— Сергей, а нам ты при случае покажешь, как управлять машиной?
— Я не умею. Даже не пытался никогда. Если будет возможность, то сами попробуете. Там, куда мы пойдем, машины тоже есть. Правда, не совсем такие, как вы видели, а посложнее в управлении. Да и другие машины там будут тоже. Огромные и шумные. Здесь я их еще не встречал.
Вернувшись на виллу, мы переоделись. Девочки в брюках, женских пиджаках и цветных блузках чувствуют себя так же превосходно, как и в чём-либо другом. Обе выглядят совершенно невинно, как курсистки. Если кто не видел, как они прежде, чем надеть брюки подвязывают под коленки свои ножи, то никогда бы не подумал, что эта пара представляет какую-либо угрозу. Набили в сумки всякую всячину, которая может понадобиться путешественнику. На всякий случай захватили и шортики с курточками. Париж — он такой! Падкий на всякие модные штучки. Вдруг понадобится его поразить. Предупредили Маара, чтобы если что — то звал бы на помощь фавнов. Прихватили изрядную толику золотых монет и распихали их по карманам. Вроде всё. Можно идти гулять. Напутственный инструктаж:
— Я сам там еще ни разу не был, но думаю, что мы можем столкнуться с некоторыми неприятностями. Две из них очень серьезные. В этом мире существует оружие, которого вы не знаете и защиты от которого у вас нет. Я постараюсь потом показать, что это за оружие. Тут главное — не давать противнику им воспользоваться и обездвижить его, как только он потянется за оружием. Первый признак того, что оружие может быть применено, — это враждебность в словах и жестах. Но вам самим как-то нужно отличать угрозу словами от угрозы драки или угрозы для жизни. Только последнее связано с неизвестным вам оружием.
— Понятно, — согласилась Охота. — Хотя что касается меня, то я бы на всякий случай любую угрозу сначала привела бы в лежачее положение. Потом проще разобраться, есть оружие или нет.
— Неплохой вариант, но там слишком много народа вокруг. Не будешь же крушить всех подряд, кто косо на тебя посмотрел. Ладно, вторая неприятность — та, что у нас нет никаких документов. Другая страна — другие порядки.
— Что это еще за документы такие? Мы знаем, что купчая — это документ, а причем здесь она.
— Документ — это письменное свидетельство какого-то случая. В том числе и купли-продажи. В некоторых странах письменно свидетельствуют рождение и взросление человека. На этом свидетельстве есть рисунок лица человека. Такой документ подтверждает, что перед тобой именно тот человек, а не кто-то другой, назвавшийся его именем. Понимаете?
— И у тебя в твоей стране есть такой документ?
— Есть. Он называется «паспорт». Но он не всегда является документом в другой стране. Так что там, куда мы с вами пойдем, у нас не будет ничего, что могло бы подтвердить, что мы — это именно мы. Паспорт могут спросить на постоялом дворе, и если его нет, то нас не пустят даже переночевать.
— Ну и порядки! — воскликнула Ферида. — Написать ведь можно тоже всё, что угодно.
— Возможно, но не так-то просто. Там ведь печати и еще много всякого, чего легко не сделать. Паспорт так же трудно создать, как золотую монету. Так что если у нас будут спрашивать паспорт, то самое умное — это побыстрее удрать.
— Да? Удрать? Обидно, но что поделаешь. Будем удирать. Зато как интересно! Мне еще ни разу не приходилось удирать! — восторженно заявила Охота.
— Интересно? Ну, тогда пошли!
Выход во Францию оказался из обломка какой-то скалы неподалеку от железнодорожного полотна. Правда, самого полотна от камня не видно впереди за деревьями и кустами. Зато позади не так уж далеко видно булыжное шоссе, идущее параллельно железной дороге. Прошли немного вперед. Остановились метрах в двадцати от рельсов.
— Девочки, нужно осмотреться и приметить место. Мало ли что вдруг произойдет и мы разминемся. В этом случае встречаемся здесь. Вот скала довольно приметна.
— А что это там вдалеке? — спросила Ферида, указывая на Эйфелеву башню.
— Там большой город. Называется Париж. А вот по этой странной дороге перед нами ездят очень большие и шумные машины.
Где-то не так уж далеко слева послышался протяжный гудок паровоза. Чего бы паровозу гудеть, если он не отходит от станции? Судя по звуку, дотуда не больше, чем с километр.
— Похоже, что сейчас большая и ужасная машина промчится мимо нас. Приготовьтесь бояться.
Уже слышны приближение паровоза и гуденье рельсов. Девочки насторожились. В клубах дыма и пара, шипя и натужно пыхтя, мимо нас с грохотом несется большой черный паровоз с пассажирскими вагонами. Люди беззаботно стоят у окон, а кое-кто машет нам рукой. Девочки прижались ко мне и широко раскрытыми глазами смотрят на этого длиннохвостого дракона. Словно специально, поравнявшись с нами, машинист дал короткий гудок, от звука которого девочки вздрагивают. Да и я тоже.
— Ну как? — спрашиваю, когда грохот замер вдали.
— Если бы ты не предупредил, что будет страшно, то я бы удрала непременно, — облегченно вздохнув, призналась Охота.
— Я бы тоже, — поддержала ее Ферида, — и долго не останавливалась бы. Такое страшилище! И там ведь люди ехали. Мы тоже на этой штуке поедем?
— Поедем. Но сначала нужно добраться до места, где эта штука, которая называется «поезд» останавливается. Давайте пойдем налево по тропинке.
Тропинка минут через десять-пятнадцать влилась в улицу не то маленького городка, не то большого села. Чистые, опрятные домики, выметенная мостовая, маленькие магазинчики и кафе со столиками на улице. Бумажных денег нет. Иначе присели бы, чтобы освоиться с новой обстановкой. Сидящие в кафе и встречные люди провожают нас взглядами. Некоторые приветливо кивают. Отвечаю тем же. Вот и здание вокзала. На стене крупные буквы «Марли». На русском языке! Всё понятно. Студентка была не глупа.
— Так, похоже, что нас здесь поймут, — говорю девочкам. — Идем обратно.
Возвращаемся к кафе. Сидящая публика благосклонно и оценивающе уставилась на моих спутниц. За столиком у двери сидит, видимо, хозяин в ожидании заказов. Лысоватый мужчина лет пятидесяти в фартуке. Подходим к нему.
— Вы позволите у вас присесть? Э-э…
— Мишель, месье…
— Серж.
— Конечно, какие могут быть возражения, Серж, против такой блестящей компании? Я просто польщен вашим вниманием к моему заведению. Чем могу служить?
Подаю знак девочкам и, положив сумки на свободные стулья, усаживаемся за столик с хозяином.
— Понимаете, Мишель, мы здесь оказались совершенно случайно и без денег. Вы не подскажете, где тут у вас можно было бы поменять немного золота на бумажные деньги?
— Золота? Разве что только у Феликса. Сверните налево, и это будет за углом второй дом. У него можно поменять что угодно на что угодно.
— Спасибо, Мишель. Я тогда отойду на минутку и оставлю своих спутниц на ваше попечение. Приглядите, чтобы их никто не обидел.
— Никаких возражений. Такая прелесть в моем кафе! Можно их угостить вином?
— Вином лучше не надо. У вас есть хороший лимонад?
— Конечно. Всякий разный. И притом свежий. Каждый день привозят из Парижа.
— Вот лимонад — как раз то, что нужно. А если бы были еще и пирожные, то стало бы совсем чудесно. Я за всё заплачу.
— Пирожных нет, но можно послать за ними в кондитерскую напротив.
— Очень хорошо. Бисквитные с кремом были бы очень желательны, и побольше. Я тоже присоединюсь.
Оставляю кафе и сворачиваю за угол. Действительно, на втором от угла доме красивая вывеска «Антиквариат Феликса. Сувениры, подарки, ссуды». Звон колокольчика над дверью. Внутри красиво и изобильно. Старинные часы, картины, статуэтки, восхитительная мебель и великое множество других поразительных вещей. Просто глаза разбегаются. Хозяин за прилавком. Седой, лет шестидесяти и в больших очках.
— Мне посоветовал обратиться к вам хозяин кафе Мишель.
— Чем могу быть полезен?
— Не смогли бы вы обменять мне немного золота на бумажные деньги? Оказался внезапно без наличных в кармане.
— Отчего же — если немного, то нет препятствий.
— Достаю из кармана пару ауреусов и кладу на прилавок.
Антиквар берет одну из монет и закручивает ее волчком на стекле прилавка, прислушиваясь к звону трепещущей монеты.
— Хорошее золото.
Достает лупу и разглядывает обе.
— Если бы не надписи, то я дал бы голову на отсечение, что монеты древнеримские.
— Да, действительно, — это сувениры.
— Не морочьте мне голову, молодой человек! Следы времени остаются даже на золоте. Никакие это не сувениры, но и что это на самом деле, я тоже сказать не могу.
— А у вас не найдется римской монеты? Никогда не видел. Интересно бы взглянуть.
— Сейчас, подождите.
Антиквар вышел и вернулся минут через пять.
— Вот, — и кладет свою монету рядом с моими.
Тоже золотой ауреус, но с надписями на латыни. Абсолютные копии, если бы не буквы. Я уже давно перестал понимать, что происходит в наших мирах с историей. Вроде ее в буквальном виде не существует и не может существовать — и вдруг где-то неожиданно прорывается.
— Да, интересно, но я претендую на обмен лишь по цене золота.
— Вот и хорошо. Вес я знаю. Я дам вам по тысяче двести франков за штуку. Устроит?
— Вполне, но если возможно, разными купюрами для карманных расходов.
— Пожалуйста, — и антиквар отсчитывает мне весьма внушительную пачку купюр разного достоинства.
В кафе царит молчаливое веселье. Публика тихо давится от смеха, глядя на Охоту с Феридой, а те ничего вокруг не замечая, лакомятся бисквитными пирожными и лимонадом. Мордашки перемазаны кремом. У Охоты в нём даже кончик носа.
— Мишель, что же вы так! Я ведь просил приглядеть, чтобы девушек никто не обидел, а вы сами что устроили. Неужели нельзя было дать им ложки?
— Извините, Серж, я просто не успел. А потом подумал, что всё равно уже поздно. Вот ложки. Когда пирожные принесли, я как раз и пошел за ложками, а когда вернулся, то такую картину и застал.