Тогда красавица Балкис, по мудрости почти не уступавшая самому Сулейман-бен-Дауду, сказала:
– Успокойтесь, султанши! Один мотылёк пожаловался на свою жену за то, что она с ним ссорилась. Наш повелитель Сулейман-бен-Дауд счёл нужным дать ей урок смирения и покорности, так как эти добродетели высоко ценятся в мире бабочек.
Ей возразила египетская султанша, дочь фараона:
– Не может быть, чтоб наш дворец взлетел на воздух, словно песчинка, из-за какой-то бабочки. Нет, вероятно, Сулейман-бен-Дауд умер, и сама природа громом и тьмою возвестила нам об этом.
Балкис тряхнула головою и сказала султаншам:
– Идите, смотрите.
Они спустились с мраморных ступеней по сто в ряд и под камфарным деревом увидели мудрейшего из земных владык. Сулейман-бен-Дауд всё ещё заливался от смеха. На каждой руке он держал по бабочке, и султанши слышали, как он говорил:
– О жена моего воздушного брата! Помни, что ты должна угождать мужу, иначе он опять топнет ногой. Ты сама убедилась, что он великий волшебник. Недаром же он похитил дворец самого Сулейман-бен-Дауда. Ступайте же с миром, дети мои.
Он поцеловал им крылышки, и они улетели.
Тогда все султанши, за исключением красавицы Балкис, которая стояла в стороне и улыбалась, упали ниц, мысленно рассуждая:
«Если всё это случилось из-за того, что один мотылёк недоволен своей женой, то что ж будет с нами, когда мы непрестанно надоедаем нашему повелителю своими ссорами и криком?»
Они накинули покрывала, зажали рты руками и на цыпочках побежали обратно во дворец.
Тогда красавица Балкис вышла из-за высоких красных лилий под тень камфарного дерева, положила руку на плечо Сулейман-бен-Дауда и сказала:
– О мой повелитель и сокровище моей души! Радуйся! Султанши Египта, Эфиопии, Абиссинии, Персии, Индии и Китая получили хороший урок, которого они не забудут.
Сулейман-бен-Дауд, издали наблюдая за бабочками, порхавшими на солнце, сказал:
– О моя подруга и алмаз моего счастья! Я не заметил, как это случилось. Ведь я всё время шутил с мотыльком.
Он подробно рассказал Балкис историю с мотыльком. Нежная, любящая Балкис ответила:
– О мой повелитель и владыка дней моих! Я спряталась за камфарным деревом и всё видела. Это я научила бабочку, чтобы она заставила мотылька топнуть. Я надеялась, что мой повелитель в шутку сотворит какое-нибудь великое колдовство, а султанши при виде этого испугаются и притихнут.
И она рассказала ему всё, что султанши говорили, видели и думали.
Сулейман-бен-Дауд протянул ей руки и весело сказал:
– О подруга моя и услада дней моих! Знай, что если б я совершил это колдовство из гордости или гнева, то был бы так же пристыжён, как тогда, когда я хотел накормить всех зверей в мире. Но, благодаря твоей мудрости, я совершил колдовство ради шутки, чтобы потешить мотылька. Оказывается, что я в то же время избавился от неприятностей с моими сварливыми жёнами. Скажи же мне, подруга моя и сердце моего сердца, откуда ты почерпнула такую мудрость?
Султанша Балкис, красивая и стройная, взглянула прямо в глаза Сулейман-бен-Дауду и, склонив головку набок, как та бабочка, ответила:
– Во-первых, я люблю тебя, мой повелитель. Во-вторых, я хорошо знаю женский характер.
Они возвратились во дворец и жили счастливо до конца дней своих.
А ведь правда, Балкис ловко придумала?
Рикки-Тикки-тави
В нору к смерти лезет смело
Красноглазый Рикки-Тикки:
«Вылезай-ка, Наг, оттуда.
Пропляши нам пляску смерти».
Стали мы друг против друга.
«Начинай-ка, Наг».
Вьются вихрем петли, круги.
«Эй, живее, Наг!»
Одному конец здесь верный.
«Эй, спасайся? Наг!»
Вот и промах беспримерный.
«Горе тебе, Наг!»
Глава I
Это будет рассказ о великой войне, которую вёл Рикки-Тикки-Тави один на один в ванной комнате, на большой даче близ Сеговли в Индии. Дарзи, птичка-портной, помогала ему, а Чучундра, мускусная крыса, давала ему советы, хотя она никогда не решается выходить на середину комнаты, но всегда жмётся к стенам. Самую же войну вёл один Рикки-Тикки.
Рикки-Тикки был мангуст. Спинкой и хвостом он походил на котёнка, но головою и своими движениями напоминал больше хорька. Глаза его и кончик подвижного носика были розового цвета. Он мог почесать какой угодно, передней или задней, лапкой всякое местечко своего тела. Он мог также распушить свой хвостик, так что он становился совершенно похожим на ламповую щётку. А его боевой крик, когда он бежал среди высокой травы, был: «Рикки-тикки-тикки-чик!»
Однажды в летний день после сильного дождя поток воды вымыл его из норки, где он жил со своими отцом и матерью, и понёс его вниз по канаве, прорытой дождём вдоль дороги. Он барахтался и визжал. Наткнувшись на пучок травы, выступавшей из воды, он схватился за него, но в эту самую минуту лишился чувств. Когда он пришёл в себя, он увидел, что лежал в саду на дорожке под горячими лучами солнца. Над ним склонился маленький мальчик, который говорил:
– Бедный мангустик, он мёртв. Его нужно похоронить.
– Нет, подожди, – сказала его мать, – лучше снеси его в комнату. Путь он обсохнет. Быть может, он ещё оживёт.
Они взяли мангуста в комнату. Там один высокий человек взял его в руку, посмотрел и сказал, что он не мёртв, но только захлебнулся. Они завернули его в вату и согрели. Мангуст открыл глаза и чихнул.
Этот высокий человек был отец мальчика, англичанин, который только что переехал на эту дачу.
– Теперь не пугайте его, – сказал он. – Мы посмотрим, что он станет делать.
Но испугать мангуста нелегко, так как он весь целиком, от носика до кончика хвоста, состоит из любопытства. Правило жизни всех мангустов: «Бегай и ищи». И Рикки-Тикки был настоящий мангуст. Придя в себя, он прежде всего попробовал вату, в которую он был завёрнут, и решил, что она невкусная. Затем он побежал по столу, присел, чтобы привести в порядок свой наряд, почесался лапкой и после всего вспрыгнул на плечо мальчику.
– Не бойся, Тедди! – сказала мать. – Он хочет с тобой познакомиться.
– Ой, он щекочет мой подбородок, – сказал Тедди. Рикки-Тикки заглянул между воротником и шеей, понюхал у мальчика в ухе, затем стал карабкаться вниз, спустился на пол и уселся, потирая свой носик.
– Трудно поверить, что это дикий зверёк, – сказала мать Тедди. – Я думаю, он ручной оттого, что мы его спасли.
– Все мангусты таковы, – сказал отец Тедди. – Если Тедди не будет хватать его за хвост, не станет сажать его в клетку, он будет весь день бегать самым непринуждённым образом по всему двору и дому. Надо дать ему чего-нибудь поесть.
Мангусту дали кусочек сырого мяса. Окончив завтрак, он выбежал на веранду, уселся на солнышке и взъерошил на себе шерсть, чтобы просушить до корешка каждый волос. После этого он почувствовал себя ещё лучше.
«В этом доме есть очень много интересных вещей, – сказал про себя Рикки-Тикки. – Едва ли случалось кому-либо из моих родственников попасть в такое любопытное место. Надо будет здесь устроиться надолго и всё осмотреть».
День он провёл, бродя по всему дому. Он чуть не утонул в кувшине с водой, сунул свой носик в чернильницу на письменном столе, затем обжёг его о конец дымившейся сигары, которую курил высокий человек, так как взбежал ему на плечо, чтобы посмотреть, как пишут. Вечером он прибежал в детскую, чтобы посмотреть, как зажигаются керосиновые лампы. А когда Тедди улёгся в постель, Рикки взобрался к нему на подушку. Но он был очень беспокойный товарищ, так как ежеминутно вскакивал и бежал посмотреть, в чём дело, при малейшем шуме, и так в течение всей ночи.
Отец и мать Тедди, подойдя поздно вечером к постели своего сына, увидели, что Рикки очень удобно устроился у него на подушке.
– Ну, это мне, признаюсь, не нравится, – сказала мать Тедди, – он ещё укусит ребёнка.
– Нет, он этого не сделает, – сказал отец Тедди. – С этим маленьким сторожем Тедди может спать спокойнее, чем с бульдогом. Если бы в детскую вздумала как-нибудь забраться змея…
Но мать Тедди замахала руками, не желая и слушать о такой ужасной вещи.
Утром Рикки-Тикки явился к раннему завтраку, на веранду, сидя на плече Тедди. Ему дали банан и кусочек варёного яйца. Он посидел у каждого, кто был за столом, переходя от одного к другому. Он пожелал познакомиться со всеми обитателями дома, так как всякий благовоспитанный мангуст надеется со временем сделаться домашним мангустом, жить в комнатах и свободно бегать по ним. А мать Рикки, которая жила в Сеговли в доме генерала, позаботилась научить Рикки-Тикки, как нужно вести себя, если случится попасть в европейский дом.
Глава II
После завтрака Рикки-Тикки выбежал в сад, чтобы осмотреть там все достопримечательности. Это был большой полузапущенный сад с высокими кустами прекрасных роз, лимонными и апельсинными деревьями, кустами бамбука и зарослями густой травы. Рикки-Тикки облизнулся от удовольствия.
«О, это великолепное место для охоты», – сказал он себе, и при этой мысли его хвост взъерошился, как щётка.
Рикки стал осматривать внимательно весь сад, как вдруг у куста терновника до него донеслись жалобные звуки.
Это были Дарзи, птичка-портной, и его жена. Они вдвоём выстроили себе на ветке терновника великолепное гнёздышко. Для этого они соединили вместе два больших листа, сшив их края волокнами растений, а пространство между листками наполнив ватой и пухом. Гнездо качалось в воздухе, а птички сидели на его краю и горько плакали.
– Почему вы плачете? – спросил Рикки-Тикки.
– О, мы очень несчастны, – сказал Дарзи. – Нас постигло большое горе. Один из наших птенчиков вчера выпал из гнезда, и Наг его съел.
– Да, это, конечно, большое несчастье, – сказал Рикки-Тикки. – Но я здесь ещё очень недавно и не знаю, кто такой этот Наг.
Дарзи и его жена не успели ответить, вместо ответа они оба юркнули в своё гнездо. А из высокой травы, из-под куста раздалось густое шипение, ужасное, леденящее душу шипение, которое заставило Рикки-Тикки отпрыгнуть назад на добрых два шага. Затем из травы показалась медленно голова и за нею широкий капюшон Нага, большой чёрной кобры (очковой змеи), которая имела добрых пять футов от головы до хвоста. Приподняв над землёй треть своего туловища, змея приостановилась, покачиваясь из стороны в сторону, как качается при ветре цветок одуванчика. Так, качаясь, она смотрела на Рикки-Тикки злобными глазами, которые никогда не меняют своего