КОЖАНЫЙ МЕШОК
На камне в глухом бору сидел Никлас, а рядом с ним стояла корзина, полная древесной коры. Он собрал её, чтобы жене было что добавить к скудному запасу спорой ржаной муки [155], которую он получал в плату за поденную работу в господской усадьбе. А то разве хватило бы этой муки на все голодные рты в его лачуге! Однако же Никлас так устал и был в таком отчаянии, что не мог дальше идти, прежде чем немного не передохнет. И вот он сидел и думал о том, когда же придет конец великой нужде, что обрушилась и на него самого, и на его соседей, и на большую часть страны. Засуха-то погубила почти все посевы и всю траву. А там, где свирепствовала засуха, следом прокрадывались голод и нужда. Толпы людей и целые стада скотины умерли или пали с голоду, да и кто знает, скольким суждено пережить эту голодную зиму.
Вдруг он услыхал стук лопаты, которая, роя землю, наталкивалась на мелкие камешки. Сквозь кусты, под которыми он сидел, Никлас увидел старого тролля, вскапывавшего землю.
Тролль гнул спину и пыхтел, но работа у него спорилась, и вскоре он, взвалив лопату на плечо, подошел к высокой сосне, выкопал большой кожаный мешок и открыл его. В тот же миг совсем рядом с троллем на краю ямы приподнялся большой камень, и из земли высунула голову старая троллиха.
— Послушай-ка, муженек, — сказала она. — Ты ведь не забудешь, что тебе надо посеять шесть зернышек пшеницы вместо четырех. Мне ведь нужно побольше муки для праздничного пира.
— Хорошо, что ты напомнила мне об этом, — ответил, почесав голову, старик, — но я и сам бы не запамятовал.
Старая троллиха исчезла, закрыв лаз вместо творила камнем. А Никлас подивился: какой же добрый урожай можно получить из шести зернышек пшеницы?
Однако же старый тролль отсчитал шесть пшеничных зернышек из кожаного мешка, завязал его и снова спрятал. Затем он отправился в поле, посадил по одному зернышку в каждом его углу, а два — посередине. Потом тролль уселся в траву и, как видно, стал чего-то ожидать.
Никлас тоже стал ждать вместе с ним. Ему хотелось поглядеть, что из всего этого получится. И вскоре ему довелось увидеть настоящее чудо. Там, где были посажены зернышки, выросла уйма соломинок, которые вскоре распространились по всему полю. Но они росли и в вышину, и внезапно пред Никласом раскинулось и заколыхалось целое пшеничное поле. Пшеница тут же заколосилась. Колосья набухали, желтели и стали под конец такими тяжелыми, что свисали до самой земли.
Тогда старый тролль топнул ногой, и из-за каменных глыб и земляных куч выползло несметное множество маленьких троллят и давай вырывать с корнем колосья. Потом они стали отряхивать снопы колосьев в огромные мешки, которые притащили с собой. И посыпались из колосьев спелые, золотистые зерна. А когда все зерно было высыпано в мешки, троллята взвалили их на спину и исчезли, словно дым, вместе со старым троллем среди кочек и горных расселин.
— Вот это урожай так урожай! — сказал самому себе Никлас и отправился в поле — поглядеть, не достанутся ли ему какие-нибудь брошенные колоски.
Но троллята, видимо, поработали на славу — в поле не осталось ни единого зернышка. Там валялась лишь сухая, смятая солома.
«Пойду-ка я к той сосне и возьму мешок. Такой урожай мне по душе», — подумал Никлас.
Но, освободив корни сосны от мха и земли, Никлас не обнаружил ни малейших следов мешка, и сколько он ни разрывал землю руками и острым камнем, ему так ничего и не удалось найти.
Время шло, близился полдень, и в конце концов Никласу пришлось отправиться со своей корзинкой домой.
Пора было на поденщину. А поиски клада придется отложить до следующего дня. Так он и сделал, снова отправившись на рассвете в лес и взяв с собой лопату.
Но, когда он подошел к тому месту, где вчера было поле, оно уже исчезло, а хуже всего то, что он не смог узнать сосну, под которой лежал кожаный мешок. Никлас стал копать то под одной, то под другой сосной вокруг, но все напрасно. А он все же упрямо копал, не замечая времени, и опоздал на поденщину. Староста отругал его и урезал долю ржаной муки, которая причиталась ему в уплату за труды. Но это его ничуть не остановило. На другой день он уже снова был в лесу, снова опоздал на поденщину, и снова ему урезали долю муки. Жена плакала и сетовала, что он заставляет её и детей голодать, а сам слоняется по округе, словно бродяга с проселочной дороги. Ни словом не выдал Никлас, чем он занимается, потому что знал: тот, кто ищет клад, если хочет найти его, не должен об этом говорить.
Однажды утром, когда он, как обычно, рыл землю, увидал его случайно какой-то старый торпарь и давай насмехаться.
— Вот как, любезный мой Никлас, ты хочешь найти клад! — уязвил его старик. — Но скажу тебе, днем это не делается. Человеческим рукам никогда, кроме как ночью, не добраться до троллевых сокровищ.
— Ах так! — сказал Никлас и бросил лопату, потому как он знал, что старый торпарь был сведущ во всех тайных, скрытых от людей делах. — Тогда попытаю-ка я счастья ночью.
Но старик только засмеялся ему в ответ.
— Невелика от этого польза. Невелика польза, — повторил он. — Если кто и найдет клад, он не сможет вытащить его наверх, прежде чем взойдет солнце. За это время тролли так тебя запугают, что и клада не захочешь, а выпустишь сокровище из рук или же вымолвишь какое-нибудь словечко. И тогда не успеешь оглянуться, и сокровище раз — и исчезло. Тролли-то знают немало волшебных заклятий. Они нашлют на того, кто ищет клад, шипящих змей и прожорливых волков, так что тут гляди в оба — как бы ноги унести. Ищи, любезный Никлас, ищи клад, коли тебе это по душе. Только, боюсь, ничего тебе не найти.
С этими словами заковылял старый торпарь прочь, рассказывая всем встречным и поперечным, всем, кто только хотел его слушать, о том, что Никлас ищет клад в лесу.
Ну и смеялась же над Никласом вся округа! А жена его плакала и бранила мужа за все его глупости. И он и вправду перестал ходить в лес по утрам. Однако же вместо этого стал ходить туда по ночам, когда все другие спали. Днем же он бывал такой сонный и усталый, что не в силах был справляться с поденной работой и получал муки еще меньше обычного. В лачугу его пришла настоящая нужда, да и сам он голодал, так что остались только кожа да кости. И все-таки он продолжал искать клад, потому что, найди Никлас клад, стал бы этот клад счастьем и спасением не только для него самого, для его жены и детей, но и для всей страны.
Однажды ночью, только Никлас подошел к камню, где сидел, подсматривая за старым троллем, как взошел месяц. И тут вдруг будто пелена спала с глаз бедняка, и он тотчас узнал сосну, под которой старый тролль спрятал кожаный мешок.
Несколько ударов лопаты, и Никлас убрал слой земли и камни, а вскоре уже лопата его наткнулась на что-то круглое, толстое и гладкое.
Мешок! Ведь это кожаный мешок!
Никлас отчетливо видел его при свете месяца. И, дрожа от радости, начал окапывать мешок, чтобы легче было приподнять его. Потом он нагнулся, обхватил обеими руками мешок, приподнял его и стал тащить. Но не тут-то было — мешок прочно засел в земле.
Казалось, будто кто-то крепко-прекрепко держит его снизу.
Никлас изо всех сил тянул мешок, дергал его и рвал. Но все напрасно. У того, кто ему противился, была такая хватка, словно вместо пальцев у него были железные клещи.
«Ладно, — подумал Никлас, встав на колени возле ямы, — видно, ничего больше не остается, как простоять здесь до самого раннего утра. Только бы не напали на меня чудовища».
Вглядываясь в кустарник, он прислушивался к малейшему шороху. Вскоре он и вправду услыхал какой-то хруст и треск, и из кустов ринулся на него страшный, мерзкий волк с разинутой пастью.
Никласу стало не по себе, но он подумал: «Не все ли равно, умереть ли в пасти зверя или же медленной голодной смертью зимой. А раз так, троллям, если они прячутся за деревьями и смотрят на меня, не видать моего страха».
И Никлас, не отрывая острых глаз от чудовища, еще крепче обхватил руками мешок.
Волк скалил зубы и все шире разевал пасть, словно желая проглотить человека. Но внезапно он застыл на месте, словно острый взгляд Никласа был подобен направленному на него оружию. И волк пополз назад, а под конец исчез в зарослях кустарника.
Однако вскоре послышалось шипение, и на ветвях дерева, прямо над головой, Никлас увидел извивающееся змеиное туловище, а беспощадные сверкающие глаза на плоской голове неотрывно разглядывали его. Никлас содрогнулся от ужаса, но и тут не выпустил мешок из рук; пристально и бесстрашно смотрел он в сверкающие глаза чудовища. И глаза змеи словно медленно угасали под его взглядом, а потом потухли, и Никлас так и не увидел больше ни глаз змеи, ни её туловища.
«Слава Богу, — подумал Никлас, — теперь-то я знаю, как одолеть чудовище, если какое-нибудь еще явится».
Но никто больше не появился. Зато вскоре Никлас услыхал издалека какой-то человеческий голос. Казалось, кто-то кричит. И вскоре он понял, что зовут его и что это голос их соседки.
— Никлас! Никлас! — кричала она. — Иди домой! Твоя жена помирает!
Никлас задрожал так, что чуть не выпустил мешок из рук. Его дорогая жена умирает, и он, быть может, никогда больше её не увидит! Но, если он выпустит мешок из рук и побежит домой, его дети, пожалуй, тоже умрут с голоду. Зато, если он удержит мешок, и его дети, и тысячи других людей смогут жить счастливо. И Никлас держал мешок, хотя сердце в его груди разрывалось от горя.
Но тут до него снова донесся крик:
— Ау, отец! Ау! Ау!
Это старший сын Никласа кричал так, что эхо разносилось по всему лесу.
А следом раздался третий голос, голос маленькой дочери Никласа — Гудрун:
— Батюшка, батюшка, где ты? Где ты, милый батюшка?
«Только бы они меня не нашли, — думал он. — Хоть бы месяц закатился, чтобы они не увидели меня».
Но месяцу нужно было еще долго плыть по небу, прежде чем он снова добрался бы до лесных верхушек. Все отчетливей и отчетливей слышались голоса, и тут Никлас увидел, что все трое звавших его мелькают среди деревьев.
Он как можно теснее прижался к земле. Но у мальчика был соколиный взгляд, и он тотчас обнаружил отца.
— Вот он, вот он! — закричал сын.
И в тот же миг все трое — соседка, сын и дочь — уже стояли возле Никласа, рассказывая ему, как бедная умирающая лежит на смертном одре, тоскуя по мужу.
Но он не отвечал ни слова и только неотрывно смотрел в лицо соседке, сыну и дочери.
— Только бы нам раздобыть матушке какой-нибудь сытной еды, может, она и оправилась бы, — говорил мальчик. — Если ты дашь мне свой кафтан, батюшка, я смогу пойти к лавочнику и продать его.
Как ни хотелось Никласу отдать свой кафтан сыну, он все равно не мог бы этого сделать, потому что тогда ему пришлось бы выпустить из рук кожаный мешок. И он холодно покачал головой.
— Никласу его кафтан дороже жизни жены! — воскликнула соседка. — Всякому видно, что ему нет дела ни до жены, ни до детей. И не стыдно ему лежать здесь и прохлаждаться, когда в лачуге его полным-полно бед! А что это он держит в руках? Сдается, большой камень, сразу видно!
Мальчик с девочкой тоже наклонились, чтобы взглянуть.
— Да это всего-навсего большая гранитная глыба! — сказал мальчик.
— Господи Боже, он совсем ума решился! — вскричала соседка. — И хоть бы слово вымолвил! Тролли наверняка околдовали его! Надо спасти Никласа!
И она попыталась было оторвать его руки от кожаного мешка. Но тут он так дико взглянул на неё, словно собирался укусить, и соседка вместе с Гудрун испуганно отпрянули назад.
— Придется привести людей, которые спасут его от троллей, хочет он того или нет, — сказала соседка. — Пойдемте, дети, да побыстрее.
С этими словами она исчезла в кустах в сопровождении детей.
Никлас так испугался, что крупные капли пота градом покатились по его лбу. Неужто теперь, когда он так близок к тому, чтобы овладеть сокровищем, они явятся и выхватят мешок у него из рук?
Спустя некоторое время он услышал шорох в кустах и задрожал от ужаса при мысли о том, что кто-то идет вырвать сокровище у него из рук. Но это была всего лишь Гудрун, которая вернулась обратно.
При ясном свете месяца её маленькое личико сияло красотой и нежностью. Подойдя к отцу, она обвила руками его шею.
— Не бойся, милый батюшка! — сказала она. — Ты, ясное дело, думаешь, что нашел клад. Но никто больше не придет и не отнимет его у тебя. Скоро месяц скроется за тучами, и тогда трудно будет отыскать дорогу сюда. А я обману людей и уведу их в другую сторону. Ты же тем временем лежи здесь, пока солнце не встанет и ты сам не увидишь, что держишь в руках всего лишь камень.
Ни капельки не поверила она в то, что он нашел клад, но все равно хотела помочь ему. И оттого, что она беспокоилась о нем, Никлас почувствовал себя таким счастливым!
Слезы выступили у него на глазах, пока он молча лежал на земле и только глядел на неё. А она-то подумала, что это он об умирающей матушке горюет.
— Не печалься о матушке, милый отец, — сказала она. — Я пойду к лавочнику и продам мои длинные волосы, а он даст мне какой-нибудь сытной еды.
И, улыбнувшись ему, Гудрун исчезла в кустах. Никлас страшно испугался за неё. Каково там придется ей одной в дремучем лесу? Удастся ли ей уйти от волка, который караулит в лесной чаще? И в самом деле, через несколько минут он услыхал вдруг крик. Ему показалось, будто Гудрун кричит:
— Батюшка, помоги!
В отчаянии выпустил он из одной руки мешок, который тут же стал тяжелым как свинец. И тотчас же под землей послышался глухой смех.
«Тролли смеются надо мной, — подумал он. — Может, это вовсе и не Гудрун кричала, а всего лишь сова».
Он снова обеими руками вцепился в мешок. И все снова и снова слышал он крики. То ему казалось, что это Гудрун кричит, то сова. И он то вскакивал, то вдвое крепче держал руками мешок. Ведь он должен спасти жизнь стольких людей! Однако же ручьи пота от страха текли по его лицу.
Под конец он снова выпустил из одной руки мешок, а другая его рука тем временем сгибалась под тяжестью ноши, — собрал с камней мох, заткнул им уши, потом крепко закрыл глаза. Что бы ни случилось, он не хотел больше ничего видеть или слышать. Этой же ночью, как он заметил, было что и видеть и слышать. Хотя его глаза и уши были закрыты, он услыхал такой страшный шум, словно дикие охотники промчались мимо него.
А ещё он видел такие яркие молнии, будто все небо было объято пожаром.
Но он не обращал внимания: будь что будет. И он не знал, сколько времени пролежал так, держа клад своими онемевшими пальцами, хотя ему казалось, что сквозь его опущенные веки уже брезжит рассвет.
Между тем до него внезапно донесся шум, куда громче прежнего, и, несмотря на мох, затыкавший уши, он услыхал, как вперемежку с отчаяннейшими проклятиями выкрикивают его имя.
— Повесить его, сжечь, посадить на кол! — кричали голоса.
Казалось, сотни ног ринулись прямо к нему.
«Теперь-то уж они меня нашли. Они полагают, что это из-за меня жена умерла с голоду, и хотят, чтобы я поплатился за это. Настал мой последний час», — подумал Никлас. И когда ему показалось, что люди совсем рядом, — он открыл глаза.
И правда, к нему приближались все парни из их округи с кольями в руках. Вот они уже совсем близко! Вот замахиваются кольями, чтобы размозжить ему голову, но ни единого слова не вымолвил Никлас. Он только ждал, не выпуская мешка из рук.
Вдруг косой луч солнца прорезал лес. Он озарил лица парней, озарил он и кожаный мешок. И мешок в руках у Никласа сразу стал таким легким, что торпарь потерял равновесие и упал на спину.
Но все-таки поднялся и изумленно огляделся вокруг. Куда девались все эти парни с угрожающе поднятыми кольями? И тени их не мелькнуло перед его глазами. Неужто он недавно видел все в таком страшном ложном свете?
Никлас не стал больше задаваться вопросом, видел он их всех на самом деле или нет. Кожаный мешок-то уж все равно был у него в руках. Гордый, словно король, взвалил он мешок на спину и зашагал домой. Но, когда он отворял двери в горницу, сердце затрепетало у него в груди: он подумал, что увидит жену мертвой в кровати. А Гудрун?… Может, все уже сидят и оплакивают её?
Но то, что он увидел, заставило его застыть в изумлении на пороге. Ведь у очага стояла его жена и стряпала молочный суп к завтраку. За ручной же прялкой сидела Гудрун и пряла. А её длинные волосы сверкали, словно золото в лучах солнца.
И тогда он понял: все, что он видел в лесу, — только призрачные видения, с помощью которых тролли хотели заставить его выпустить сокровище из рук.
Но это им не удалось. И, швырнув кожаный мешок на пол, он рассказал жене и детям, какое счастье и богатство заключено в этом мешке.
И они, разинув рты от удивления, заплакали от радости.
Но внезапно Гудрун заметила, какой диковинный вид у отца: голова его словно побелела.
— А что, батюшка, разве нынче шел снег? — спросила девочка, желая отряхнуть белые снежинки с его волос.
Но снег не сходил. Просто волосы Никласа поседели за эту ночь, потому что никому не удается бесследно побеждать в битве с троллями.
АЛМАЗНАЯ ПТИЦА
Жил — был однажды король, который ужасно любил драгоценные камни, у него в сокровищнице стояла большая шкатулка с дорогими украшениями. Но самым редким его сокровищем был маленький белый попугай, у этого попугая на каждом перышке крыльев и хвоста росли алмазы.
Он купил попугая у купца, приехавшего с Востока, и тот сказал ему, как за ним надобно ухаживать. Кормить эту птицу нужно было один раз в день, но пищу ей следовало давать не дешевую — один брильянт чистой воды, чем крупнее, тем лучше. Если кормить попугая таким образом изо дня в день, то у него на каждом перышке крыльев и хвоста будут расти алмазы, как только они вырастут величиной с горошину, сразу опадут, словно созревшие ягодки, а на их месте вырастут новые алмазы.
Король велел посадить птицу в золотую клетку и поставил клетку в сокровищницу, потому что здесь надежнее всего было её хранить. Никому из своих приближенных не доверял он ухаживать за попугаем, а делал это собственноручно. Каждое утро он открывал клетку, собирал алмазы и давал один из них попугаю.
Но бедной птице невесело было сидеть одной дни и ночи напролет в темной сокровищнице с маленьким зарешеченным оконцем.
Попугай повесил голову, похудел, и под конец алмазы перестали расти. Они сидели у него на перышках, недоросшие и недозрелые, и, хотя король продолжал каждое утро по-прежнему совать в клюв попугаю один большой алмаз, проходила неделя за неделей, а птица не дала ему ни одного драгоценного камня в награду за все его хлопоты.
— Нет, так дело не пойдет, — сказал король.
Он велел придворному лекарю спуститься в сокровищницу и вылечить больную птицу.
Попугая поили микстурой, повязали ему бандаж на живот, но ничего не помогало. Под конец королю надоело кормить птицу большими прекрасными алмазами, раз она не давала взамен новых.
«Лучше уж убить её, — подумал он, — по крайней мере, я соберу те алмазы, что сидят у него на перьях».
Он спустился в сокровищницу, вынул маленькую птицу из клетки и вынес её на замковый двор, где его ожидал палач; ведь король хотел лично проследить, чтобы никто не украл ни один алмаз.
Король, протянув палачу попугая, неосторожно разжал руку, и птица мигом вырвалась на свободу, расправила крылья, распушила хвост и взлетела, а алмазы так и заиграли на солнце. Это было удивительное зрелище. Но король думал лишь о том, как бы не упустить свое сокровище.
— Ловите её! Ловите! — закричал он.
Все придворные бросились ловить беглянку, ведь она не могла взлететь высоко с тяжелыми алмазами на хвосте и крыльях. Они гонялись за ней по замковому двору, по полям и лугам, и вскоре один из придворных подбежал к ней так близко, что смог ухватить её за одно перышко. Птица уронила перо и полетела дальше. Потом у птицы вырвали второе перо, третье, четвертое, пятое… Каждый раз белый попугай, вырываясь, оставлял у своих мучителей по перу, украшенному алмазом. Когда у него вырвали все перья из хвоста, пришел черед крыльев. Просто удивительно, как птица могла еще летать! Но, даже потеряв все свои перья, она ни разу не упала на землю и продолжала парить в воздухе, как маленький комочек белого пуха.
Тогда король крикнул придворным, преследовавшим птицу, что охота кончена, что все алмазы у неё отобраны, а сама она ему не нужна — он успел уже с нею намаяться. Но, мол, если кто другой хочет ею завладеть, пусть попробует поймать её.
И тут король направился домой, а вслед за ним шли все его придворные длинной чередой. Лишь один юноша из королевской свиты не последовал за ним, это был Эсмунд, камер-юнкер короля. Ему до того понравился этот маленький комочек пуха, что он не удержался и решил попытаться завладеть им, раз королю попугай уже был ни к чему.
— Вот дурачина! — сказали придворные, смеясь ему вслед. — Стоит ли трудиться ради этой пичужки, ведь теперь от неё нет никакого проку.
Но Эсмунд не стал слушать эту болтовню, а побежал дальше догонять птицу, он было чуть-чуть не ухватил её, но попугаю каждый раз удавалось ускользнуть от него. И так они оказались далеко за пределами владений короля, в соседнем королевстве.
Эсмунд был не из тех, кто отступает от своих решений, а сейчас он вбил себе в голову, что ему непременно нужен этот попугай.
Под конец он упал, запнувшись о корень дерева, и, не в силах подняться, тут же заснул. Так он проспал всю ночь, а наутро проснулся оттого, что попугай, сидя у него на плече, клевал его в подбородок. Эсмунд устал бежать, а попугай устал летать, они вдвоем проделали столь долгий путь, что стали, можно сказать, товарищами по несчастью.
— Есть хочу! Есть хочу! — кричал голодный попугай. Он, как и все попугаи, умел говорить.
Эсмунд погладил этот маленький пушистый комочек. Он был рад, что завладел птицей, но всего приятней было то, что попугай сам прилетел к нему. Тут он, вспомнив про вчерашний бутерброд, который он прихватил с собой на завтрак, достал его из кармана и протянул птице.
Но попугай с презрением затряс головой:
— Хочу настоящей еды! Алмазов! Алмазов!
— Раз так, я съем бутерброд сам, — сказал Эсмунд и принялся грызть остатки бутерброда.
Птице ничего не оставалось делать, как сесть Эсмунду на руку и отщипнуть кусок хлеба.
— Плохая еда! Плохая еда! — крикнул попугай.
Но, хотя еда птице не понравилась, она за несколько минут уплела бутерброд, не оставив Эсмунду ничего, а после, доверившись ему вполне, залезла под камзол, чтобы согреться у юноши на груди. Как только к его груди прикоснулся этот маленький беспомощный комочек пуха, он тут же сам согрелся. Усталый и голодный, он вдруг почувствовал, как в его тело влилась удивительная сила.
«Нехитрое дело заработать нам двоим на хлеб!» — радостно подумал он.
Тут он направился в ближайшую крестьянскую усадьбу и спросил стоявшего на пороге дома крестьянина, не найдется ли для него какой-нибудь работы.
Крестьянин смерил его взглядом с головы до ног.
— Неужто такой барич станет справлять мужицкую работу? — спросил он Эсмунда.
Когда же Эсмунд стал уверять его, что может все делать, крестьянин велел ему идти в сарай и колоть пополам большие чурки.
— Как справишься с работой, приходи в дом, я накормлю тебя вволю.
Крестьянин ушел, а через полчаса Эсмунд уже вошел к нему в дом.
— Работа сделана, теперь накорми меня, — сказал Эсмунд.
Крестьянин и его жена глянули недоверчиво в окно и увидали, что сарай доверху набит дровами. Тут Эсмунда, как и было обещано, угостили. Он ел, а крестьянин на него дивился: мол, кто бы мог подумать, что этот господский сын такой богатырь. Но как же изумился хозяин, когда из-за пазухи у этого молодца выполз маленький пушистый комочек, бескрылый и бесхвостый, и, усевшись к нему на плечо, начал клевать еду из ложки и кричать при этом:
— Плохая еда! Плохая еда!
Хозяева и глазом не успели моргнуть, как еда была съедена, добрую половину склевала птица, хотя у неё хватило стыда охаять угощение.
Но Эсмунд сказал спасибо и пошел дальше искать работы, к королю он возвращаться не хотел. Ведь при дворе стали бы смеяться над ним: дескать, он старается ради пичужки, которая столько ест, а драгоценными камнями за его старания не платит, к тому же она, потеряв все перья на крыльях и на хвосте, стала просто безобразной. Никто из них не мог понять, что ему полюбилась эта птица и он никак не мог оставить её умирать от голода и холода.
Он ходил от одного крестьянского двора к другому, колол дрова, работал в поле. Подолгу на одном месте ему оставаться не хотелось — крестьяне косились на его странную пичужку, которая ела жадно и хаяла еду.
Однажды утром, когда Эсмунд гладил свою птичку, он вдруг с радостью заметил, что перышки у неё на крыльях и хвосте начали отрастать.
— Ура! — закричал он и от восторга подбросил в воздух шляпу. — Теперь мы с попугайчиком заживем на славу, ведь если у него вырастут перья, значит, вырастут и алмазы. Верно, они оттого не растут, что я не кормлю тебя алмазами?
Птица закивала головой.
— Попочке нужна хорошая пища, хорошая пища, — сказал попугай.
«Как бы мне заработать столько, чтобы хватило на один алмаз? — подумал Эсмунд. — Может, одного алмаза и не хватит на то, чтобы на перьях у попугая выросли драгоценные камни, но все же он смог бы хоть еще разок полакомиться». И тут он решил поступить на службу к местному королю, ведь при дворе ему, верно, положат хорошую плату.
В ту пору король как раз задумал пристроить флигель ко дворцу, и Эсмунда наняли на стройку. Ему велели копать землю под фундамент. Нужно было ворочать камни и складывать их один на другой. Юноша поднимал здоровенные бревна, и, глядя, как легко он поднимает тяжести, люди дивились его силе. Молва о нем переходила из уст в уста, дошла она также до короля и его дочери, принцессы Маринды. Они пожелали своими глазами поглядеть, как он работает. И вот в один прекрасный день они вместе с придворными дамами и господами пришли взглянуть, как он поднимает здоровенные камни и тяжеленные бревна. Когда Эсмунд положил на место огромный угловой камень, будто игрушку, король захлопал в ладоши и воскликнул:
— Браво! Браво!
Потом он сунул руку в карман и вытащил целую пригоршню золотых монет. Он дал их юноше в награду за усердные труды. Велел ему отдохнуть денек, хорошенько повеселиться и угоститься на славу.
Услышав про угощение, попугай вылез из-за пазухи Эсмунда и закричал:
— Хочу вкусной еды! Алмазов!
— Он ужасно любит есть алмазы, — сказал Эсмунд, кланяясь королю в знак благодарности за награду. — Может, мне хватит этих денег на один алмаз?
Тут король расхохотался, аж в горле забулькало. Чтобы птица ела алмазы? Такой чепухи он доселе не слыхивал.
— Это не так-то просто, как ты думаешь. В нашем королевстве есть лишь один алмаз, тот, что украшает корону моей дочери, — ответил он.
Эсмунд взглянул на прекрасную принцессу и увидел, что у неё в самом деле в короне был алмаз. Такой большой и красивый алмаз ему еще не доводилось видеть.
Но тут попугай тоже уставился на алмаз. В один миг он забрался Эсмунду на плечо, чтобы получше разглядеть этот прекрасный камень, потом тут же взлетел на корону принцессы, выломал алмаз острым клювом и проглотил его.
— Вкусная еда! Вкусная еда! — прокричал он, вспорхнул на ветку и огляделся вокруг, довольный.
Эта ужасная кража совершилась так быстро, что никто не успел и пальцем шевельнуть. Но тут сразу же поднялся переполох.
Король приказал немедля поймать попугая, убить его и достать алмаз. Тому, кто сумеет воротить алмаз, он посулил тысячу дукатов.
Тут все кинулись охотиться на птицу. Все придворные и слуги бросились ловить белую птичку и пытались забить её камнями.
Но попугай, у которого успели отрасти крылья, летал теперь быстрее прежнего. Он описывал круги высоко в небе и лишь смеялся над людьми, которым было никак не достать его.
Убедившись наконец, что птицу им поймать никак невозможно, король обратился к Эсмунду.
— Теперь мне ясно, в чем дело, — сказал он. — Это ты, злодей, научил птицу красть алмазы. Но теперь ты мне за это ответишь. Изволь сейчас же подманить попугая, чтобы мы смогли поймать его, не то не сносить тебе головы!
Эсмунд стоял перед королем, гордый и упрямый.
— Попугай — мой друг, и я ни за что не стану заманивать птицу на погибель.
Тогда король приказал страже схватить упрямца и бросить его во дворцовую тюрьму. Мол, там он просидит до следующего утра, а коли и тогда алмаз не будет возвращен, то он умрет позорной смертью.
Но принцесса Маринда с мольбой протянула к королю руки:
— О, нет, милый батюшка, отпусти его, я верю, что он не желал ничего худого. Не похож он на тех, кто ворует либо заставляет красть других.
Она молила отца со слезами на глазах, и до того она была в эту минуту добра и прекрасна, что Эсмунд, глядя на неё, забыл про свою беду.
— Ах, принцесса! — воскликнул он. — В свой смертный час я буду благодарить вас в душе своей за то, что вы пожелали защитить меня.
Однако король не внял мольбам дочери.
— А ну, ведите его в тюрьму! — приказал он.
И тут солдаты схватили Эсмунда за обе руки и поволокли в темную, холодную тюрьму с решетками на маленьких окошечках.
Принцесса Маринда до того огорчалась, думая о нем, что потеряла покой. Ночью она ходила взад и вперед по своей опочивальне, думая, как бы спасти его. Ей полюбился этот храбрый юноша, она ужасалась при мысли о том, что ему на рассвете придется распроститься со своей молодой жизнью.
Ходила она, ходила и вдруг услыхала слабый стук. Будто по стеклу стучала птица. И когда она поспешила взглянуть, кто же это стучит, то в самом деле увидала птицу, что стучала по стеклу клювом. И был это не кто иной, как белый попугай.
«Ах, — подумала Маринда, — хорошо бы он сидел, пока я успею схватить его! Тогда бы я тут же отнесла его к моему батюшке королю, а он приказал бы убить птицу и достать алмаз. И бедного юношу тут же освободили бы».
Медленно и осторожно, чтобы не спугнуть птицу, она открыла окно. Но птица тут же вспорхнула в комнату и села принцессе на плечо.
«Чудно, однако, — подумала Маринда, — что птица мне так доверяет. Жаль нести её батюшке моему, королю, чтобы лишить её жизни».
И она невольно погладила красивые белые перья попугая.
— Бедная пичужка, для чего же ты прилетела сюда, глупая?
Но птица была вовсе не глупа. Напротив, это был самый умный попугай на свете, он знал, что делал. Днем, летая по небу, он видел, как солдаты схватили его хозяина, и понял, что добра ему желает одна лишь принцесса Маринда, что спасти его может одна лишь она, поэтому-то он и отыскал её окошко.
— Попочка хочет к своему хозяину! — прокричал он.
Принцесса увидела, как верна была хозяину эта маленькая птичка, и сердце у неё защемило.
Ведь она знала, что попугай уже никогда больше не увидит своего друга.
— Он сидит в тюрьме, милая птичка! — ответила она. — А туда нам с тобой не попасть, два стражника с длинными мечами караулят у дверей его темницы, а еще два — у окошка.
— А вот и нет! А вот и нет! — заспорил попугай. Он подлетел к принцессе, схватил маленькие золоченые ножницы, висевшие у неё на поясе, потом вскарабкался по её платью и вложил ножницы ей в руку.
— Проделай дырку в стене! Пробуравь стену! А попугайчик туда проберется! — сказал он.
И попугай стал вертеть клювом, слегка царапая руку принцессы, показывая, что ей нужно делать. И до того забавным показалось это принцессе, что она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться громко.
— Это мне никак не под силу, милый попугайчик! — отвечала она. — Не смогу я одолеть толстую стену.
Тогда попугай прыгнул к ней на грудь, залез под вырез платья, спрятался под кружевными воланами так, что торчала одна лишь его голова. И тут Маринда сразу же почувствовала, как в грудь ей влилась удивительная сила. Теперь ей казалось, будто сил у неё хватит, чтобы сдвинуть горы.
— Да, думается мне, что я справлюсь, — сказала она. Потом она набросила на плечи плащ и вышла твердой поступью на замковый двор.
А попугай так и сидел, спрятавшись у неё на груди. Она решила пробраться к темнице, где сидел Эсмунд. Может, он в самом деле придумает, как спасти себя и попугая. Пробираясь к темнице, она пряталась в кустах, чтобы стража её не заметила. Ей посчастливилось пробраться мимо стражей к глухой стене темницы. Тут не было окошка, через которое узник мог выбраться на свободу, и стража здесь не караулила.
— Буравь стену! Долби стену! — тихонько пропищал попугай.
Он вспорхнул с её груди, подлетел к стене и показал Маринде, как нужно буравить стену ножницами. Потом он снова спрятался у неё на груди, чтобы дать ей силу.
Маринда вонзила ножницы в трещину и принялась буравить стену. К своему великому изумлению, она увидела, как ножницы буравят камень. Трещина становилась все шире и глубже. Скоро она могла просунуть в дыру кисть руки, а после и всю руку.
Потом вдруг посыпалась известка и ножницы вонзились в пустоту. Дыра была проделана. В ту же секунду она услыхала шепот Эсмунда из темницы:
— Кто там?
— Это я, попочка, — тихонько пропищала пичужка и быстрехонько скользнула в дыру.
Эсмунд стоял в темнице, прислушиваясь, сердце у него сильно колотилось. Вот осыпалась известка и из стены высунулся желтый клюв попугая. Радости Эсмунда не было конца…
Он посадил птицу на руку и поцеловал её в голову.
— Кто помог тебе пробраться сюда? — спросил Эсмунд.
— Подойди к дыре и спроси! Подойди к дыре и спроси! — пропищал попугай.
Эсмунд опять подошел к дыре, приник к ней губами и прошептал:
— Кто там?
— Принцесса Маринда. Торопись, выбирайся отсюда. Я предупрежу тебя, коли стража покажется.
Эсмунд распахнул свой камзол и позволил попугаю спрятаться у него на груди, он знал, какую могучую силу могла дать ему эта удивительная птица. Он просунул руку в дыру, надавил на стену, и камни стали крошиться. Осторожно, не поднимая шума, чтобы не всполошить стражу, он стал вынимать из пролома камень за камнем. И, когда лаз стал столь велик, что можно было пролезть сквозь него, Эсмунд выбрался на свободу.
Увидев принцессу, прижавшуюся к стене, Эсмунд в знак благодарности опустился на колено и поцеловал подол её платья. Но она знаком велела подняться и следовать за ней. Они поспешили прочь потайными дорожками и тропками, ведомыми ей одной, что вели через задний двор в большой, тенистый дворцовый парк.
Здесь у ворот, за которыми начинался лес, она остановилась и открыла замок ключом, висевшим у неё на поясе вместе с ножницами.
— Прощай! — сказала она Эсмунду. — Уже так светло, что ты найдешь дорогу через лес.
И в самом деле стало совсем светло — ведь как раз в эту минуту взошло солнце.
Но Маринда пожелала проститься и с маленьким попугаем, которого уже успела полюбить. Она посадила его на руку и погладила белым пальчиком.
И тут она почувствовала, что на ладонь упало что-то твердое и холодное. Каково же было её удивление, когда она увидала у себя на ладони большой алмаз невиданной красоты, точь-в-точь такой же, какой украшал прежде её корону.
— Ах! — воскликнула она. — Ведь это алмаз, откуда он взялся?
В тот же миг птица расправила крылья и взмыла вверх. А Эсмунд и Маринда стояли будто околдованные, глазам их представилось столь ослепительное, столь великолепное зрелище, какого они отроду не видывали.
На каждом перышке крыльев и хвоста белой птицы, на каждом, кроме одного, сверкал такой же прекрасный алмаз, как тот, что Маринда держала в руке. Алмазы сияли и переливались в розоватых лучах утреннего солнца.
Эсмунд был сам не свой от радости.
— Ах ты, мой пушистый комочек! — воскликнул он. — Ты опять стал алмазной птицей.
И он рассказал Маринде про то, как король купил эту драгоценную птицу и хранил её в своей сокровищнице, как она вырвалась из рук короля, собравшегося её убить. Эсмунд взял её себе, когда она уже потеряла и алмазы, и перья и стала никому не нужна.
— А сейчас, драгоценнейшая из принцесс, алмаз из твоей короны снова превратил её в птицу счастья, и я тебе за то навеки благодарен.
И попугай, будто бы тоже желая сказать спасибо Маринде. уселся ей на руку и закивал головой. Потом он сел на руку Эсмунду и встряхнул перышки крыльев и хвоста.
И подумать только! В руке у Эсмунда оказалась целая пригоршня крупных алмазов. А маленький попугай прыгнул ему на грудь и спрятался у него под камзолом.
Принцесса улыбнулась Эсмунду.
— Знаешь, — сказала она, — мне думается, это вовсе не я превратила его снова в алмазную птицу. Кабы он съел мой алмаз в ту пору, когда король был его хозяином, проку в том никакого не было бы, ведь король толком не знал, что ему делать с этими алмазами. Этой птице хорошо лишь на груди друга, возле горячего сердца, тогда у неё и растут алмазы.
Она взяла его за руку и велела идти к её отцу, мол, теперь, когда драгоценный камень вернулся к ней, король и все придворные поймут, что он невиновен.
Но Эсмунд сказал спасибо и отказался. Не так-то просто было ему простить, что его сочли за вора и чуть не лишили жизни. Однако он обещал заглянуть к ним как-нибудь в другой раз, если она того желает.
— Желаю! — отвечала Маринда.
Они долго смотрели друг другу в глаза. В глазах у Маринды стояли слезы. Тяжко было ей расставаться с храбрым юношей, не загладив нанесенную ему обиду. Но Эсмунд быстро зашагал прочь, потом обернулся, помахал ей шапкой и вскоре скрылся из виду.
Принцесса Маринда воротилась во дворец, показала своему отцу большой алмаз и рассказала, как он у неё очутился. Тут король, подперев рукой подбородок, призадумался.
— Этот молодец не иначе как переодетый принц, раз он держит при себе драгоценную алмазную птицу, — сказал он. — Видно, сглупили мы, надо было обойтись с ним чуть повежливее.
А принцесса каждый день сидела у окна и глядела на дорогу, все ждала, не воротится ли юноша во дворец.
И в один прекрасный день она увидела, как ко дворцу скачет всадник на взмыленном коне.
Она решила, что это Эсмунд, и сердце у неё сильно застучало. Но тут же она поняла, что это вовсе не он, а гонец, прибывший с какой-то важной вестью.
Вскоре незнакомец вошел в зал, где сидели принцесса и её отец. Гонец низко поклонился и подал королю визитную карточку из чистого золота, на которой алмазными буквами было написано: «Король Галлидабада».
— Мой господин просит позволения вашего величества посетить вас, — сказал гонец.
Принцесса глянула на золотую карточку через плечо отца и воскликнула:
— Король Галлидабада! Подумать только, какая красивая визитная карточка!
— И в самом деле! — сказал король, её отец, дивясь на карточку и на гонца, разодетого в шелк и бархат. — Никак не пойму, откуда у него такие деньги?
Галлидабадом звалось маленькое убогое королевство, до того бедное, что его подданные пекли хлеб из гороховой ботвы, а сам король заложил мантию и корону и потому вот уже много лет не мог навестить соседей. А теперь, видно, у этого нищего короля завелись деньги: раздает золотые карточки с алмазными буквами, поди и корону выкупил, раз собирается в гости к соседнему королю.
— Передай от меня привет и скажи, что я его изволю принять, — сказал король.
Гонец вышел из дворца, вскочил на коня и помчался, чтобы передать ответ короля своему господину. И вскоре на дороге показалась золоченая карета, запряженная восьмеркой белых лошадей с золотыми уздечками.
Карета въехала в замковый двор, а король с принцессой вышли приветствовать гостя.
Когда гость в пышном королевском облачении вышел из золоченой кареты, принцесса просияла от радости — ведь гость был не кто иной, как Эсмунд, юноша, которого она поджидала, сидя у окна изо дня в день.
— Что за чудеса! — воскликнул король, её отец. — Король Галлидабада выглядел совсем иначе, когда я видел его в последний раз.
— Вполне возможно, — отвечал Эсмунд. — Но сегодня он выглядит вот так. Я купил королевство Галлидабад за сто миллионов дукатов. У меня есть государство, есть корона и скипетр, теперь мне не хватает только королевы. Её-то я теперь и ищу. Но я возьму в жены лишь ту принцессу, корона которой украшена точь-в-точь таким же алмазом, как моя.
С этими словами он снял корону и попросил принцессу сделать то же самое, чтобы сравнить алмазы. Король и придворные ювелиры стали разглядывать и сравнивать драгоценные камни в обеих коронах и нашли, что они схожи как две капли воды. Тут всем стало ясно, что Эсмунд и Марин да должны пожениться. И король-отец не стал противиться, ведь такого видного и богатого зятя, как молодой галлидабадский король, было не отыскать во всем свете.
Он принялся обнимать дочь и молодого короля и дал им свое благословение.
А белый попугай вылез из-под горностаевой мантии Эсмунда и стал кружить над ними, словно тоже желая их поздравить. И алмазы у него на перьях крыльев и хвоста сияли, искрились, будто падающие звезды. Зрелище это было прекрасно и торжественно, а старый король воскликнул:
— Что я говорил! Прав я был, утверждая, что он переодетый принц. Кто же еще позволит себе завести такую дорогую игрушку, как эта алмазная птица?
СОРОКА, КОТОРОЙ НАСЫПАЛИ СОЛИ НА ХВОСТ
Жил-был однажды мальчик, которому всегда чего-нибудь хотелось.
То ему ужасно хотелось маленькую лошадку, чтобы кататься на ней, то сани, то лодку, а то всего лишь складной ножик. Но так как его отец умер, а мать была бедной уборщицей, никогда ни одно из его желаний не исполнялось.
Однажды, когда у мальчика появилось новое желание, он получил хороший совет от знакомого умного старика. Ему надо было пойти в лес и насыпать щепотку соли на хвост сороки, тогда он получит то, что ему очень хочется. Но нужно поторопиться загадать желание, пока соль лежит спокойно, иначе все окажется напрасным.
С этого дня он всегда носил соль в карманах брюк. Мальчик уходил рано утром, возвращался поздно вечером, он видел много сорок, но ни к одной подойти не смог. Однажды утром он встретил сороку более общительную, чем остальные. Она позволила ему подойти так близко, что он мог схватить её, но, как только он достал щепотку соли, она тотчас отскочила в сторону, уселась на ближайшее дерево и стала смеяться над ним.
Она кружилась вокруг него целый день, и, когда наступил вечер, он так устал, что бросился навзничь под сосну и закрыл глаза, чтобы не видеть эту гадкую птицу, которая только дразнила его.
Потом он услышал, что сорока еще здесь и прыгает по голым ветвям. Вдруг кто-то прокричал его имя:
— Улле! Улле!
Он приподнял голову и увидел, что кричала птица и что она продолжает кричать:
— Улле! Улле!
— Что это значит? — произнес он. — Что ты хочешь сказать?
— Знай, что я — заколдованная принцесса, — сказала сорока. — И еще — ты сможешь получить все, что хочешь, если сумеешь мне угодить. Добудешь мне настоящий острый складной ножик, которым я могла бы почистить свои клюв и когти, я буду сидеть смирно, и ты сможешь насыпать мне соли на хвост.
Мальчик подумал, что ему представляется подходящий случай, и на следующее утро пошел собирать ягоды, чтобы затем продать их местным господам. Так он собирал ягоды каждый день, пока не накопил достаточно денег, чтобы пойти в город и купить настоящий острый ножик.
Потом он направился прямо в лес, чтобы встретить сороку и раскрыть перед нею ножик, который так и засверкает прямо перед её глазами.
Сорока сразу же прискакала и уставилась на ножик сначала одним глазом, потом другим.
— Фу, — сказала она. — Разве для такой прекрасной принцессы, как я, не нашлось какого-нибудь другого ножика? Вот если бы он, по крайней мере, был с золотой ручкой.
Но Улле так расстроился, что у него на глазах показались слезы.
— Хорошо, я достану тебе такой же, только с золотой ручкой, — сказал он.
— Нет, спасибо, теперь мне нет больше дела до какого-то ножа, — ответила сорока. — Вместо него можешь подарить мне красивые сани. Я буду забавляться зимой, катаясь с маленьких горок.
Ничего не поделаешь, Улле должен добыть ей салазки. Он принялся мастерить хлебные доски и деревянные ложки и так умело вырезал их своим новым ножом, что получал от этого одно удовольствие. Затем он продавал их в городе. Но у него ни разу не оставалось времени вырезать для себя маленькую лодку из коры. За полгода он заработал достаточно денег, чтобы купить великолепные сани с хорошими полозьями и многочисленными узорами, и тогда он поехал к сороке в лес.
— Вот сани! — весело закричал он, потому что уж тут-то она должна была только радоваться, ведь санки были так великолепны.
Сорока слетела вниз со своего дерева, постучала клювом по железу, прыгнула на подушки. И громко расхохоталась.
— Уж не думаешь ли ты, что эти сани под стать такой шикарной особе, как я? — спросила она и уселась на ветку, как на качели. — Нет, они должны быть из шелка и серебра.
Улле разразился слезами.
— Тогда я пойду и привезу сани получше этих, — сказал он.
— Не стоит, не стоит, — пропищала сорока. — Теперь я хочу иметь лошадей и экипаж, только нарядные, а иначе ничего не выйдет.
Бедный Улле ушел с тяжелым сердцем. Но он не пал из-за этого духом. Даже если потребуется его жизнь, он должен достать лошадь и повозку для сороки.
Он взял санки и поднялся на горку, с которой обычно катались господа. Там он сдавал их внаем всем, кто хорошо платил, и их было не так-то просто получить: ведь это были самые лучшие сани на много миль кругом. Но самому ему не удалось покататься ни единого дня. И когда он не стоял с салазками на горке, то, как и раньше, вырезал все более и более красивые вещи из дерева.
Наконец он скопил так много денег, что смог купить лошадь. Он её искусно выдрессировал и показывал за деньги до тех пор, пока не купил еще одну. Её он точно так же выдрессировал и стал зарабатывать так, что довольно скоро приобрел маленький красивый экипаж с серебряными спицами в колесах и серебряными застежками на полости. Грива у лошадей была заплетена в косички, на ушах были кокарды, а уздечки — серебряные. На этот раз к сороке в лес он поехал в экипаже.
Она сидела, вертясь, как и прежде, и качаясь на своей ветке.
— Это уже кое-что, — сказала она, когда увидела блестящее серебро.
Но, когда она подлетела ближе и оглядела экипаж сверху и снизу, когда ущипнула лошадей, чтобы узнать, молоды ли они, она резко повернулась спиной.
— Мне не нравятся открытые экипажи, — сказала она. — Я хочу ездить в крытом экипаже. И лошади должны быть не каурые, а белые.
— Ладно, — с грустью сказал Улле. Ему пришлось сесть на камень, чтобы успокоиться. Нелегко было встретить особу с большими претензиями, чем эта сорока. Но ведь она и была принцессой.
— Да, теперь я вижу, что ты ничего не понимаешь ни в лошадях, ни в экипажах, так что не стоит приходить ко мне снова с тем же самым, — сказала сорока. — Теперь ты должен подарить мне замок, и я смогу помочь тебе. Пусть в нем будет не меньше ста комнат, а рядом должны быть парк и сад.
Тогда Улле вздохнул еще глубже. Для этого нужно было раздобыть очень многое.
Но тут он вспомнил о своем экипаже. Он начал возить людей по городу.
Все хотели нанять его экипаж, потому что, хотя он и не понравился сороке, на самом деле он был лучший из всех. И скоро он заработал так много денег, что смог купить еще один экипаж, затем еще и еще. Наконец Улле занялся извозом и заработал уйму денег. Теперь построить замок было не очень сложно, и, когда прошло несколько лет, замок стоял уже готовый, сияющий, из прекрасного белого мрамора, с развевающимися флагами на башнях. Тогда Улле пошел в лес и принес оттуда сороку.
Она семенила за ним, прыгала по всем комнатам и заглядывала в кухню и кладовую, чтобы посмотреть, все ли там в порядке.
Но когда она все посмотрела, то уселась на стол в большом зале замка.
— Да, все это, пожалуй, годится, — сказала она. — Но здесь не хватает одной вещи — нужно три сундука золота, без них я не смогу сдержать свое обещание.
— Постыдись! — закричал Улле, ведь он стал почти взрослым и мог сказать сороке все, что думает.
— Да, а иначе никакой соли не будет, — сказала сорока и вылетела через окно. И была такова.
«Ну вот! Я уже сделал так много, стоит постараться еще самую малость!» — подумал Улле. Ведь теперь он знал, как следует поступать, чтобы заработать деньги. Итак, он трудился и трудился ещё пять лет, пока на полу в большом зале замка не появились три огромных сундука, доверху наполненных золотыми монетами.
В следующий раз он пошел в лес и принес сороку. Как только они появились в зале, она уселась на край среднего сундука и уставилась на золотые монеты.
— Да, — сказала она, — теперь как будто у тебя все получилось удачно. Сыпь же соль на мой хвост!
Наконец настал торжественный миг. Улыбаясь от удовольствия, Улле сунул руку в карман штанов и вынул оттуда щепотку соли. Сорока сидела совершенно спокойно, и он посыпал белые блестящие крупинки соли на её хвост.
— Ну что ты еще пожелаешь? — спросила сорока.
Да, в самом деле, чего ему еще желать? Он все время так торопился работать для исполнения своего желания, что совсем забыл, что можно пожелать еще что-либо.
— Раз, два! — сказала сорока.
— Подожди немного! Дай подумать!
Но он никак не мог решить, что ему в самом деле хотелось.
— Три! — сказала сорока и тотчас же улетела, а все крупинки соли скатились с её хвоста. И тогда она уселась на окно и стала смеяться над Улле так, что эхо прокатилось по залу.
Но кто действительно рассердился, так это Улле.
— Не дразни меня, — закричал он, — потому что теперь я знаю, чего я хочу! Я куплю ружье и застрелю тебя.
— Это нехорошо с твоей стороны, Улле, дорогой, — сказала сорока. — Неужто ты застрелишь меня, ведь я исполнила все твои желания, ты можешь больше не искать, чего тебе хочется. Разве у тебя нет ножика и санок, и лошадей с экипажем, и замка, и денег, что же тебе еще надо?
Так Улле и стоял, разинув рот и широко раскрыв глаза. Было поздно. У него было все, чего он желал, хотя он и не задумывался об этом. Оставалось только наслаждаться сделанным.
— Ну и ну! — воскликнул он и всплеснул руками. — Я-то ведь так старался, а это, оказывается, было не нужно.
— Вот именно, — сказала сорока, засмеялась злее, чем когда-либо, взмахнула крыльями и улетела.
А Улле не стал больше ломать голову над тем, что произошло. Он поселился в замке и счастливо прожил там всю свою жизнь.