— У кого умыкнула такое?
— Нет, — говорит Алёна, — у меня привычки чужое брать! Сама в тайгу хожу зверя бить.
Тот не поверил, но мужики подтвердили. Ну, сторговались, взял, конечно, купчина поживу. Тут Евсеевы и вздохнули маленько. А Марьяшка с той поры приловчилась по лесам-полям одна ходить. Оденется в одёжу братьев и потихоньку сбежит. Как Алёна ни ругалась, не помогало. Потом рукой махнула, смирилась. Уж больно хорошо Марьяна охотилась. Да и рыбалка удавалась ей. Бывало, сходят мужики на озерко, принесут того-сего и промеж себя говорят, что рыбы маловато стало. На другой день Марьяша туда же пойдёт, в обратно еле несёт улов.
Ну, заприметили, конечно, это, стали послеживать за ней, но только ни разу никому не удалось ничего толком увидать. То, понимаешь, заснут доглядчики[56], то перессорятся меж собой из-за ерунды, о которой потом и не припомнят, а то ещё хуже — натолкнутся на медведя али на волков.
Времечко пробежало, заневестилась Марьяна. Братья её по кузнечному делу пошли, в дом невесток привели одну за другой. На неё уж поглядывать стали, разговоры заводить:
— Когда косу вокруг головы уложишь? Хватит, однако, по лесам бегать, пора и о семье подумать, о муже и детках.
Марьяна отмалчивалась, а сама себе тоже думки имела об этом. Не глянулся ей никто. А как без тепла сердечного жить? Подружек у неё толком не было, всё одна да одна, и поделиться маятой не с кем. К матери как-то подошла, притулилась у плечика, рассказала о своей печали. Та повздыхала, понятное дело. Сама-то вон как за любовь Евсея боролась! А что подсказать дочке? Только и посоветовала, обнявши за голову дитятко:
— Сама смотри, лапушка, может и стукнет сердечко по ком-нибудь.
Малость погодя, как-то под осень, пошла Марьяша опять побродить в лес. Как обычно, заглянула на заимку озёрную, отца-батюшку вспомянула, слёзки закапали. И тут окликают её голосом мужеским:
— Заблудилась, девица, али как?
Марьяше диковинно, кто это в ней девушку признал? Она, как обычно, в мужское платье переоделась, и косу под шапочкой спрятала. Обернулась, видит парень незнакомый — в плечах широк, лукавый глазок, волосом тёмен, в поведении скромен. Спрашивает его, кто он и откуда. Ну, познакомились. Паренёк-то из дальней деревни оказался, по делу шёл к Перфилу, соседу Марьяшиному. Указала она ему дорогу короткую, а он не торопится, стоит прутиком по ноге постёгивает, да поглядывает на Марьяшу с улыбкой.
— Проводи, — шуткует, — меня девица, а то ненароком заблужусь, потеряюсь.
А у Марьяны, вишь, тоже к нему интерес проявился. Как увидала его, так сердечко-то и стукнуло, да и по телу жаром окатило. Он ей руку протянул, помог подняться с камня и тут браслетик увидал. Подивился, красота, мол, какая! Она ему про тятю и семью всё обсказала, а он ей о своей родне не утаил. Дошли до домов-то быстренько, хотя и не торопились. Марьяша указала на дом Перфила, сама в избу к своим побежала. Мать подивилась, что она без добычи сегодня, а Марьяна только улыбается, да щеками алеет. Сарафанчик достала праздничный, по горнице не ходит, а летает. Мать и смекнула, что к чему. Но не поймёт, какой сокол её горлицу словил. А тут Перфил заглянул к ним в гости, да не один, а с родственником.
— Вот, — говорит, — племянник мой, Гордей, по делу приехал. Молодой да ладный. Мне бы, Алёна, поговорить с тобой с глазу на глаз.
В горницу прошли, Перфил и говорит:
— Увидал Гордей твою Марьяну и упросил договориться с тобой о свадьбе. Сам знаю, что торопливости быть не должно в таком деле, но может, о сговоре подумаем?
— Отчего ж, — отвечает Алёна, — не подумать? Можно и сговориться, а через годик и свадебку сыграть.
На том и порешили. Гордей побыл две недельки и в свою деревню ушёл, а напослед подарил Марьяне браслетик серебряный диковинный — змей с крылышками, а в глазках камешки зелёные.
— Как увидал тебя у озера, так сердце и ухнуло, застучало в два раза живей. А как увидел браслетку на твоей руке, так и совсем уверился, что ты судьба моя. Этот браслет мне моя бабка перед смертью подарила и сказала, что через него я судьбу свою сыщу, да наказала носить, не снимая. И вправду, как я тебя увидал, змей на руке шевельнулся!
Сказал так, и на руку Марьяне надел свой браслет рядом с первым. Тут же эти змейки перекрутились и в один браслет сложились так, что хвостик к хвостику, а голова к голове. А змейка, что отцом Марьяны была сделана, открыла свой глазок второй, и вышло так, что смотрят эти змейки в глаза друг дружку.
На том расстались, уговорившись иной раз встречаться у небольшого озерца. До деревни Гордея день ходу, а озерко, вишь, на полпути было. С утра, коль выйти, как раз к обеду дойдёшь, поговорить да обратно до дому. Ну, ясно дело, не просто так по лесу гулять, а добычу какую-нибудь всё же взять. Ну, нет-нет, так и виделись они. А на ту пору объявился человек лихой, пошаливать стал нехорошо. То на избушку охотничью придёт и припасы все изымет, то на тропе ходкой самострел поставит не отмеченный. Идёт охотник, али просто человек до жилья добирается, а тут тебе и ловушка. Пару раз шибко поранились мужики. Решили уследить, ан не выходит. Тот похитник ещё пуще распоясался, грабить начал.
Выскочит укромно, оглушит и всю добычу заберёт. С опаской стали ходить по тайге. По двое-трое, чтоб сноровистей выследить.
В этот раз и Марьяна шла сторожко, с оглядкой, но всё ж не убереглась. С дерева на неё спрыгнул разбойник, навалился сзади аки[57] бирюк, не продохнёшь. Она и сомлела. Он сразу-то не доглядел, что перед ним девка. А потом браслет узрел, стаскивать стал. Коса-то и выпала из-под шапки. Отпрянул безобразник, одно дело мужика приглушить, другое — женщину. Однако жадность одолела. Опять склонился, чтоб похитить украшение, а браслетик-то и распался на две части. Змейка ноги ему обвила, а змей крылатый грудь стиснул. Рухнул грабитель наземь, постанывает да всех богов поминает. Тут Марьяша в себя пришла, видит дело к тому, что вот-вот издохнет злодей. Шепнула:
— Малость полегче держите!
Змейки слегонца ослабили хватку, она и спрашивает лежащего:
— Отчего ты делаешь это непотребство? Зачем изгаляешься?
А тот усмехается злобно:
— Ненавижу, — говорит, — всех за то, что со мной обошлись бесчестно. А как да что, тебе ничего не скажу!
Призадумалась Марьяна, как быть. Отпустить подобру-поздорову нельзя, опять бедокурить начнёт, но и жизни лишить невозможно, человек ведь! И так решила по своему разумению:
— Не должно тебе более в человечьем обличии быть. Довольно людям бед наделал! Поживи-ка теперь в облике зверином, да чтоб за тобой поохотились, как ты это творил.
Сказала и змейкам своим кивнула. В тот же миг они вновь перекрутились меж собой, а потом взвились вкруг этого кромешника, укутали его свечением ярким. А как утихло всё, на земле остались крыса лесная да браслет. Марьяна крысу прогнала, браслетик на руку надела и дальше пошла. Идёт да думает, почему это лесной народец не наказал этого лихого человека? Что за диво такое? И тут же в ответ услышала:
— Люди этого человека таким сделали, им его и наказывать. Потому у тебя это и получилось.
Засмурнела Марьяша, опечалилась. Чует, что всё это неспроста. С Гордеем встретилась, всё рассказала. Он тоже брови нахмурил.
— Давно, — говорит, — я замечаю такое. Люди озлятся и дел плохих немало натворят, а отвечать потом всем остальным приходится, потому как все мы в ответе друг за дружку. А цепочка зла, если её не прервать, далеко протянуться может и беды много сделает. Однако ж, злобу злобой не остановить, по уму надо делать, не торопясь, да и сердце спросить тоже.
— Хорошо ты, Гордеюшка, говоришь, правильно! — соглашается Марьяна. — Только кто это решать будет?
Тут позади них голос и вещает:
— Вы это будете делать, Гордей да Марьяна. Потому как вас к этому народ лесной приставил, и заметки вам выпали в виде браслетов.
Поворотилась пара назад, а там женщина стоит да высокая, вровень с деревами. Признали они сразу в той женщине Берегиню-матушку[58]. Давно она никому не показывалась, забывать уж народ её стал, а тут, вишь, показалась. Видать, пришла пора. Выслушали они эту речь, поклонились в пояс и пошли по домам. Вскоре свадьбу сыграли, там принародно свою судьбу открыли, так сказать. Изумились люди, тут Берегиня и вышла к ним в облике человеческом, подтвердила всё. Отгуляли свадьбу, как положено, собрались молодые, поклонились до земли родителям да честному[59] народу и в лес ушли.
С той поры стали люди замечать, что если в каком селе заведётся охальник, али ещё как хуже, то в той местности появляется много змеек разных, и серебристые среди прочих частенько проскальзывают. И при этом всегда показывалась там пара молодых — мужчина да женщина под ручку. Если ж ничего не делал народ, чтоб положение исправить, то деревенька та гибла. То пожар случится да при буйном ветре, и всё начисто погорит. То болезнь нападёт морная[60], а то и вовсе непонятное случалось — просто исчезало всё, уходило под землю, а на этом месте озеро появлялось. Коли дело до этого доходило, то шибко гневались Марьяна и Гордей.
Отголоски происходящего до самых дальних мест докатывались!
Вот вы сейчас и подумайте, почему так много на земле непорядка стало? Правильно ли вы живёте? Друг за дружкой стоите, как Берегиня завещала? Смотрите, как бы большей беды не случилось.
Ивашкин бочажок
Перфил, у которого племянник Гордей с Марьяной обвенчался, растил сынишку по имени Иван. По малости лет прозывали его Ивашка. Мальчонка востроглазый, и склонность имел к животине. Ну, с песками умел ладить славно или там, с кысками. Бывало, наладится Перфил в лес за дровами, Ивашка тут как тут: