— Что случилось? — увидев наши унылые физиономии, мигом встрепенулись Охота и Ферида, бросив свои любимые шахматы.
— Октавиан ушёл.
— Как ушёл?!
— Вот так и ушёл! — в сердцах воскликнул я. — Убил, наверное, наших двоих следящих у дома Цицерона и одного у Соляных ворот. Проспали мы его. Но уйти ночью он не мог. Ночная стража никого не выпустила бы. Вчера днём, судя по поведению Цицерона в Колизее, Октавиан был ещё в Риме. Значит, ушёл вечером до закрытия ворот. Мы тут отдыхали, а его люди вышли из дома Цицерона, расчистили ножами дорогу от слежки и Октавиан спокойно выехал из города. Стража не вмешивалась. Даже если и видели, кто едет и то нам ничего не скажут. Здорово мы промахнулись. Не учли, что Октавиан может пойти и на убийства. Глупо, ох, как глупо получилось. Э-эх! Антогора, за тобой слово. В погоне ты главная.
— Если ушёл вчера вечером, то он опережает нас почти на день. Пока соберёмся вслед, то день и будет. Не знаем, куда он двинулся. Ближайшая дорога в Египет через Неаполь, Сицилию и там Большим морем. Но в Неаполь Октавиан не пойдёт. Слишком далеко по суше и легко его догнать. Да и путь слишком для всех понятный. Нет, туда он не пойдёт. Из Соляных ворот можно идти куда угодно. Я думаю, что он двинется как раз в обратную сторону.
Антогора полезла в шкаф и принялась там шуршать свитками.
— Вот, — развернула она на столе карту Италии.
Корявая донельзя карта. Ничего общего с современными картами. Или даже с картами Грегори. Всё искажено. Где-то растянуто, где-то сплющено и, вообще, Италию сапогом не назовёшь. Но города и моря есть. И то хлеб. Египет тоже есть, но почему-то почти наехавший на Сицилию, нарисованную чуть ли не в форме кучки навоза.
— Да, пожалуй, ему кроме как назад бежать и некуда. Даже если бы он отправился в Неаполь, а мы не шли бы по пятам, то и тогда Октавиан далеко бы не ушёл. В сторону Неаполя его не пропустят, стоящие по пути войска, убитого им Антония. Идти в сторону Неаполя — самоубийство. К галлам он не пойдёт. Ничего хорошего любого римлянина там не ждёт. На Корсике пираты кого угодно продадут в рабство. Даже и бывшего императора. Тем более что и при Октавиане наверняка будет, чем поживиться.
Так что ему остаётся не так уж и много путей. К Адриатике и там уже вдоль Италии и через Большое море в Египет. И на Сицилию заходить не нужно. Через Грецию и Крит. Там у него есть сторонники. Да, если он двинулся на северное побережье и хочет поскорее отплыть, то он постарается поскорее добраться до Анконы. Это большой порт.
— Вряд ли он пойдёт в Анкону, — не согласился Панкратий.
— Почему?
— Это ближе всего от Рима. Просто напрашивается. Да и Анкона — это гавань рыбаков. Морские корабли редко туда заходят. Октавиану выгоднее большой торговый порт вроде Равенны. И от Рима дальше. Меньше подозрений, что он двинется туда.
— Да, пожалуй, ты прав. Где это она тут? Ага, вот Равенна. Быть бы уверенными, что он двинулся туда. Панкратий, сделай вот что. Бери денег, сколько хочешь, своих людей и пока мы собираемся, отправляйся к Соляным воротам. Вечер — не ночь и кроме стражников должны быть люди, видевшие выезжающего из Рима Октавиана. Опрашивай всех подряд. Денег не жалей на развязывание ртов, но найди таких. Кто знает, может и стражники купятся. Октавиан же не один был и не пешком. Нам нужно как-то отличить их от кого-нибудь другого. Иначе мы не будем знать, кого искать. Ждите нас там — у ворот.
Сборы не заняли много времени. Деньги, оружие, запас пищи на случай, если в тавернах будет некогда останавливаться. Антогора опять порылась в шкафу с картами и извлекла оттуда поцарапанный полевой бинокль.
— Надо взять. Когда Александр мне показал эту штуку впервые, то я сильно испугалась колдовства. В Париже на башне почти такие же. А вот это я не знаю, что такое. Александр говорит, что в путешествии очень нужно. Как?
— Тоже возьмём с собой. Эта штука называется компас. Помогает не заблудиться в незнакомом месте.
Не прошло и двух часов, как мы уже разговаривали с Панкратием у Соляных ворот.
— Вчера незадолго до закрытия ворот из города выехали шесть вооружённых всадников с заметной поклажей. Наверное, они. В такое время — перед ночью на дорогу в дальний путь никто не выходит. До первой таверны в любую сторону до темноты не добраться. Антогора, берегите себя. Да пребудут с вами Боги! — пожелал нам Панкратий.
А ведь мы тоже слишком поздно выбрались на дорогу. Ну, часа три-четыре ещё проскачем до темноты, а наткнёмся ли после этого на какой-нибудь ночлег? И до сих пор не знаем верны ли наши догадки и правильно ли мы едем.
— Поблизости от Рима много сёл и поместий. Как раз вдоль дорог, — словно угадав мои мысли, заговорила Антогора. — Проезжих пускают к себе очень неохотно. Если, вообще, пускают. Потому так и важны придорожные постоялые дворы. Я, думаю, нам это может оказаться не очень полезным. Октавиан не станет привлекать к себе внимания, останавливаясь на постоялых дворах. Если он выехал из Рима перед самым закрытием ворот, то вот в этой деревне ему было бы самое время остановиться. Но это уж что-то очень близко к Риму. Охота, видишь тех женщин? Спроси.
Охота свернула с дороги и подъехала к двум женщинам, о чём-то разговаривающим рядом с загоном для овец. Соскочила с коня.
— Никто у них вчера не останавливался, — сообщила она вернувшись. — Но вчера было пасмурно и луна не светила. Немного позже, чем сейчас было слышно в темноте, как по дороге проскакали несколько лошадей.
— Значит, они и ночью не останавливались. Спешили уйти подальше. Впрочем, лошадям всё равно отдых давать надо. Уже то хорошо, что и мы в эту сторону собрались, — обрадовалась Антогора.
На ночлег остановились в поле у дороги и не стали даже разжигать костра. Пожевали хлеба с мясом, запили вином и улеглись рядом друг с другом на походные подстилки. Наши кони неподалёку, но невидимые в темноте, пасясь, бряцают всякими железками упряжи.
— Сергей, а звёзды на небе можно сосчитать? — вдруг спрашивает Охота.
Вот, пожалуйста, и эта хочет всё знать про мои-то звёзды. Ишь, Луиза номер два нашлась.
— Можно. Когда мы домой вернёмся, то ты мне как-нибудь напомни — посчитаем.
Из темноты послышалось обеспокоенное фырканье наших лошадей, глухой звук удара и истошный человеческий вопль.
— Лежи-лежи, — не дала мне вскочить Антогора, удерживая за плечо.
— Много их тут вдоль дорог промышляет, — добавила Ферида.
— Кто промышляет?
— Конокрады.
Чувствую, как лежащая рядом со мной Антогора просто сотрясается от беззвучного смеха. Наверное представила себе, что там произошло во тьме рядом с лошадьми.
Что-то уж больно всё просто получается. Даже обидно как-то. К середине дня уже дважды получили подтверждение, что впереди нас едет шестеро верхом. По времени мы если их и нагоняем, то пока ещё незначительно. Один раз сбились с дороги — развилка подвела. Пришлось возвращаться. К вечеру, проехав городишко Арретиум, остановились на постоялом дворе. С удовольствием заказали горячего. А я вдобавок насладился ещё и сидением на неподвижно стоящем стуле, а не в трясучем седле. Хозяин таверны — просто прелесть. Услужливый и отзывчивый, а также кладезь наблюдательности.
— Да-да, пронеслись вчера шестеро. Остановились лишь на полчаса попить-поесть. Кладь на каждой лошади порядочная и, похоже, подустали сильно. Расспросили о тавернах и сёлах впереди, и унеслись по генуэзской дороге.
— По генуэзской? Ты ничего не путаешь? Не по равеннской?
— Как я могу путать? Вот же перед вами две дороги. Левая в Геную, а правая в Равенну. Я же не пьяный, чтобы перепутать лево и право.
— Надо же какая незадача, — пробормотала Ферида, когда хозяин отошёл. — Почему в Геную? Не понимаю.
— Наверное, нет никакой незадачи, — разглядывая свою карту, сказала Антогора. — Это мы решили, что Октавиан двинется в Равенну. Он же сам о своих намерениях нам не сообщал. А Генуя ему подходит не хуже Равенны. Тоже порт, а к Египту можно добраться вдоль Либии.
Я заглянул в карту. Оказалось, что Либия — это Африка. Да, пожалуй, и этот путь тоже хорош для Октавиана. Так что мы рванули, что есть духу к Генуе. Наверняка мы движемся быстрее их. У них кладь должна хоть немного лошадей изнурять, а у меня её нет. Девочки всё взяли к себе. Их коням это нипочём. На ночь остановились на очередном постоялом дворе. Здесь тоже видели шестёрку всадников с поклажей.
Нужно спешить и Антогора подняла нас ещё затемно. Затемно и выехали. А генуэзская дорога днём довольно оживлённа. Но всё больше крестьянские повозки и погонщики с осликами. Быстрее, быстрее, быстрее, но и без остановки не обойтись. К полудню въехали в маленькое селение. Никто вчера шестерых всадников не видел. Странно. Может, объехали селение или проскользнули ночью? Как по инерции доскакали до следующей таверны. И здесь не останавливалась и не проезжала интересующая нас кавалькада. Что за чертовщина? Куда они могли пропасть?
Я никогда не видел Антогору такой взбешённой. Губы сжаты, лицо напряжено, а глаза просто сумасшедшие. Что-нибудь вместе с кем-нибудь разнесла бы в дребезги, попади оно под руку. Но это "оно" осталось далеко позади — у развилки дорог. Ни слова не говоря, махнула рукой и, круто развернувшись, сошла с дороги, поскакав мимо таверны на север, прямо через поля. Охота и Ферида за ней. А мне куда деваться? Не поеду же я в Геную один.
Через несколько часов дикой скачки по холмам и камням увидели впереди пару повозок, двигающихся перпендикулярно нам. Домики неподалёку. Равеннская дорога! Моя лошадка едва переставляет ноги, а уже начало смеркаться. Не стали искать пристанища, а сбросили сёдла на траву почти прямо у дороги.
— Знала же, с кем имеем дело! Должна была предвидеть, — ругает саму себя Антогора. — Ловко он нас провёл и как просто. Столько времени потеряли!
— Понятно, — согласилась Охота. — Трактирщика подкупил, а по генуэзской дороге послал кого-то, чтобы преследователям врали. И мы на это попались. Теперь он, наверное, уже давно в море, а нам до Равенны завтра ещё полдня добираться.