— Если они все такие же, как и Антогора, — уравновешенные, умные и сообразительные…
— Вот именно. Все или почти все. Во всяком случае, те, которых я знаю. А уж красавицы-то какие! И ведь Александр в свое время их не задумывал совсем. В результате чего так сложилось, мы понятия не имеем. Но факт налицо. Феномен! У них очень быстрый и острый ум. И нет ни малейшей враждебности к окружающим, которые не пытаются им чем-то угрожать. А ведь пережить племени пришлось многое. Не зря они стали воительницами. А отсутствие мужчин означает отсутствие распрей внутри племени. Но возникают сложности с тем, что не на кого излить естественные эмоции заботы и ласки, присущие женщинам. Трудновато им.
— Понятно. У Охоты, Антогоры и Фериды сейчас есть на кого излить такие эмоции. Хотя бы в виде опеки ваших персон от возможной опасности.
— Наверное. Девочки беспрекословно исполняют всё, что может хоть как-то касаться их обязанностей, которые они сами на себя и возложили. При этом не важно, в какой форме они получат распоряжение. Как приказ, просьбу или пожелание. Выполнено всё будет мгновенно, безукоризненно и без вопросов. Почему так? Вероятно, в предположении, что мы лучше них знаем, что нужно делать в какой-то ситуации. Но также они прекрасно понимают и другое. Что мы всегда полагаемся… ну, как бы сказать, на их компетентность, что ли. И никогда не потребуем от них чего-нибудь сомнительного, вредного, а то и отдадим всё на их рассуждение.
— Да уж, рассудительности у них хоть отбавляй и безрассудства почему-то тоже.
— А ты посмотри, когда он безрассудны, а когда рассудительны. Безрассудства покажется больше. Намного больше.
— Ну вот, а ты говоришь…
— Да, но ты посмотри, чего касается безрассудство. Только личного, мелкого, необязательного. Можно покапризничать, пошутить, побаловаться невинно, как в кругу семьи или близких друзей. Они одинаково с нами свободны в доме Александра. Если смотреть со стороны получается, как ты и говоришь, странная картина. В один и тот же момент полная свобода и тут же беспрекословная дисциплина подчинения. И никогда не путается, когда можно пошалить, а когда требуется собраться и сделать. Добавь сюда еще взаимное уважение между нами всеми, и я бы даже сказал несексуальную, но молчаливую, нежную любовь друг к другу вот и получишь уже совсем странное наблюдение. Знаешь, что мне прямо сейчас пришло в голову?
— Что?
— Вот нас пятеро, кого машина Швейцера по каким-то положительным критериям выбрала из всех окружающих. У нас и представления о морали схожие, и понимаем друг друга с полуслова, и взаимное доверие. И даже мечты во многом перекликаются, хотя и разные по форме. Чувствуется какое-то эмоциональное родство между нами, когда мы собираемся вместе.
— Да, и я тоже это заметила. И что?
— Нас-то всего пятеро, а там, где-то на границе лесов и полей в Римской империи, существует целое племя женщин такого же склада характера численностью в две тысячи человек. Вот с ними нам легко и комфортно. А им с нами. Знаешь, Аманда, у амазонок самым жестоким наказанием считается отлучение от племени. Только мысль об этом им страшнее геенны огненной. Охота говорит, что не слышала ни об одной амазонке, наказанной таким образом. Самодисциплина-то, однако, в племени какова!
— Мне кажется, я начинаю что-то понимать, что словами не описать. Смотри-ка, Серж, Пьер и Арман едут!
Мы с Амандой помахали им с башни и нам тоже ответили приветствием. Оба приятеля энергичны и веселы.
— Уф, жарковато нынешнее лето, — начал Пьер светский разговор. — Рады видеть тебя, Серж.
— Знаешь, Серж, как-то скучно нам стало после той истории с кардиналом, — добавил Арман. — Получили письма от Аманды и подумали грешным делом, не случилось ли еще чего-нибудь такого, во что можно было бы ввязаться. Война с гугенотами нам и даром не нужна, а вот влезть в какую-нибудь авантюру с потасовкой всё-таки хочется. А?
Аманда засмеялась:
— Не повезло вам, ребята. Нет у нас сегодня причин для потасовок. Просто захотелось вас всех повидать.
Из-за деревьев к замковому мосту с грохотом вылетела карета.
— Вот, пожалуйста — Луиза своих бесценных коней гоняет без жалости, — заметил Пьер. — Сколько энергии в женщине! Сама всё время в движении и желает, чтобы и вокруг всё неслось вскачь.
— Так, Катрин как всегда прибудет самой последней, — слегка отдуваясь от подъема по лестнице, и подставляя щеку для поцелуев, посетовала наша герцогиня.
— А я подозреваю, что ты обогнала ее на дороге специально для того, чтобы было чем при случае уколоть, — разоблачил ее Арман.
На что Луиза весело рассмеялась. И в самом деле, показалась карета Катрин. Пять минут спустя и она сама в сопровождении Гийома присоединилась к нашей компании.
— Хулиганка! — бросила она Луизе. — Можешь не попрекать меня опозданием. Едва мою карету не столкнула с дороги — лишь бы оставить меня позади.
— Уж за что я люблю тебя, Катрин, так за сообразительность и уступчивость, — ответила та, обмениваясь поцелуем с подругой. — Чем нас тут будут угощать? Ого! Фазанчик, зайчик и кабанчик. Всё из твоих лесов, Аманда?
— Из моих. А вот эту бутылочку Серж принес. Вином назвать просто язык не поворачивается. Всем лишь по капельке достанется.
На несколько минут воцарилось ошарашенное молчание.
— Изумительно — это подойдет? — неуверенно спросила присутствующих Луиза.
— Не очень, — скривился на такую скромную оценку напитка Арман.
— Мы случайно не спим? — поинтересовалась Катрин. — В жизни ничего подобного не встречала. — И опять сунула нос в свой бокал.
— Где это ты добыл такое, Серж? — попытался выведать тайну Пьер. — Впрочем, что это я. Кто же свой волшебный источник раскроет!
— Не спрашивайте его. Источник далекий и скудный. Так что почерпать из него не удастся, — отмела все вопросы Аманда. — Лучше расскажите, что и где интересного происходит.
— Всё интересное сейчас под Ла-Рошелью, — вздохнула Луиза. — Нас с королевой Анной совсем бросили на произвол судьбы. Анну бросил король, отбыв с войсками, а меня своими заботами бросил кардинал. Анна скучает без балов, а я… Мне просто как мечта снится мерзкая улыбка Ришелье, когда он готовится преподнести мне какую-нибудь очередную гадость. Без кардинальских штучек и жизнь не в жизнь в Лувре. Так и подмывает отправить под Ла-Рошель письмо, которое начиналось бы словами: «Дорогой кардинал…». Чего вы смеетесь? В самом деле, без этого злодея жизнь пресна. И он без меня, наверное, тоже страдает. Не зря же он возвратил меня из ссылки, в которую через короля сам же меня и отправил. Чего вы хохочете? Да ну вас!
— Не обращай внимания, Луиза, — утирая слезы смеха, посочувствовал ей Арман. — Это тебе в Лувре скучно, а вот выйди ночью на улицу и всю скуку, как рукой снимет. С уходом армии и почти всей стражи в Париже не стало спасения от воров и грабителей.
— Так это не только ночью, но и среди белого дня, — посетовала Катрин. — Вы только подумайте: позавчера еще и вечер не приблизился, когда я отправилась из Лувра домой. Вдруг на полпути карету останавливает какая-то банда в масках и стаскивает кучера на землю. Двое бандитов раскрывают дверцы, а я уже, прощаясь с жизнью, приготовилась зажмурить глаза. Бандиты заглядывают в карету, и один из них кричит кому-то снаружи: «Его здесь нет!» Через секунду на улице уже никого не было. Дверцы распахнуты, кучер валяется на земле, а со мной тихая истерика. Со вчерашнего дня меня сопровождают кроме кучера еще трое слуг с мушкетами. Но странные грабители теперь пошли. Не взяли ничего.
— Катрин, брось прикидываться, как будто ты не понимаешь, что это были не грабители, — заметила Аманда.
— Ну, и что? Зачем мне это понимать? Грабители — это так романтично. И в Лувре все завидуют и сочувствуют. Такое приключение!
— А ты никого из мужчин не должна была везти с собой в этот день? — спросил я. — Ведь твои разбойники явно кого-то определенного искали. И при этом искали именно у тебя. Днем карету с гербом перепутать с другой невозможно.
— Побойся Бога, Серж! Какой мужчина? Когда Луиза в Париже и, тем более, в Лувре, то она мне не даст ни одним мужчиной попользоваться. Всех себе загребет.
— Луиза, признавайся, кого ты позавчера у Катрин отбила?
— Да вы что, какие мужчины! Никаких мужчин в Лувре не осталось. Одни с королем, а другие по своим поместьям разъехались, пока короля нет в Париже.
— Кто-то из вас врет, — уверенно заявил Арман. — Катрин, во сколько случилось это нападение?
— Часа в четыре.
— Луиза, кто до четырех был в Лувре?
— Ты имеешь в виду из числа пригодных на любовные подвиги мужчин?
— Именно.
— Ну, граф де Граммон отпадает. Ему уже далеко за семьдесят, и он одной ногой в могиле. Правда, если Катрин стала тайной некроманкой[39] и хочет подготовить себе объект любви на будущее, то…
— И тебе не стыдно, Луиза, так меня позорить ни за что?
— С каких это пор склонность к разнообразию стала позором?
— Ну, словно дети. Кто там еще был, Луиза? — спросил уже я.
— Виконт де Шантильи. Но он ни на Катрин, ни даже на меня не клюнет. Еще не устал от молодой жены. Были еще четыре дворянина из стражи, но они на дежурстве до ночи и отлучиться никуда не смогли бы. Прочих слуг я не считаю. Моя подруга так низко не пала бы.
— И на том спасибо, Луиза.
— Не за что. Вот и всё. Я же говорю, что в Лувре остались одни дамы. Хотя нет, вру! Именно позавчера был в Лувре легат Папы Римского падре Березини, но он же монах. Ему была обещана аудиенция у королевы в два часа. Постой, постой, Катрин, а о чём это вы шептались с ним в голубой гостиной около полудня?
Катрин явно растерялась.
— Ни о чём. Об Италии и соборе святого Петра.
— Будет тебе врать-то! Тебя на мессу не затянешь, и ты хочешь, чтобы тебе поверили, будто беседа со священником шла о святых местах? В его-то возрасте!
— А что там с возрастом не в порядке у этого падре? — с любопытством поинтересовался я.