые раскаты хохота одноклассников. Петя не плакал: плакать не имело смысла. Жизнь, такая короткая и гнусная, кончилась.
Дальше мир менялся дискретно. Петя на миг вырывался из багрового тумана, снова видел перед собой искаженное ужасом и отвращением лицо Ангелины Владимировны, снова слышал её меняющиеся вопросы, снова мотал отрицательно головой и снова погружался в туман.
Вопросы звучали в такой последовательности:
- Ты зачем это сделал?!
- За что ты меня ненавидишь?!
- Немедленно убери это от меня, маленький мерзавец!
- Петенька, ну пожалуйста, отлепи меня от ЭТОГО!
- Петюнечка, ну что мне сделать, чтобы ЭТО от меня отцепилось?
Влекомый жаждой мести всему миру, Ангелине-рептилоиду, отцу, толкнувшему его на отвратительный поступок, Петя пробормотал: "Выходите замуж за моего папу, тогда отлепится!"
И стал свет. И посредине комнаты стоял его отец, затуманенным взглядом глядящий в васильковые глаза Ангелины. И Ангелина стояла на подкашивающихся длинных красивых ногах, держа его отца за обе руки.
И петин отец, красивый, богатый и успешный, громко и чётко, как на плацу, скомандовал: "Геля! Выходи за меня!"
А бычок-смоляной бочок, лежавший на столе, ухмыльнулся, подмигнул Пете и растворился в эфире...
Бюст Вождя
Школьная сказка
Середина восьмидесятых. Над деревней стоит густой дух перегара. Пьют по поводу и без повода. Выпив, в школу приезжает завроно. Выпить. И закусить: грибы в селе вкусные.
И вдруг видит: стоит напротив входа в учебное заведение бюст Вождя. На невысоком облупившемся постаменте. И сам бюст, гипсовый и покрашенный масляной краской, сильно пострадал от времени и погоды. Почти исчезла бородка, нос провалился, нет одного уха.
Местные пригляделись, а вот свежий, хоть нетрезвый взгляд углядел...
Разнос директору бы ужасен. Столько новых слов притаившиеся под окнами первоклашки не узнали бы и за все годы обучения. И уж последствия половой неразборчивости в виде кожно-венерических заболеваний усвоили прочно.
Уехал завроно, даже выпивать не стал. Что предвещало.
И директор вызвал трудовика. Потрясающего человека, родившегося пьяным (и, как потом оказалось, пьяным и умершим).
"Три часа тебе, Гена! Три часа! Иначе уволю!" - орал директор, понимая, что если трудовик не справится, то и увольнять его будет уже другой директор...
Трудовик нашёл в кладовке гипс, развёл и стал творить... Пытающихся подсмотреть гнал непристойно, и лишь изредка отхлёбывал из выданной ему по такому случаю женой бутылки с самогоном...
Пахнущий свежей масляной краской бюст поверг директора в шок.
Во-первых, он был сине-зелёным. Не менее пьяный, чем трудовик, завхоз бормотал, что другой краски не было, и обещал, что когда начнётся ремонт...
Во-вторых, Вождь преобразился... До неузнаваемости.
А по гравию дорожки уже скрипели шаги Командора.
Завроно, добавивший в соседней школе, втопырил взор в памятник. Слегка побурел и неуверенно сказал: "Ну... Эта-а... Культ личности не разводите... Но похож. Похож..."
И увёл директора, то ли обнимая его в порыве благодарности, то ли на него опираясь.
И все узрели: на невысоком постаменте стоял сине-зелёный бюст завроно!
Утром трудовика спрашивали, как... Как он сумел добиться такого сходства?!
- Не помню. Похмелиться нужно... Не помню... - хрипел трудовик...
ПОЛИНЫ СКАЗКИ
Девочка Поля писала сказки. Такие сладкие, таки приторные, такие карамельные. Написала и стала читателей ловить. Некоторые тонули в сиропе из патоки. Некоторые выбирались…
Принцы и принцессы. Полюшка-Поля…
Искупавшись в сахарном сиропе,
Выбираюсь я из этой книги.
Пара принцев, вмиг прилипших к попе,
Мне со зла показывают фиги.
А какой-то там пират убогий,
Весь простой, как вервие простое,
Скажет: "Братцы! У Полины - ноги!
А писать Полиночке не стоит!"
И, срывая сахарные нити,
Гляну в рот его бесчеловечный.
И ему: "Конечно, извините,
И читать не стоит!" - так отвечу!
Сказка о Прекрасном Принце, желавшем Любви
В одной маленькой стране жил прекрасный принц. Он очень хотел любви, но любви не было. Потому что страна была такой маленькой, что в ней помещался только он. Уехать на поиски любви принц не мог: оставишь страну без присмотра ненадолго, вернёшься - а её уже использовали другие претенденты на расширение жилплощади.
К тому же принц, из-за малоподвижности и близости совмещённых холодильника-телевизора-туалета, был безобразно толст.
В складках жира на животе он не мог найти то, чем так гордилась его свежеродившая мамочка, восхищённо восклицавшая, пожирая взглядом краснокожее сморщенное: "Мальчик! Мальчик!"
Принц смотрел по телевизору, как президент одной державы ловит щук, поигрывая мышцами грудного пресса, и, рыдая от зависти, давился пиццей.
Пиццу он, для экономии места в королевстве, называл "пицей", поэтому в соседних государствах, слушая его переговоры со службой доставки, думали, что принц заказывает писю (так умильно он лопотал в телефон) по имени Марго...
Так и лежал на софе принц, от скуки перечитывая единственную книжку, поместившуюся в его телефоне. Как вы поняли, это были сказки Полины...
Сказка о том, как Чтец научил Прекрасного Принца правилам этикета
Один прекрасный принц собрался жениться. По правилам этикета.
Увы, в его стране не то, что этикета, а и грамоты не ведали…
И отцы-матери, и деды-прадеды. Такая вот страна. Что тут делать - традиции...
Приказал прекрасный принц раздобыть ему книгу по этикету, а к ней - Чтеца, чтоб читал да растолковывал понятными словами, да чтоб без мата и прочего. Чай, в цивилизованной стране невесту брать будем.
"Нам ущерба нашей чести и нашему достоинству терпеть неможно!" (Эту фразу принц запомнил сызмальства, когда, под троном сидючи, слушал разговоры отца с иноземными послами. Тогда ещё посол из одной державы его отцу какой-то парад предлагал провести, а другой посол перебивал и рассказывал, что самое стране нужное сейчас - обрезание, обрезание и ещё раз обрезание).
Первые Чтецы опозорились. Чего скрывать: читали невнятно, объясняли непонятно, матом крыли как на торговом флоте... Да что их вспоминать. Самец гориллы гораздо сильнее человека. И свои желания привык удовлетворять.
Наконец, привезли Чтеца из портового кабака. Пьяного, покрытого синяками и засосами. С кюлотом, на котором воры срезали не только кошельки, но и гульфик. Жёлтого с перепою. С единственным открывающимся незаплывшим глазом. В общем, такого, как принц и представлял себе: настоящий Чтец.
Несколько дней, протрезвев частично, Чтец читал принцу правила этикета. И показывал, чтобы принц запомнил, жестами (такая вот мнемотехника: читать-то принц всё равно не умел!).