За венком по бережку бежит, вспоглядывает, где пристанет. Далеко уплыл знак Купалы, аж на другую сторонку реки. Смотрит девица, уткнулся венок прямёхонько в ноги коню, что вышел на водопой. Тот сфыркнул, голову поднял да и заржал призывно. А сам масти вороной, глазом диким косится, да грива, слышь-ка, кольцами развевается. Ухватил зубами он тот венок, из воды выпрыгнул и был таков! Любаве досадно, что Купала посмеялся над ней. Слёзки из глаз покатились, хмарь на лицо пала. Рукавом прикрылась и в луга убежала, чтоб подружки стыда не подглядели.
Любомир за Любавой поглядывал, потому коня того усмотрел. Ну, знамо дело, осердился — не смог он веночек словить любушки своей. Повздыхал маленько да и придумал, как Любаву утешить. На озерцо сбегал, нарвал охапку купав[98]. Как запалили костёр для очищения, он подарочек свой девушке подал. Та взять взяла, а потом ещё пуще слезами залилась.
— Почто слёзы льёшь, Любавушка? — спрашивает её. — Али не нраву подаренье?
— Ах, Любомир, — отвечает она ему, — хороши купавы, да ведь нельзя их рвать в этот день, печаль нам с тобой будет.
И то верно, запамятовал паренёк, что сорвать купаву в Иванов день не к добру. Однако утешает подругу:
— А ничто! Пущай Купала не насмехается над тобою!
Ухватил деву за рукав и повёл к костру. Праздник-то отгуляли. Под утро пришла домой Любава, купавки в ручеёк положила да отговор сказала:
— Возьми, Купала, свои купавы, прости нас малых, коль мы не правы. Мне покажи на зорьке утра милого друга в любовных путах.
Тут позади шорох, оглянулась девка, а там конь тот давешний в зарослях калиновых. Вскричала она, рухнула в беспамятстве и того не узрела, как обернулся конь кареглазым черноволосым молодцом. Подошёл он к ней, наклонился и поцеловал уста алые, потом назад ступил и в луга ускакал, приняв обличье лошадиное. На крик Любавы родные выскочили, в избу её снесли, на лавку уложили, водой отпоили да и спрашивают, что, мол, такое случилось. А дева молчит да трясётся вся.
С того дня ходит Любушка невесёлая, мало говорит, больше молчит. Как-то раз подружка зовёт её на вечёрку — попеть, хоровод поводить, печаль-тоску развеять. Ну, пошла она, хошь и с неохотой. У реки костерок развели ребята, а девчата шутки шуткуют, трунят над ними. Дело молодое, зубоскалят, веселятся! Глядь, к костерку подходит парень, виду молодецкого. Карий глазок щурит, улыбается во весь рот, а волос, слышь-ка, тёмный и кудрявый. Ненашенский, сразу видно. И в пляс пустился да к Любаве набивается в пару. Та ничего, в ответ руками взмахнула, по кругу плавно пошла. И захороводились они с ним на весь вечерок. Друг дружке не уступают, припевки зачинили. Начал-то он споначалу:
— Глубоко растут купавы,
Мне руки не дотянуть.
Далеко живёт Любава,
Не добраться как-нибудь!
И она не молчит:
— За любимого дружка
И серёжку из ушка!
А за тебя, ненашего,
Не вынесу и каши я!
Ну, и далее так, посмеиваются, веселят народ. Тут он возьми и спой:
— От тебя, моя Любава,
Я веночек получил.
Позабавился Купала,
Сердце навек присушил!
Девку, как заморозили. Встала столбом, ни моргнёт, ни вздохнёт. А молодец не останавливается:
— За тобой ходил по лугу,
И следочки целовал.
Стань, Любава, мне подругой,
Я б другой не пожелал!
Любава поворотилась и ну бежать с круга. До самой избы ног не чуяла. На лавку околоть окна присела, сердечко вот-вот выскочит из груди. А на кругу Любомир за грудки схватил парня:
— Почто девку обижашь?
Ну, знамо дело, все парни подбежали в заступ. Только глядь-поглядь, а того и след простыл! Далёко, на лугу конь заржал, да топот копыт услыхали, и всё. Ругнулся Любомир:
— Окаянная душа! Видать, коня на привязке оставил, вишь, смылся быстрёхонько. Скоро-нескоро, осень пришла. Светомир к Тихону:
— Обещался, мил друже, дочку отдать за моего сынка! не пора ли обещанье сполнять[99] Тот покручинился:
— Не в себе девка-то! Давай годик обождём? Авось, наладятся дела?
— Ладно, — согласился сосед. — Токмо больно ты дочке потворствуешь, Тихон. Не вышло бы худо!
Сговорились свадебку на следующую осень справить. С тем и разошлись.
А Любаве сны стали сниться чудные.
Будто скачет она на коне верхом по чистому полюшку. Солнышко пригревает, птички поют, ветер кожу гладит. Только враз всё исчезло. Одна-одинёшенька стоит на юру, а вокруг пусто и голо…
В другой раз опять на коне вороном объезжает места дивные и славно ей на душе и радостно. А как нет с ней вороного, так и холодно и неуютно.
Призадумываться стала девка, что дело нечистое. Подошла к мамке-ведунье. Так, мол, и так, что делать-то? а та руками всплеснула:
— Что ж ранее не шла? Вишь, приворот тебе сделан любовный! Ой, беда!
— Как же? — в ум не войдёт Любава. — Конь что ли меня приворожил?
— Ох, глупа! Конь-то не простой, чуешь? Лошадиный бог к тебе подкат делает! Иди ужо, ближе к ночи ворочайся.
Идёт Любава домой, сама думки думает. Лестно ей, что не просто конь, а лошадиный бог её заприметил. С другой стороны боязно — ну, как сманит да бросит? Опять же, раз бог, то, видать, и богатства у него несметные. Доля полегче будет! Тут она и услышала ржание позади. Оглянулась, а перед нею конь вороной с гривою, чуть не до земли. И молвит он голосом человеческим:
— Хотел я, Любава, чтобы ты меня добром полюбила, а не за посулы, да видно не судьба. Не ходи к ведунье, не потревожу я тебя более. Будь счастлива с Любомиром!
На этом повернулся и ускакал, а на тропке веночек засохший остался. Пригорюнилась девушка. Вишь, ей обидно, что так запросто отказался от неё ухажёр! Хотя бы и бог! Ну, поплакала малость, да домой пошла.
А на ту пору, когда разговор этот вёлся, мимо шла девчоночка, Веселина. Едва-едва с недолеток выскочила. Одна у родителей росла, так вышло. Они на неё наглядеться не могли. Души в ней не чаяли. Однако спесивости али гордыни в девке не было. Ко всем с улыбкой да лаской! Услыхала она слова, сказанные Любаве, ветки раздвинула и увидала коня. А она, слышь-ка, не уступала парням в верховой езде, бойкою слыла. Хоть и поругивала её матушка за такие утехи, но запрет не накладывала. Веселина залюбовалась статью конной, пожалилась, что быстро ускакал, да и запала ей думка оседлать красавца, промчаться по равнине. Только где ж того коня найти? Всю осень пыталась девица углядеть, где пасётся красавец, но так и не сподобилась. Потихоньку у подружек выспросила об ухажёре Любавы, поняла, что не так всё просто. Но не отступилась, ещё больше загорелась найти его. Целую зиму думки думала и придумала всё ж таки!
Не обошлось, знамо дело, без бабки-ведуньи. От неё услыхала, что имя ему надо придумать. Если приглянётся прозвание, то поладить тогда можно. Перебрала она всяческие имена, но ни одно на сердце не легло. А без этого ничего не сложится, вишь! Тут весна подоспела, травка первая вылезла, подспорье для еды. Девушки, как водится, корзинки взяли да собирать отправились. Ну, и Веселина с ними. Споначалу все вместе толпились, потом разбрелись. Ближе к полудню засобирались домой, а Веселинка не откликается. Ну, покричали, побегали да в деревню скорёхонько, так, мол, и так, всё обсказали. Мужики собрались, отправились искать. А Веселина тем временем ни сном ни духом не ведает, что её обыскались. Присела себе у ручейка на передых. Ножки водой обмыла, сидит песню тянет, на воду смотрит. Там и увидала отражение лошадиного бога. Глядь, а это и вправду он. Тут она и молвит:
— Велимир! По-другому никак тебя не назвать.
Тот в ответ заржал и в кустах скрылся. А Веселина вскричала:
— Постой-погоди, милый друг! Приглянулся ты мне с первого раза. Дозволь полюбоваться тобой. Разве много прошу?
В ответ тишина. Она далее просит:
— Дозволь, Велимир, коснуться гривы твоей шёлковой, обнять шею гордую, рядом постоять, сердце девичье унять.
Ну, знамо дело, кто на такие речи не откликнется? Лестно Велимиру стало, вышел он к Веселине. Она гриву ему погладила, да и вплела в неё ленточку алую из косы. Тут шум раздался, мужики приблизились деревенские. Конь отступил, а перед тем молвил:
— На вечерней зорьке у омута ждать буду.
И исчез, как не было. В тот день не удалось девице отлучиться из дому. Матушка больно гневалась, потачку не сделала. А на следующий вечер она схитрила. Притворилась, что устала больно и спать отправилась пораньше. Сама же утайкой задками на реку побежала. На обрыв вышла, смотрит, ждёт Велимир на другом бережку. А брод ниже по течению, до него с полверсты. Наладилась она бежать туда, но конь в реку вошёл и поплыл к ней. Встретились они, и пошли вдоль реченьки. Почти до утра разговоры говорили. Так и повелось. Днём Веселина думками с Велимиром, а ночами рядышком. После первой встречи позволил он девице сесть на него верхом и прокатил с ветерком. Ну, ясно дело, по душе они друг дружке пришлись!
Долго ли коротко, проскользнуло лето ужом. Лист на деревах озолотился. Любомир с Любавой день свадебный назначили, всех на праздник пригласили. Веселина думала смолчать о том, но всё ж таки доложилась Велимиру. Тот выслушал да и молвит:
— А что, милая, пойдёшь за меня замуж?
Взгрустнулось ей. Вдруг слышит голос позади:
— По здорову ли красавица?
Оглянулась, а там парень. Сам из себя статный, на лоб тёмные кучери[100] упали, а глаза карие с лукавинкой смотрят. Смутилась она чуток, но отвечает приветливо: