и кто-то из этих лиц пожелает выйти из города, то не выпустить его за стены. Даже, если придётся подраться. Если они появятся рядом, зовите подмогу от соседних ворот. А так, ни на что внимания вроде не обращаете и не давайте себя спровоцировать на нарушение порядка. Но и в обиду себя не давайте. С окрестной публикой старайтесь подружиться, но лишнего не болтайте. Вроде всё.
— Нужно будет захватить Антония или Октавиана?
— Нет, только не дать выйти из города. Пусть катятся обратно. Ещё есть вопросы? Нет? Тогда твоя очередь, Антиопа, дели всех на команды.
Я легонько щипнул Охоту за ягодицу и подсказал:
— Тащи мешок.
Она соскочила с Антогоры, полезла в шкаф и взвалила на стол, звякнувший серебром мешок.
— По сколько давать?
— По две горсти должно хватить.
Управились быстро. Антиопа называла имена и назначала старших, а Охота отсыпала старшей монеты. Мешок сильно похудел. Даже можно сказать, что вконец отощал, но хватило всем.
Александр с Антиопой отправились в село говорить с виноградарями, а девочки рассыпались кто куда. Как саранча прочесали плодовый садик. Если там что-то и было, то после них остались только листочки. Габор и Фаустус, смотрю, завлекли в саду двух долговязых амазонок какими-то сказками. Но быстро схлопотали по рукам и убрались в лес. Большая группа двинулась к озерцу. Нашлись и желающие полюбоваться необычными нарядами Антогоры, Охоты и Фериды. А почему бы и не примерить их, а заодно и вызвавшие наибольший интерес трусики. Подглядывать не стал. Хотя и сильно подмывало побаловаться таким интимным зрелищем. Все как-то сами нашли себе занятие до ужина.
Уже стемнело, когда Мар подкатил к дверям на дорогу повозку со свежим, не совсем даже высохшим сеном. Кому не досталось мягкой лежанки, набили свои дорожные мешки сеном. Запах от этого сена в доме — сказочный. Сунулся в свою ванную освежиться — чёрта два! Намыленная красотка в полутьме блаженствует под холодным душем и одновременно с наслаждением принюхивается к куску ландышевого мыла, зажатого в кулаке. Хоть бы в спальне ни на кого не наступить. Осторожно пробираюсь между лежащими на полу девочками. Все уже спят. Привыкли отходить ко сну с наступлением темноты. На моей кровати кто-то лежит.
— Подвинься же! — пихаю я это тело.
Тело что-то недовольно промычало, но подвинулось.
Наутро не только рядом со мной никого не оказалось, но в спальне даже и мешков не видно. Будто ночная катавасия мне приснилась. Зевая выхожу на террасу. Вот они — все сто десять и три наших во главе с Антиопой колонной возвращаются с озера. Свежие и весёлые. Словно и нет у них в памяти той кошмарной битвы несколько дней тому назад. Я даже непроизвольно поёжился.
После завтрака массовая гимнастика, на которую даже нимфы пришли полюбоваться. Почему после, а не перед завтраком я так до сих пор и не понимаю. Сто четырнадцать стройных и красивых гимнасток — это зрелище! Антиопа не только не отстаёт от молодёжи, но и подаёт команды на упражнения. На стрельбу из лука времени нет, и вся сотня высыпала на поле ловить своих коней.
Путь до Рима прошёл без приключений. Мы даже не стали считать по дороге вытаращенные глаза и разинутые рты. В придорожных харчевнях и постоялых дворах доходные клиенты сметали всё подчистую, не скупясь при расчёте. На последней перед Римом остановке девочки надели боевые доспехи и прицепили к поясу мечи. Шлемы Антиопа приказала не одевать. Сверкающие на солнце воронёные нагрудники, наплечники и набедренники, развевающиеся на ветру длинные волосы и строй огромных коней по двое в ряд — это что-то! С одной стороны, взглянув на эту картину, становится страшновато. Но с другой стороны, снятые шлемы говорят о том, что угрожающие намерения у кавалькады отсутствуют.
Какой-то всадник, спешивший по своим делам нам навстречу, вдруг, доехав до середины нашей колонны, резко развернулся и поскакал обратно. Когда вышли на Аппиеву дорогу, от ритмичного и звенящего стука подков тяжёлых коней по камням зрелище стало ещё более мощным и угрожающим.
У ворот нас уже ждали. Человек тридцать городской стражи выстроились перед воротами вогнутым к нам полукругом, и перегородили въезд в город. Центурион в шлеме с гребнем, или кто он там, стоит слева и смотрит, как мы приближаемся. На всякий случай мы с Александром встали сбоку от колонны, и Антиопа оказалась впереди. Шагах в семидесяти от стражи колонна остановилась. Антиопа подняла руку.
Передняя шестёрка амазонок отделилась от строя, и подъехала вплотную к стражникам, оказавшись внутри их полукруга. Старшая команды свесилась с коня и что-то сказала ближайшему стражнику. Тот помотал головой, судорожно вцепившись в копьё. Амазонка полуобернулась к центуриону и повторила уже сказанное ею. Тот что-то ответил и тоже мотнул головой. Она снова что-то сказала. Похоже, что уже настойчиво и сердито. Центурион опять отрицательно мотнул головой, что-то негромко выкрикнул, отступил на шаг назад и положил руку на рукоять меча. Стражники напряглись.
В мгновение ока левый ряд шестёрки развернул коней в обратную сторону. Длинные мечи, сверкнув и звякнув, оказались вне ножен прижатыми к правой ноге острием к земле. И стражники, и амазонки замерли. К девочкам, принявшим строй круговой обороны, теперь ниоткуда не подступиться, не напоровшись на стальное лезвие.
Антиопа тронула коня, колонна двинулась вперёд и остановилась в пяти шагах от центуриона.
— Я вижу, что ты не трус, но моих девочек пропусти, — без малейшей угрозы в голосе бросила Антиопа центуриону. — Гражданки Рима имеют право беспрепятственного входа куда угодно.
Тут и угрозы не нужны. Тяжёлый, безжалостный взгляд крупной телом и зрелой годами амазонки в чёрных с золотом доспехах и с глубоким шрамом на щеке убедит кого угодно. Да когда она ещё и возвышается, нависает над тобой. Центурион поёжился под этим взглядом, опустил глаза и махнул рукой своим солдатам. Те словно ожили и суетливо расступились. Шестёрка убрала мечи, восстановила строй и скрылась в воротах. Колонна попятилась назад и свернула на тропу вдоль крепостной стены.
Я поймал несколько растерянный взгляд центуриона, пожал плечами и помотал головой, словно удивляясь его легкомыслию вставать на пути такой силе. За воротами видны две фигуры в тогах внимательно наблюдающие за этой сценой. Сам центурион вряд ли бы стал перекрывать ворота среди бела дня, если нет очевидной опасности. Будут теперь ему неприятности за уступчивость.
У следующих ворот не возникло никаких препятствий. Впрочем, и у всех последующих. Правда, пришлось дважды переправляться через Тибр. Мелкая речушка. Девочки отделялись от нас и исчезали за стеной. В одном месте, играющие у ворот мальчишки начали кричать:
— Амазонки! Амазонки! — чем привлекли внимание взрослых и шестёрка скрылась в воротах под приветственные крики и рукоплескания.
— Антогора, а это ведь тебя помнят, — обернувшись назад, сказал я.
— Так уж и меня, — буркнула мне в спину девушка.
— А кого же ещё. А вот твоя слава досталась девочкам, которые сейчас скрылись в воротах.
— Ну и пусть, — послышалось в ответ. Хотя чувствуется, что ей приятна чья-то память о ней.
А я подумал, почему это когда мы вместе едем верхом, то Антогора всё время старается держаться у меня за спиной. М-м д-а, загадка. Впрочем, Охота всегда держится за спиной Александра. Спросить что ли?
— Антогора, а почему в поездках верхом вы с Охотой стараетесь держаться за спиной у нас с Александром?
— Да-да, интересно, — поддержал меня Александр.
Антиопа улыбается и молчит, глядя на девочек.
— Всё очень просто, — отвечает Антогора. — Сзади нам видно и вас самих, и всё поле, откуда могут напасть.
— Вот как? А я думал, что это вы нами прикрываете себя от опасности спереди.
— Ах, ах! Да как ты смеешь даже подумать такое! — задыхаясь от возмущения, завопила Антогора.
Я быстро подъехал к ней, обхватил за шею и прижал к себе.
— Эх, девочки, знали бы вы, как мы с Александром вас всех любим!
Антиопа смеётся:
— Сергей, тогда бери сразу их всех трёх замуж.
— Не могу. Все очарование платонической любви сразу пропадёт.
Антогора облегчённо вздыхает и улыбается уголками губ:
— Не шути больше так.
Впереди показались последние ворота. Въезжаем все вместе. Последняя шестёрка отстаёт, а мы ввосьмером направляемся к дому Александра. Оказывается, что сама Антиопа впервые в Риме. С интересом осматривается вокруг.
— Какое множество народа!
Специально проехали через Форум, чтобы Антиопа, Астра и Вилия могли полюбоваться его архитектурой. Молча поедают глазами.
— Теперь понятно, что такое Рим и почему его называют Великим, — проговорила Антиопа, когда мы подошли к зданию сената. — Но мы поборемся и с Великим.
По ступеням спускаются одетые в тоги государственные мужи. Бросают на нас заинтересованные взгляды. Кому-то подводят лошадь. Кто-то отбывает в носилках, а кто-то и на своих двоих.
— Вон Марк и Ливий вышли, — увидел своих римских друзей Александр. — Давайте спешимся. Не принято говорить с государственными деятелями, сидя на лошади.
Эта пара уже увидела нас и спешит навстречу с распростёртыми объятиями.
— Как вас много сегодня, — восклицает Ливий, знакомясь с неизвестными ему амазонками.
— Не случилось ли чего, — беспокоится Марк.
— Случилось, но об этом поговорим дома.
Марк и Ливий живут неподалёку и в сенат ходят пешком. Так что домой к Александру дружно потопали, держа лошадей в поводу. Там нас не ждали, и началась обычная суета неготовности к пришествию гостей. Но два дня пути — это всё-таки два дня и сенаторам пришлось терпеливо ожидать, пока мы приведём себя в порядок при помощи воды. Наконец, все расселись за заставленным всякой всячиной столом.
— Ну, и что случилось? — нетерпеливо спросил Ливий.
— На амазонок был совершён набег из-за моря, — ответил Александр. — Двадцать две воительницы убиты.