— Признак хорошего, острого ума и решительного, но доброго характера, присущего далеко не всем.
— Спасибо, Серж, — пробормотала Луиза, не раскрывая глаз.
— Спи, давай, раз спишь, и не подслушивай чужие разговоры, — цыкнул на нее Пьер. — Вот уж привычка быть всегда настороже. Чисто дворцовое — постоянное ожидание всяких подвохов. Может, и нам подремать? А?
Солнце уже клонилось к кронам деревьев, когда мы вернулись в замок. Гийома еще нет. Уже почти в полной темноте прискакал слуга из Парижа.
— Шевалье де Брие велел передать, что задержится в Париже. Просил ждать его к завтраку.
— Похоже, обнаружил что-то интересное и важное, — предположила Аманда.
— С чего начать? С Дома Граммонов, «Сосновой шишки» или дворца Тревиля? — осведомился Гийом во время завтрака на башне.
— Давай по порядку, откуда всё и началось — с «Сосновой шишки», — попросил я.
— Хорошо. Поселили мы там двух наших слуг еще позавчера под видом крестьян, приехавших в Париж с кожами на продажу. Повозку и кладь я взял на время у своих знакомых. В таверне на втором этаже восемь комнат для постояльцев. Четыре с окнами на Нотр-Дам и две с окнами во двор заняты уже довольно давно. У прислуги мы выведали, что самые первые из постояльцев живут в таверне уже больше месяца.
В каждой из комнат по два человека. Итого — двенадцать. Поскольку все они завтракают и ужинают в одно время и переговариваются тут же между собой, получается, что все они одна компания. По одежде, оружию — дворяне. По манерам двое выделяются из всех, как командиры, руководители. За ними и следили. Примерно половина людей из этой компании сидит весь день в таверне, а остальные парами уходят в город.
Те, за кем мы следили, привели нас в два места. Первое — это большая таверна и постоялый двор «Кардинал» на площади Сен-Сюльпис. Второе — дом на улице Феру. В оба места я послал монахов. В «Кардинале», судя по всему, живут около тридцати человек тоже из партии Генриха Лотарингского. Преследуемые вошли прямо в таверну и исчезли в комнатах наверху. Монахи и наши люди узнали всё, что можно о постояльцах. Идет ли слежка за этой таверной со стороны заговорщиков Конде мы не выяснили. Слишком оживленно внутри и снаружи.
А вот в снятом доме на улице Феру, по словам наших монахов, человек пятнадцать — я думаю, из партии Конде. Люди Генриха толкались вокруг этого дома примерно до шести вечера, пока не начало смеркаться. К ним подходили какие-то темные личности. И эти личности потом отправлялись за некоторыми из тех, кто выходил из дома.
— Так, подобьем итог по этой части. Пока рассказ Гийома свеж в памяти, — сказал я. — Заговору Генриха уже не меньше месяца. В «Сосновой шишке» у него двенадцать человек. В «Кардинале» будем считать, что тридцать. Всего — сорок два. Если где-то есть еще, то нам неизвестно. У Конде на улице Феру пятнадцать человек. За ними следят люди Генриха. Наверняка слежка обоюдная. Иначе не было бы жалоб на убийства, которые слышал наш поэт.
Есть две непонятные вещи. Маловероятно, что обе стороны не подозревают о взаимной слежке. Тем не менее не пытаются избавиться от шпионов друг друга. Почему? Слежка идет только днем, и никто не желает проявиться открыто? Или понимают, что убийством обнаруженных шпионов слежки не избежать. Появятся другие. А вторая непонятность — в ночных убийствах. Как жертвы среди ночи оказываются там, где их ждут? Выслеживают? Но как выследить поодиночке, если они живут вместе? Выманивают? Чем? Уж на легковерие или придурковатость жертв рассчитывать не приходится. Впрочем, для нас это особого значения не имеет. Просто интересно. Гийом, давай дальше.
— В доме Граммонов всё довольно спокойно. Жермена ле Гран бегает туда-сюда несколько раз в день. Посмотрели вчера за ней. Вроде бы всё невинно. Церковь, портной, подруга Женевьева ла Моль. Есть одна странность. Нет, пожалуй, две. У Женевьевы вроде бы любовник или друг то ли из городской, то ли из дворцовой стражи. Случайно попался на глаза нашим наблюдателям. Другая странность в том, что Жермена вчера посещала подругу дважды. Пьер, ты, когда видел даму, входящую в дом Граммонов?
— Часа в четыре, наверное.
— Это Жермена возвращалась от подруги. Вчера и позавчера она выходила из дома около трех. Похоже, посещает подругу в одно и то же время. А вчера сходила к подруге еще и под вечер. Что же касается Генриха, то не видно, чтобы он опасался за свою жизнь. Выходит в церковь или выезжает раз-другой в карете с одним или двумя сопровождающими. Правда, неясно, знает ли Лотарингский о наблюдении за домом. Не похоже, чтобы знал о покушении на него, или же у него нервы железные. Прислуга Граммонов проболталась, что при важном госте шестеро слуг и помощников.
— А мы с Катрин прекрасно знаем Женевьеву ла Моль, — сообщила Луиза. — Не раз были и у нее дома. И, действительно, любовником у нее лейтенант городской стражи Паскаль де Менж. Но никогда не поверю, что Женевьева заговорщица. Слишком она проста и у нее нет влиятельных родственников при дворе. Разве, что этот Паскаль…
— Отлично, — обрадовался я, — тогда вам с Катрин только и остается, что зайти в гости к Женевьеве днем, дождаться, когда появится Жермена, и завести разговор на заботящую нас тему. А что касается железных нервов Генриха, то пощекотать их лишний раз не мешает. Даже если он до сих пор еще не знает о нападении на Катрин. Нужно будет стрельнуть по Лотарингскому, когда он выйдет из дома для того, чтобы пойти в церковь. Пьер, ты у нас лучший стрелок, и это по твоей части.
— Понял.
— Стрельни так, чтобы пуля оставила хороший след поблизости от Генриха. Гийом, там есть место, где поставить карету со стрелком так, чтобы мгновенно можно было бы уехать?
— Позади дома небольшая площадь, где сходятся три улицы.
— Очень хорошо. А что делается во дворце Тревиля?
— Делаются очень даже интересные вещи. Почти, как только мушкетеры покинули с королем Париж, а было это месяца два назад, управляющий Тревиля отдал внаем фехтовальный зал и несколько комнат для гостей. Нанимателем будто бы является очень известный наставник шпажной и стрелковой науки. Ничего необычного здесь нет. Городское владение де Тревиля довольно обширно и даже, когда он сам в Париже, то некоторые службы, части владения уступаются на время кому-нибудь в пользование.
— Вот это фокус! — не вытерпел Арман. — Надо же, как просто и ловко всё устроено. И зал для тренировок заговорщиков, и место сбора, не вызывающее подозрений. Приходи и уходи когда хочешь и в любом числе. Мы, мол, к мастеру на уроки! А если нужно устроить большое собрание, то это турнир. И жить здесь же можно. Ведь к известному мастеру на обучение и из других городов могут приезжать даже на много дней. Великолепное прикрытие!
— Верно, — продолжил Гийом, — задумано прекрасно. Исполнено тоже. Там как раз и тренируются во владении холодным оружием и стрельбе. Никто не может сказать, что видел во дворце Тревиля принца Конде, но это не значит, что его там не было. Если учесть его известную страсть к маскам и переодеваниям, то всякое может быть. Интересно то, что кроме нас, никаких наблюдателей за дворцом не обнаруживается. Мне это показалось странным, хотя и объяснимым. Похоже, что там тренируются только те, кто там же, во дворце Тревиля, и живет. Им незачем ходить на улицу Феру к другим заговорщикам. Хотя это и рядом.
С другой стороны, удалось услышать от прислуги Тревиля, что там каждую среду происходят вечерние соревнования бойцов на шпагах. Приходят люди со стороны посмотреть и поучаствовать, но только по приглашениям, и посторонний туда не войдет. Состязания начинаются в девять вечера. То есть, когда уже совсем темно. Клевреты Генриха Лотарингского, похоже, прекращают свою слежку часа на три раньше. Может быть, они боятся нападения на них в темноте? Если так было всегда, то шпионы Генриха могли и не обнаружить убежище противника во дворце Тревиля.
— А сколько их там? — спросил Пьер.
— Мы насчитали восемнадцать человек.
— Стало быть, восемнадцать и пятнадцать — тридцать три человека у Конде и сорок два у Генриха, — подвел я итог. — Перевес в людях у Лотарингского весомый. Но люди Конде постоянно тренируются. Или хотя бы половина их и это уравнивает силы. Смешные, конечно, цифры для заговора против государства. За два-то месяца, наверное, в Париже организованы намного большие силы. Может быть, в сотни человек с той и другой стороны. Многие, которых используют вслепую, могут даже и не подозревать о своем участии в заговоре. Мы видим только верхушку. Но если уничтожить эту верхушку, то прочие не опасны. Забьются в свои щели и будут рады, что пронесло мимо.
— Так что делаем, Серж? — спросила Аманда.
— Что у нас сегодня? Понедельник? До регулярного собрания кондейцев во дворце Тревиля два дня. Луиза, завтра вы с Катрин отправляетесь к Женевьеве ле Моль. Что там говорить вы поняли?
— Конечно! — в один голос ответили обе.
— У Генриха будет время проверить ваши слова и подготовить налет на дворец Тревиля. Пьер, в среду твой дневной выстрел по Генриху Лотарингскому. Сделайте это с Гийомом, никого больше не привлекая. Да, Гийом, в среду наблюдение можно будет отовсюду снять. Кроме дома Граммонов.
— Понятно.
— Вот вроде и всё. Вечером садимся у окна напротив дворца Тревиля и наблюдаем, что будет происходить.
Время, оставшееся до вечера среды, все были, как на иголках. Особенно те, кто был ничем не занят. Луиза и Катрин уехали утром вторника в Лувр к возвратившейся из Венсена королеве. А Аманда, как потерянная бродила по своему замку, придиралась к прислуге и отдавала нелепые приказания. Гийом же крался за ней и украдкой их отменял. Насмотревшись на эти мучения, Арман предложил:
— Может, пойдем лошадей почистим?
— После конюхов, что ли? — отмел это развлечение Пьер. — Можно рыбу поудить в замковом рву. А?
— Червяков будешь копать и на крючки сажать?
И эта идея тоже умерла, только родившись. Выручил Гийом.