От дороги, скрытой деревьями, послышался какой-то тревожащий шум. Через мгновение на открытое пространство перед замком прямо-таки вылетела карета с герцогской короной на дверце, мчащаяся просто с невообразимой скоростью. Размахивающий кнутом кучер стоит на полусогнутых ногах и свистом подбадривает распластавшуюся в невиданном беге четвёрку породистых, вороных лошадей. Луиза!
Оторвавшись от неё метров на тридцать, во весь опор несётся четвёрка преследователей в красных плащах гвардейцев кардинала. Если карета замедлит ход перед замком, то её мгновенно настигнут. Если же не сбавит скорость, то мост не успеют опустить – и лошади с каретой полетят в ров. Но, похоже, шевалье Гийом де Брие своё дело хорошо знает и слуги замка вышколены на совесть. Мост не просто опускается, а почти падает прямо перед каретной запряжкой и начинает подниматься, когда карета ещё не съехала с него в ворота. Преследователи чуть не врезались в край поднимающегося моста, осадив лошадей так резко, что на камнях мостовой от подков полетели искры.
Протягиваю Арману подзорную трубу.
– Чего это они вдруг вздумали гоняться за Луизой? Её выручили только лошади, каких, возможно, нет даже у самого Ришелье. Не говоря уж о его гвардейцах. Посмотрите, Арман, нет ли среди всадников вашего собутыльника Мишеля или его приятеля.
– Я и так вижу, что нет. Не нравится мне это. Луиза ведь особа из королевского дома. Обычно Ришелье старается не связываться с членами королевской фамилии. Даже с отдалёнными по родству. Что-то гвардейцы не собираются уходить. Не к добру.
Один из всадников что-то прокричал. Через бойницу над воротами кто-то ему ответил. Не слышно, что. С минуту переговаривались. Затем мост опустился, говоривший всадник спешился и вошёл в замок. Мост поднялся. Мы втроём поспешили вниз. Во дворе Гийом, Луиза, Катрин и несколько вооружённых слуг наблюдают, как Аманда разговаривает с непрошенным гостем.
– …Нет, лейтенант, похоже, вы плохо представляете себе, куда вторглись. А ваше заявление, что речь всего лишь о невинном приглашении герцогине де Шеврез посетить Пале-Кардиналь, вообще нелепо.
– Но, мадам, у меня приказ кардинала…
– На землях вассалов короля действуют только приказы короля. Вам это понятно, лейтенант? Заручитесь таким – и тогда сможете чего-то требовать. Только и тогда не означает, что госпожа де Шеврез будет вас здесь дожидаться. Гийом, прикажите опустить мост, – и уже вслед уходящему гвардейцу добавила: – И не оставляйте своих людей где-нибудь за деревьями в моих владениях. Иначе я прикажу посадить их в замковые подвалы.
В столовой уже накрыто на ужин. Рассаживаемся.
– Что произошло, Луиза? – спрашивает хозяйка.
– Сама не знаю. Я ведь прямо из Лувра. Как водится, сегодня при встрече с Ришелье обменялись колкостями. Все как обычно. Правда…, – тут она замолкла и задумалась.
– Что – "правда"?
– Как-то странно он на меня взглянул. С мрачной, а сейчас я даже думаю, что и с угрожающей улыбкой. Я не придала значения. Теперь вот думаю: а не донесли ли ему о том, что я в последние дни интересовалась таинственным исчезновением герцога Кайенского два года назад? Его вражда с Ришелье ни для кого не являлась секретом. Было много шума. Король назначил расследование, которое кончилось ничем. Так герцог по дороге в Нормандию и испарился бесследно вместе со всей сопровождавшей его свитой.
Мой кучер заметил, что от королевского дворца за нами поодаль следует четвёрка гвардейцев. Перед поворотом на дорогу к твоему замку они пришпорили коней. Я приказала гнать во весь опор. Думаю, они выжидали безлюдного места, чтобы захватить меня без свидетелей, но чуть запоздали. А как вылетели к замку, то им ничего не оставалось делать, как раскрыться.
– Скверно, – произнёс Арман. – Как я понимаю, никакого письменного приказа гвардейцы не предъявили.
– Не предъявили, – подтвердила Аманда.
– Значит, охота за Луизой может продолжиться, и ей нельзя появляться в безлюдных местах. Жаловаться не на что. Кардинал отговорится, что речь и в самом деле шла о неверно понятом невинном приглашении по пустяковому поводу. Ещё одна проблема на нашу голову.
– Всё не так уж плохо. Нет худа без добра, – сказал я. – Ришелье, затеяв большую интригу с арестами, похоже, сам начал нервничать, наблюдая за вызванными им же событиями. Вряд ли он ожидал, что кто-то вдруг начнёт интересоваться им самим. Погоня за Луизой может означать, что Ришелье действительно имеет отношение к исчезновению герцога Кайенского. Стало быть, пасквильная бумага, которая попала нам в руки, в этой части не врёт. Нужно ещё больше вывести его из равновесия, но так, чтобы самим не засветиться. Что удалось узнать за прошедшую неделю? Может, Луиза и начнёт? Только без мелких подробностей. Они понадобятся, когда начнём составлять план действий. Сейчас важно понять, есть ли у нас на что опереться.
– Ну, я так я. А начну как раз с упомянутой бумаги, которую мне показала Аманда. Я заметила, что последняя её часть, касающаяся исчезновения герцога Кайенского, написана не той рукой, что весь предшествующий текст. Вот почерк этой приписки мне очень знаком. Писем Гастона Орлеанского в моем архиве достаточно, чтобы сравнением убедиться в этом. Кто писал основное, мне неизвестно. Да это и не так уж важно. Причастность Гастона как заказчика здесь явная. Поэтому судьба герцога Кайенского меня больше всего и заинтересовала. Всё остальное в бумаге – просто злоупотребление кардинала положением и естественные пороки. Плохо, беззаконно, конечно, но не необычно для нашего королевства.
Что касается арестов по всей Франции, то королева Анна говорит, что за последний год Людовик не раз подписывал Ришелье приказы на аресты довольно родовитых дворян. Странным ей показалось то, что за этим не следовало ни разбирательств, ни судов. К королю жалобщики приходили не раз. Все получили уверения, что идёт всего лишь какое-то расследование и не обязательно арестованные в чём-то виновны, но пока следствие не закончится, никаких освобождений не будет. Стало быть, мы верно всё предположили. Есть и заговор против Ришелье, и какая-то интрига Ришелье. Но насколько это связано, знает только сам кардинал. Мы же будем считать, что связано. Признаков чего-то другого нет.
Наверняка Ришелье известно и то, что приближенные Гастона вроде Камиллы де Буа зачастили в Париж и подолгу задерживаются здесь. Это настораживает, но заговор в Париже ещё не сложился и разоблачать нечего. У меня пока всё. Вот у Катрин улов, наверное, побогаче.
– Не знаю, насколько у меня богаче, но всё равно хотелось бы поймать ещё больше, чем удалось, – ответила Катрин. – Однако у меня ведь королевы в подругах нет. Есть только вредная и язвительная единомышленница – подруга королевы.
Для начала о любовнице Ришелье. Это маркиза Сюзанна де Пуатье. Похоже, что это, в самом деле, обоюдный и прочный любовный роман, а не случайная и временная связь. Маркиза не бывает ни в королевском дворце, ни в Пале-Кардиналь. Раз в неделю вечером кардинал посещает её в доме на площади Сен-Сюльпис. Обычно это начало недели, но не понедельник. У маркизы от кардинала есть сын двух лет. Сюзанна де Пуатье с сыном – наиболее уязвимая слабость Ришелье. Однако я не позавидовала бы тому или тем, кто рискнул бы воспользоваться этой слабостью.
– Мы, возможно, рискнём. Только очень осторожно и не обременительно для маркизы, – пообещал я. – Что ещё, Катрин?
– Это не афишируемая, но всё-таки видимая сторона личной жизни кардинала. О ней многие знают.
– А есть ещё и невидимая сторона?
– Во всяком случае, Ришелье полагает её невидимой.
– Ну-ка, ну-ка, это очень интересно.
– Не только очень интересно, но и очень опасно для осведомлённого. Уже как минимум два человека поплатились жизнью за эту тайну кардинала. Вы не поверите, но, оказывается, кардиналу не чужды и некоторые другие острые развлечения кроме политических интриг. Он, переодетый и в маске, тайно посещает приют девочек-сирот при аббатстве капуцинок на улице Капуцинок. Причём это развлечение его настолько притягивает, а свидетели настолько нежелательны, что кардинал отправляется туда каждую последнюю среду месяца совершенно один. Если не считать кучера кареты, два предшественника которого внезапно умерли во цвете лет. Приходит кардинал туда под покровом темноты и уходит через три-четыре часа.
– Это тот приют, где попечителем королева Анна? – спросила Луиза.
– Тот самый.
– Ну, Катрин, мне с подругой-королевой не переплюнуть тебя по части богатства улова. Преклоняюсь. Если это правда, то какой получается крючок для Его Преосвященства! Уж насколько в Лувре свободные нравы, но подобное падение даже самому завзятому развратнику и в голову бы не пришло. Как только такое станет известно хотя бы королеве, то Ришелье мгновенно перестанет быть и первым министром, и Его Преосвященством.
– Вот его отставки нам как раз совсем и не надо, – заметил я. – Отставка Ришелье означает начало переворота Гастона Орлеанского. А это ничем хорошим для Франции не обернётся. Насколько можно доверять этим сведениям, Катрин? Источник надёжный?
– От кого получены такие сведения, я, пожалуй, воздержусь разглашать. Однако человек, достойный доверия. Не подумайте чего. Не из окружения кардинала. Там это вряд ли кто знает. Просто я обещала никому о нем не говорить. Никому – значит никому, – Катрин тяжело вздохнула. – Дороговато и трудновато досталась мне эта история.
– Трудновато в чем? – ехидно спросила Луиза.
– Да ну тебя, Луиза. Тебе везде чудится одно и то же.
– Ладно, какие и о ком у нас ещё появились сведения? – поинтересовался я.
– Наверное, теперь моя очередь проявлять хоть какую-то осведомлённость, – вступил в разговор Арман. – Мы с Пьером занялись ближайшим окружением Ришелье. А это ближайшее окружение – всего один человек, отец Жозеф. В миру самого близкого и неразборчивого в средствах помощника и советника Ришелье зовут Франсуа Леклерк дю Трамбле. Оба знают друг друга с молодости и прекрасно ладят между собой. Мы думаем, что между Ришелье и Жозефом есть и дружба, и соперничество одновременно. Соперничество не в положении, а в том, кому из них первому придёт в голову наиболее удачное решение какой-нибудь задачи. Очень часто Жозеф оказывает