Утречком табун погнали назад, в село. День пролетел в заботах, а вечером, у костра, сорванцы потолкали друг друга в бока и опять упросили деда рассказать о моголах. Так и повелось — день мальчишки меж собой перекидываются словами да думками, вечером пытают Пантелея о колодце и сокровищах. Выспросили у него всё до тонкостей. И как одет всадник, какой масти конь, как колодец показывается и всё-всё прочее! Знамо дело, запала им думка, найти то место и разбогатеть. Дедок видит, собрались парнишечки за кладом, и молвит им такое:
— Чтоб показалось это место вам, надо без жадности идти, с чистой душой, а иначе обманка одна будет! Хан, слышь-ка, много бед натворил, крови на нём не счесть. Кто идёт за сокровищами лишь для себя, да возьмёт ненасытно, того ждёт проклятие. А кто хочет облегчить жизнь не только свою, али совсем о богатстве не таит думок, тому откроется колодец. Потому как человек богат мастерством своим и трудом. Это самое главное сокровище на земле!
Ну, ладно, отстояли огольцы месяц в ночном, на их место других назначили. А дружки уговорились непременно сходить на поиски. И наладились идти в ночь на праздник Купалы. Тайком насобирали еды, питьём запаслись. Сказались родным, что на пастбище у Пантелея ночевать будут, и с утречка пошагали в степь, туда, где солнышко садится. Идут, болтают меж собой, по сторонам глазами постреливают. Ну, к обеду умаялись, светило шибко припекает. Сели передохнуть, попить-поесть, а после и вовсе задремали. И снится им вроде сон. Всадник грозный на гнедой лошадке едет к ним прямёхонько. Приблизился и что-то спрашивает, а они не разумеют его речь. Наездник осердился. Стеганул коня, да и был таков. Очухались мальцы, глаза трут, друг на друга таращатся.
— Ты видел всадника, Олег?
— Видел, — отвечает тот. — Только сон это, вроде…
Стали сравнивать, что померещилось каждому. Вышло, что у обоих одинаковое видение.
— Морочат нас, однако! — сердится Осип. — Раз мы оба наездника видели, знать, колодец вблизи.
Обошли по кругу, нет ничего. Пригорюнились, стоят, не знают, как быть. Тут стук копыт послышался. Летит на них конь вороной с белой гривой. Перед ними вздыбился, заржал. Смотрят пацанята, на коне парень белокурый, улыбчивый, спрашивает их:
— Вы чего одни здесь ходите?
Те и скажи правду:
— Ищем колодец ханский, в котором клад!
Парень засмеялся да и молвит:
— Дак не там ищете! Правее возьмите!
И дальше поскакал.
Ребятки постояли, подумали и свернули вправо. Малость прошли, смотрят и вправду колодец, но разрушенный. Оглядели со всех сторон его.
— Эх, — почесал затылок Осип, — лопатки не взяли! Чем копать-то?
Олег другое говорит:
— Раз воды в нём нет, стало быть, не открылся нам колодец и его тайны. Может, у тебя думки плохие в голове?
— Чего это у меня думки плохие? — вскричал Осип. — Это у тебя плохие думки! Поди-ка всё себе хотел взять, не делясь? Вот колодец и не кажет воды!
Слово за слово, подрались друзья, раскровенили сопатки[95] свои. Сидят, дуются, каждый в сторону смотрит. Малость отдышались и думают, чего это они вдруг разодрались? Причины-то и нет на то!
— Видать, всадник проверял, прочна ли наша дружба, — сказал, наконец, Осип.
Друг кивнул понуро. Помирились они, знамо дело. Глядь, а колодца нет, как и не было! Одёжку отряхнули и к Пантелею направились. Пастух встренул их, чаем напоил, ни о чём не спросил. Видит, не в настрое дружки. Догадался, знамо дело, обо всём, но смолчал. Парнишечки, что с дедом в подпасках ходили, отпросились домой. Всё одно, мол, есть, кому тут быть! Ну, дело к ночи, спать легли. Чует сквозь сон Олег, что у костра Пантелей с кем-то разговаривает, даже в голос покрикивает. Разлепил глаза, а дед в лихорадке мечется. Растолкал мальчонка дружка:
— Дело плохо, Осип. Давай костёр шибче палить, чай с травкой заваривать.
Тут пастух и молвит в беспамятстве:
— Водички живой дайте испить… водички живой…
— О чём это он? — шепчет Осип.
Олег бровки нахмурил.
— Ты, — говорит, — тут останься, а я к роднику побегу, там вода вкусная, Пантелей говорил, живая.
Подхватил котелок и побёг. А ночка безлунная, как на грех! Тропинка вроде известная, да всё одно, заплутал малец. Встал столбом, не знает, куда идти. Закрыл глаза, да и говорит, сам не ведает, откуда такое на ум пришло:
— Всадник сильный, друг могильный, ты давно несёшь дозор! Мне б найти живую воду, да вернуться б, где костёр!
А потом зашептал:
— Жалко дедушку Пантелея! Помоги всадник!
Тут и слышится ему топот конный. Прямо перед ним конь возник, наездник сверкнул белыми зубами и рукой кажет в сторону. Миг, и всё пропало. То ли привиделось, то ли и вправду было? Олег всё ж таки пошёл в указанную сторону. Глядь, сияние возникло. Он туда, а там колодец с чистой водой доверху. Зачерпнул водицы в котелок да вглубь смотрит. А дно видно всё до камешка. Вернее, до каменьев драгоценных! Протянул было руку вниз, а ему голос чудится Осипа:
— Олег, поторапливайся, Пантелею худо!
Лишь на чуток замешкался паренёк, уж так хотелось, хоть один камешек достать, а потом повернулся и назад заторопился. Вскоре замаячил впереди огонёк костра. Подоспел он вовремя, Осип травы заварил, дал испить деду. Чуть погодя уснул старик. Олег всё дружку рассказал. Посидели у костра, помолчали, и спать пошли. Наутро проснулись от говора Пантелея:
— Хватит спать, други[96] мои! Зорька уж все луга обметала!
Подскочили друзья, смотрят на пастуха.
— А что, дедушка, по здорову ли ты?
— Здоров я! Отвар из травки меня на ноги поднял. А скажите мне, огольцы, что за песок в котелке лежит?
Смотрят парнишки, а в котелке сверкает золотом.
Рассказал Олег всё, что с ним приключилось ночью без утайки. И то, как не сразу ушёл от колодца, шибко хотелось до камней добраться. Покачал дед головой, улыбнулся.
— Думал я, сказки всё это, ан нет! В округе нет никаких колодцев, Олег, и не было никогда.
— Как нет? — удивляется мальчонка. — Сам видел и воду оттуда брал!
— А далече отсюда?
— Так рядышком!
Повёл их по тропе, обошли полный круг. Нет колодца и следа! Но золото, вот оно, в котелке лежит.
— Вот что, — молвит Пантелей, — берите клад, садитесь на коней да скачите в село. Родителям всё обскажите, как есть, и я своё словцо вставлю.
Оседлали ребятишки лошадок, только тронулись, тут Осип и шепчет Олегу:
— Пантелею долю оставил?
Тому стыдно стало, быстро вернулся, поклонился пастуху и подаёт ему всю добычу:
— Прости, дедушка, возьми, сколь надобно!
Пантелей бровями пошевелил.
— Всё это ваше, ребятки, моего труда в этом нет!
— Как же, дедушка, — тут Осип встрял, — если б ты нам не рассказал о всаднике, то Олег бы к нему не обратился в ту ночь, колодца не увидал, воды не зачерпнул. Не срами нас, возьми, сделай милость!
— Что ж, — улыбнулся Пантелей, — сами поддайте, сколь не жалко.
Парнишечки переглянулись и отдают ему половину с поклоном. Остальное в котомку сложили и довольные поехали в село. Добрались до околицы, тут Осип и говорит:
— Что-то котомка тяжелее стала.
Глянули, а там два одинаковых золотых слитка. Поняли они, что наградил их так всадник за то, что не пожадничали. Дома-то рассказали всё, в семьях праздник. Сдали, конечно, отцы слиточки золотые купцам, старшим братьям да сёстрам свадьбы сыграли славные. Хозяйство, знамо дело, поправили. Пантелею тоже полегче жить стало, избу новую сладил, и дальнего родственника пригрел с женой и детками. Дружно зажили, весело! Колодец ни Олегу, ни Осипу более не показывался, да они не искали его. Осип по бочарному делу пошёл, Олег в углежоги наладился. Крепко, видать, запомнили слова Пантелея! Народ, конечно, пытался сколь разов найти то заветное место, но всё без толку. Вроде и всадника видели и разговаривали с ним, но до колодца не добирались. Не каждому, видать, дано сокровища узреть, а взять их и вовсе нелегко! А может, для этого надо иметь чистое сердце и помыслы? Вы как думаете?
Лошадиный бог
Давно это случилось. Прадед моего прадеда ещё не появился на свет. Люди пришли в эти края и стали жить. Да и то сказать, места тут дивные. В реке рыба плещется, земля родит справно, в лесу зверья, сколь хошь! Ну, как водится, срубили избы, пашни распахали, зерно посеяли. Животинку, опять же, всякую развели. Перво-наперво лошадёнок, знамо дело! Без них родимых никуда! Попозжа, конечно, завели курочек-уточек и протча[97] птицу. Годик-другой прошёл, детишки заголосили в избах. Так и проросли наши прародители в этой земле.
На ту пору жили по соседству два друга — Тихон да Светомир. У обоих почти что в одно время народились детки. У Тихона дочь, Любава, а у Светомира сын, Любомир. Подросли они малость, и уговорились родители их соединить в семью, как вырастут. В ту пору, вишь, непросто было найти пару по годочкам равную. В нашей деревне девок много рождалось, а парней нехватка образовалась. Ну, ладно, уговорились, по рукам ударили, мёдом хмельным скрепили и по избам разошлись.
Любава с Любомиром шибко сдружились. Везде совместно бегали и друг дружке тайны поверяли. Вскорости Любаве надели сарафан, косу заплели, голову лентой украсили. Еще годочки пролетели, и вошла она в пору девичью. Коса русая чуток не до земли, глазки синевой просвечивают, на щечках жар горит и походочка плавная, ровно реченька в половодье. Любимир тож справным парнишечкой поднялся. Косая сажень в плечах, волос волной, улыбка плещется и на работу, слышь-ка, хваткий!
На Иванов день собралась Любава с подружайками суженого кликать. Выплела веночек, на воду опустила, слова проговорила заветные:
— Ты плыви, плыви веночек, на тот берег, где дружочек! Ты веди его ко мне, притули к моей судьбе!