И, действительно, Зубейда, зардевшаяся от комплиментов, как майская роза, ужас как хороша! Мне даже стало завидно самому себе. Вишневое ниспадающее платье с ажурным серебром украшений, сапфир глаз и каменьев, совершенство черт лица, пластичность и стройность фигуры создают поразительное по гармонии, безукоризненности сочетание.
А Зубейда между тем, похоже, решила пошалить, раз представился такой случай. Поставив поднос с пловом и мясом на стол, она не ушла, а отступила на три шага назад и, сложив перед собой опущенные руки, застыла, словно в ожидании распоряжений. Трапеза началась, но в поведении гостей чувствуется какое-то замешательство. Только Ахмед посмеивается себе в бороду. Правда, Шехерезаду не так просто провести женскими уловками. Она всё поняла и моментально исправила неловкость положения.
– Зубейда, иди садись рядом со мной. А то кто-нибудь из присутствующих подавится невзначай или вывихнет себе шею, оборачиваясь к тебе.
– Я не смею, Шехи-ханум. Только если Сержи-сахеб разрешит.
– Зубейда, не позорь меня перед друзьями. Ты прекрасно знаешь, что тебе никто ничего не запрещает. Стало быть, и разрешений никаких не надо.
– Тогда я сяду рядом со своим повелителем, – улыбнулась она.
– Вина выпьешь?
– Спасибо.
Между тем Ахмед на минуту вышел и вернулся с другой служанкой, уже нагруженной всяким разным. Что она и принялась расставлять перед гостями.
Шехерезада тяжело вздохнула:
– Счастливая ты, Зубейда. Тебе не нужно никому никаких сказок рассказывать по ночам. Ты сама сказка. Я бы с радостью приняла тебя в нашу компанию.
Багдадский вор мечтательно и завистливо сказал:
– А вот мне бы для отвлечения внимания такую напарницу, как Зубейда. Пока все, раскрыв рот, пялятся на неё, я мог бы вернуть себе не только Око Света. Дворец халифа разобрал бы по кусочкам, и никто ничего бы не заметил.
– Брось, – отмёл такую возможность Али-Баба. – Зубейда не создана для воровских махинаций. Вот если бы взять её к нам в лавку, то продавать стали бы вдесятеро больше. Весь базар сбегался бы к нам, чтобы полюбоваться на такое диво.
– Блестящая идея, – воскликнул Ахмед, – и спасение от домашней скуки. Ты как, Зубейда?
– Я не знаю, Ахмед-ага.
– Ладно, потом обсудим.
– А мне бы от неё ничего кроме вреда, – посетовал Синдбад. – Матросы посходят с ума. Обидно.
– А мне, а мне…, – начал было Аладдин.
– А тебе ничего, – оборвала его Шехерезада, – ты уже продан царевне Будур. Вы только представьте себе, какая история произошла сегодня во дворце…
– Шехи, совсем не обязательно всем об этом рассказывать, – забеспокоился Аладдин.
– Как это не обязательно? Сам знаешь, что у нас друг от друга секретов нет. Так вот, явился Аладдин во дворец, разодетый, как модник на базаре. Пришлось даже кое-что тут же снять, чтобы не позориться. Провела его в верхний сад, где обычно гуляет Будур. Усадила на скамейку и настрого велела ему ни в коем случае рта не раскрывать и только вежливо поклониться, если Будур его заметит. Очень важно, чтобы она первая проявила интерес и начала расспрашивать у кого-нибудь о нем. У «кого-нибудь» – это, значит, у меня. Сама я спустилась в нижний сад и села у фонтана, словно совершенно ни при чём. Только прислушиваюсь.
И дослушалась. Буквально через четверть часа из верхнего сада донеслись истошные вопли Будур "Стража, стража!" Взбегаю наверх. Стражники уже тут и держат нашего Аладдина вполне надёжно. С Будур чуть ли не истерика. Упала мне на грудь и всё повторяет: "Это он, это он!" Больше ничего не может промолвить. Я распорядилась стражникам пока не уводить Аладдина из сада никуда, а привязать к колонне и присматривать. А Будур я увела к себе.
Когда Будур немного поуспокоилась, то выяснилась очень интересная вещь. Оказывается, что Аладдин кое-что утаил от нас. Будур его видела раньше. И при очень интересных обстоятельствах. Как я понимаю, имело место следующее событие.
Аладдин положил глаз на Будур, когда она шествовала в баню. Он последовал за процессией, проник в баню и стал подсматривать, как Будур раздевается. На этом сама Будур его и застукала. Конечно же, вопли, паника, стража. Аладдину удалось удрать только потому, что стражники, преследовавшие его, поскользнулись на мыле.
Повествование пришлось прервать из-за жуткого хохота охватившего всех.
– А мне было не до смеха, – обиженно проговорил Аладдин, когда все немного поуспокоились.
– Да ладно тебе, – смахивая набежавшие слезы, отмахнулся Ахмед. – Шехи, продолжай, пожалуйста. Только поосторожнее. У меня сердце может не выдержать.
– А дальше вот что. Когда истерика кончилась, то началось обсуждение того, какой казни потребовать у отца для наглеца. Нужно так, чтобы помучился, но без крови и хрипов. Будур очень впечатлительна и не выносит крайностей, а понаблюдать за жертвой ей хочется. Я ей сказала, что всё это можно устроить. А одновременно и получить большую пользу для себя. У тебя, мол, Будур, куча старших, ещё незамужних сестёр. Когда тебе выпадет черед выйти замуж, одному Аллаху известно. Тебе представилась возможность опередить всех и избавиться от дворцовой скуки. Нужно только наглеца поставить перед выбором. Или женитьба на Будур, или топор палача. Понятно, что он выберет. Ну, а пытку ты уже после свадьбы устроишь ему сама. Главное, чтобы отец не узнал о преступлении наглеца. Тогда и твои просьбы о помиловании не помогут, а безголовых мужей не бывает.
Тут Будур и призадумалась. А потом высказалась, что наглец, вообще-то, недурён собой. Поинтересовалась, кто он. За что отец собирается наградить его титулом. Какой у него дом. Ну, и всё такое прочее. Осталось только передать наглецу наши условия. За тем я и вернулась в верхний сад.
– Ну, ты и дипломат, Шехи, – восхитился Синдбад. – Раз Аладдин здесь, то значит, твоя миссия увенчалась успехом. И как удивительно просто у тебя всё получается. Восхищаюсь.
– Ты подожди восхищаться простотой. Во дворце её не бывает. Там на каждом шагу возникают неожиданные сложности. Так получилось и на этот раз. Поднявшись наверх, я застала в саду халифа. Гарун стоял напротив привязанного Аладдина и о чем-то расспрашивал стражников. Увидев меня, Гарун оставил стражников в покое и между нами состоялся примерно вот такой разговор:
"– Шехерезада, что это значит? Почему он тут привязан? Стражники говорят, что Будур истошно кричала "Это он, это он!". Что происходит?
– Просто Будур признала в Аладдине человека из своих снов. И это её так возбудило, что она и начала кричать, а стражники подумали, что на неё напали, и схватили парня.
– А зачем он привязан? Стражники говорят, что это ты приказала.
– Будур попросила как-нибудь задержать его. Она застеснялась своих чувств и убежала. А этот вот претендент на её руку тоже норовил удрать. То ли испугавшись криков Будур, не поняв их значения. То ли испугавшись стражников. Не могла же я разорваться надвое. Бежать за Будур и стеречь этого парня. Вот и сказала, чтобы его здесь придержали.
– Да? А можно было бы подумать, что виной всему вспыхнувшая с такой силой страсть, что предмет страсти приковали поближе к себе, чтобы удобнее было пользоваться. Но тогда нужно было бы этот предмет утащить в комнату Будур. Здесь её сёстры быстро парня растерзают.
– Ваше величество, очень хорошо, что вы оказались тут. Не уходите. Сейчас я приведу Будур, и всё разъяснится.
– Веди. Посмотрим, как она выкручиваться будет. Знаю, что тебя-то на обмане так просто не поймаешь.
Прибегаю к Будур.
– Всё, нас накрыли! Твой отец наверху и пытается выяснить, почему парень привязан. Ты врать, как я, не умеешь. Поэтому на любые вопросы отвечай, что хочешь выйти за него замуж. Только это и больше ничего. Поняла?
– Поняла.
– Побежали!
Наверху всё та же картина.
– Будур, что всё это значит?
– Папа, я хочу выйти за этого человека замуж.
– А почему тогда он привязан?
– Я хочу выйти за него замуж.
– Ты его знаешь?
– Хочу выйти за него и всё тут!
– А он хочет взять тебя в жены?
– А мне плевать, – заявила Будур и получила от меня больный щипок пониже спины. – Ой, я хочу выйти за него замуж! Чего тут непонятного?
– Сил у меня нет с вами ладить. Вретё вы всё! Сговорились, – заявил Гарун и повернулся уходить. – Не забудьте отвязать парня и готовьтесь к свадьбе".
– Вот, собственно, так, наконец, мы и продали Аладдина в мужья. За избавление от топора.
– Ловко, – заметил Синдбад. – А ты, Зубейда, не хочешь рассказать нам какую-нибудь историю?
Зубейда прижалась к моему плечу и помотала головой.
– Я ещё ни одной истории не прожила, – звонким, как серебряный колокольчик, голосом призналась Зубейда.
– Ничего, у тебя в семнадцать лет ещё всё впереди, – обнадёжила Шехерезада.
Так за разговорами и шутками разошлись уже только после полуночи.
В гостевой комнате только мы с Зубейдой. Она сидит у меня на коленях и, склонив голову на плечо, дышит мне в шею. Весь дом уже спит, а мы никак не можем оторваться друг от друга.
– Какие у вас хорошие друзья, Сержи-сахеб, – промурлыкала Зубейда.
Она где-то в оборудовании моего организма отыскала правую руку, разогнула пальцы и прижала мою раскрытую ладонь к своей груди. Я и не подумал сопротивляться такому бесстыдству.
– Наши друзья, Зубейда, наши. Теперь они и твои друзья тоже, – шепчу ей в маленькое ушко, ласково поглаживая упругую округлость, к которой мне открыли доступ. – А не пора ли нам ко сну? Как ты думаешь?
– Наверное, пора. Я пойду, переоденусь.
– Зачем? Снимай своё парадное платье прямо здесь.
– Как скажете, Сержи-сахеб.
Какая прелесть это парадное платье! Его приходится очень долго снимать. Откровенно любуюсь сложной процедурой. Зубейда уже не стыдится свой наготы, а, закончив процесс и тряхнув своими роскошными волосами, ныряет под покрывало нашего ложа.
Хорошо быть хозяином, не обременённым заботами. Хотя бы даже хозяином только самому себе. Когда хочешь, тогда и просыпаешься. Просыпаюсь, когда солнце уже довольно высоко. Вокруг на всём ложе ни души, кроме меня. Бросили меня одного без зазрения чего бы то ни было! Время, наверное, где-то между пора вставать и пора завтракать. Намного ближе ко второму. Черт, задумавшись, чуть не вылетел на террасу в чем мама родила, а там, у дверей уже ждёт засада. Едва успел прикрыться какой-то салфеткой, сдёрнутой на лету со стола.