— Где был, сынок?
А тот только головой мотает и молчит. Чуть погодя подошёл к деду и просит поговорить с ним. Ну, что ж, вышли на лужок, внучок и спрашивает:
— А как ты думаешь, дедуля, любит ли меня та красавица с ярманки?
— Дак тебе лучше знать, Тимоша! — ему в ответ Качаня, а сам смекнул, что парень засомневался.
— Надумал я вот что. Подарю ей золото, да скажу, что неволить не стану, пусть выбирает того, кто ей люб.
— Дело говоришь, Тимошенька, — одобрил дед.
Ну, парень к отцу и всё ему тоже доложил, что да как сделать хочет. Тот увидал золото, удивился:
— Где достал такое невиданное, сын?
А Тимка в ответ:
— Золотая Баба дала, да не велела более беспокоить!
Отец примолк. И то сказать, коли Хозяйка дала, то и отобрать враз может. Поехали они сызнова на сговор. Тимофей в тряпице обыкновенной подаёт подарок девушке. Та взяла, да чуть не сронила, так тяжко. Развернула, а оттуда как брызнет пламенем золото. Все и ахнули! А парень в глаза смотрит избраннице и молвит:
— Вот тебе подарок, назад не ворочай, а под венец с тем иди, кто люб. Сей же час и говори ответ!
Девка скраснела, потом золото обратно подаёт Тимохе, кланяется поясно и говорит сквозь слёзы:
— Не люб ты мне, прости. Другой во сне приходит, по нему сохну.
— А что ж не сватается он?
— Беден, — отвечает она, — сватался да отец отказал.
Тимохе горько стало, но вида не подаёт.
— Подарок сей, — хриплым голосом молвит, — в приданое себе возьми, чтоб сама себе жениха выбрала. Поди-ка хватит вам на семью новую!
Повернулся, из избы выскочил да на коня и вскачь до дома.
С той поры опечалился Тимофей, песен не поёт, улыбки не кажет. Родные помалкивают, видят, парню и так тяжело. А Качаня, вроде споначалу обрадовался, что с девицей всё разрешилось, а потом призадумался. Стал выведывать, выпытывать у внучка о встрече с Хозяйкой. Ну, добился всё ж, рассказал ему парень всё досконально. Дед и сам не рад, что просил Золотую Бабу о помощи. Год прошёл, вроде успокоился Тимоха, улыбчивым стал, только в лес зачастил. То ни то, а каждый раз найдёт какую-нить надобу[83], чтобы не около дома работа. А раз пошёл да и пропал совсем. Искали долго, да всё без толку. Качаня шибко горевал о Тимошке. Перед смертью часто бормотал, что он во всём виноват. Ну, знамо дело, решили, что старичок заговаривается по старости лет.
А попозже стали люди примечать, что рядом с Золотой Бабой показывается парень молодой. Симпатичный, улыбчивый, волос рыжий, сам конопатый. Говорят, подручный её, вроде охранника али помощника. Ну, дело понятное, где ж Бабе, хоть и Золотой, за всем углядеть! Хозяйство большое, разве справишься? И ещё приметили — там, где Тимоха с Хозяйкой встречались, находили люди золотишко. Не помногу, а так, вроде клока волос, свёрнутого ровно кудряшечки.
Жемчужный убор Почереды
В давние времена свадебный наряд невесты был очень ярким, красочным. Самым богатым считалось платье алого цвета. К слову сказать, этот обычай сохранился в Индии, где невеста до сих пор надевает платье красного цвета. Мне было интересно, откуда в те времена брали материю таких оттенков. Бабушка говорила, что не помнит точно, что об этом сказывала ей прабабушка. Очевидно, привозили купцы. Единственное, что сохранилось в моих записях — в одном селе (не близком!) были мастера, красившие холсты красной глиной. Как именно это происходило, не могу сказать. Белый цвет (как и в Индии в настоящее время!) считался цветом траура, из него шили саван и одежды для умершего человека. В этом сказе, на мой взгляд, отражено, как произошёл переход (не за один раз, конечно!) от алого брачного наряда у невест к белому.
Давно это случилось, в стары времена. В одном селе жили по соседству две семьи. Народились у них в один и тот же день по весне мальчик и девочка. Мальчонку стали Жданом звать, потому, как в семье восемь девок росло, и очень хотели родители наследника выпестовать. А девчоночку нарекли Любима, у них, слышь-ка, восемь парней народилось наперёд. Знамо дело, девчушечка в радость была! Вместях[84] они по детству в посконных[85] рубашечках игрались, по двору то у тех, то у этих бегали. Родители на них нарадоваться не могли.
Ну, годочки пролетели ветерками, подросли детишки. Любима заневестилась, Ждан завидным женихом стал. И как-то само собой решилось, что через годик-другой быть им славной парой, соединившись в семью новую.
А в ту пору, дело известное, приданое загодя готовили, и платье свадебное передавалось от матери к дочери. Однако Любима выросла на диковинку всем высокая, под стать Ждану. Почитай, одного роста с ним! Платье материно мало ей вовсе оказалось. Ну, делать нечего, надо новое справлять.
К тому времени, о котором сказ, Любима ладно выучилась вышивать. Среди прочих славилась наипервейшей мастерицей, хотя годами молода была. Пошла она как-то по воду до колодца в аккурат на Покров, а навстречу бредёт старушонка не из нашенских. Девица, знамо дело, поклонилась первой:
— По добру ли по здорову ли, бабушка!
Та в ответ:
— Спасибо на добром слове, красавица!
И спрашивает дорогу до соседнего селения. Ну, Любима растолковала, куда идти, а сама с любопытством думает: «Кто такая? За каким делом идёт?» Но помалкивает, конечно. А прохожая, будто услыхала думки девичьи. Улыбнулась и бает:
— Слух прошёл, что живёт в том селе мастерица известная по шитью. Хочу передать ей секреты своего мастерства. На старость лет осталась я одна, а помру, так и моё наследие со мной сгинет.
— Это кто ж така, эта девица? — спрашивает Любима. — Как зовут, величают?
— Запамятовала я имечко, — улыбнулась старушка, — знаю, что она единственная дочка в семье, а допреж неё восемь парней у родителей народилось.
Тут Любима скраснела малость, но не заробела.
— Не меня ли, тётенька, ищете? Вроде сказано всё о нашей семье.
— А как нарекли тебя, девица, ответь?
— Любимой матушка и батюшка кличут.
— Так и есть! — откликнулась старая женщина. — Имя той мастерицы — Любима! Проводи-ка меня, милая, к избе вашей, потолковать мне надо с твоими родителями.
Странница с родителями пошепталась и осталась у них жить. Имя своё она так никому и не сказала, называют бабушкой и ладно. Любима скоренько науку переняла от постоялицы, почитай за одну зиму. Как-то раз достала старушка из узелка своего дивные бусины.
— Это, — говорит, — из дальних стран привезено. Перлы называются, по-другому — жемчужины, — и одну из них, самую белоснежную, в подарок ученице подаёт.
Девушка полюбовалась, родителям показала. Те подивились названию, да на свой лад переделали, стали называть их чужинами. А вскоре и странницу стали кликать так — Чужина, ровно бусину. И то сказать, она хоть и морщинами покрылась к старости, а видно былую красоту — кожа и волосы, что снег, и статью не обижена. Ждану Любима тоже поведала о подарке. Тот помолчал, подумал да и бает:
— А ведь сильно похоже на наше речное зерно! Речник по прозванию. Хочешь, я тебе такого насобираю?
— А найдёшь ли столь много? — засомневалась подруга.
— Сказывают, что живёт в горах мужичок, который многое может порассказать о речном зерне. Пойду к нему на поклон, чай, не откажет!
Загорелась Любима, пожелала она платье свадебное вышить такими бусинами. Поделилась со своей наставницей, а та обрадовалась:
— Красиво выйдет, если всё правильно сделать!
Ну, сказано — сделано! Ждан быстрёхонько собрался да в горы ушёл речник добывать. Перед этим, правда, зашёл к постоялице и о чём-то весь вечер с ней проговорил. А Любима сшила платье себе из белейшего холста. Матушка, как прознала, побледнела с лица. Видано ли! Платье на саван похоже! Они, вишь, уговорились с мужем давно, что вот-вот привезут им на обмен алой материи. Но дочка на своём стоит, настырная. Уступила всё ж уговорам матери, вышила по подолу, краям рукавов и горловины алыми нитками, что старая мастерица подарила, чудной рисунок — невиданные цветы и птицы. Бают, что Чужина ей так подсказала.
А Ждан, тем временем, добрался до речки горной да направился к избушке старенькой. Подошёл и кличет, кто, мол, здесь проживает, отзовись хозяин. Вышел к нему старичок росту невеликого, но голосом молодой и глазом острый. Паренёк ему поклоны отбил и молвит:
— Здравствуй, хозяин, сделай милость, помоги. Сказывают люди, что на этих речках такие места, где зерно речное густо растёт. Есть у моей невесты охота вышить платье им свадебное. Не откажи в просьбе, покажи, где найти речник можно.
Старичок прищурился, позвал в дом:
— Поживи, — говорит — со мной, помоги сперва по хозяйству, а там видно будет. А меня Ожидаем зови.
Ну, делать нечего, остался Ждан в избушке жить. Каждый день дела разные ладит — лес рубит, дрова готовит на зиму, избушку правит, где надо, рыбу ловит, зверя, птицу бьёт, каких укажут. Хозяин молчалив, слова говорит редко и всё больше бранные, брови хмурит постоянно, не улыбнётся сроду. Ждан работает, а сам Любиму вспоминает и тоскует шибко! Так день за днём лето и пролетело, осень уж на дворе, а хозяин ни слова, ни полслова об обещанном не говорит. Насмелился парень и в один из дней спрашивает:
— Что ж, о просьбе моей, али забыл, Ожидай?
— Отчего же? — ответствует тот, — не забыл! Славно ты помог мне, терпел все обиды, слова поперёк не сказал. Теперь мой черёд настал. Пошли, укажу тебе места заветные.
Побрели они по тропкам еле заметным, звериным. Утром вышли, к вечеру дошли.
— Здесь переночуем, а наутро будет тебе речное зерно, сколько захочешь.
Сказал так старик и спать улёгся прямо на землю. Ждан видит такое дело, тоже прилёг. А сам, хоть и устал, а заснуть не может. Ну, покрутился туда-сюда, решил к реке сойти, попить. Зачерпнул воды и только поднёс ко рту, как слышится ему голос нежный девичий: