Я повернул голову. Действительно, на стене крупная надпись: "Если ты что-то хочешь сказать, то прежде подумай, то ли нужно сказать. Если ты хочешь что-нибудь сделать, то прежде подумай, удастся ли тебе после этого вообще что-то делать".
– М-м да-а, сурово, но доходчиво.
Капитан взялся за кувшинчик.
– Не рановато ли для вина? — поинтересовался я.
– Это не вино, а виноградный сок с виноградников на южном склоне острова. Местные жители зовут вином всё, что выжато из винограда. Это, например, утреннее вино. Местная пресная, некипяченая вода скверная на вкус, а пиво вообще отвратительное.
– О, очень даже хороший виноград, — похвалил я, отхлебнув из стакана.
– Однако с твоим сказочным вином не сравнится никогда.
– Ваш завтрак, сэр Виктор. Ваш завтрак, Серж. Куриные ножки и яичница, — пропела Марианна.
Она действительно прелестна. Особенно когда нагибается над столом, и юбка восхитительно облегает нижние округлости. Потрогать, что ли? Что это будет? Небольшая бестактность или недопустимое хамство невоспитанного гостя? Да и сказочные прелестницы непредсказуемы, а рука у них тяжелая. Мне вспомнился один поучительный случай из кабацкой практики в Верне.
У Капитана в глазах смешинки.
– Правильно, что удержался, — произнес он, когда девушка ушла. — Марианна строго воспитана, а с ее защитниками лучше не иметь конфликтов.
Куриные ножки оказались отменными, яичница — великолепной, а утреннее вино — уместным и приятным.
– Ну что ж, — вставая, произнес Капитан, — займемся делами.
За занавеской, за которой скрылся Люк, оказался длинный коридор с множеством дверей. Капитан толкнул одну из них. Нетесная комната без окна со столом, несколькими стульями и большим кованым сундуком в углу. Горят две свечи. Люк встал из-за стола, освобождая хозяину место.
– Докладывай.
– Вот отчет за три месяца, — сообщил Люк, кладя перед хозяином несколько листов бумаги.
– Расскажи лучше на словах.
– Как вы и распорядились, мы отказались принимать одежду. Слишком хлопотный и неустойчивый сбыт. На итоговые результаты это никак не повлияло.
– Хорошо. Дальше.
– Рыжий Хенк предложил большую партию хороших тканей. Очень большую и очень хороших. Проверил. Взял с хорошей скидкой на то, что здесь столько не сбыть, а в ближайшее место материка их отправлять нельзя. Они туда и шли. Можно засветиться. А отправлять дальше — лишние расходы.
– Так.
– Заплатил ему четверть того, на чем сошлись. Остальное — после продажи. Согласился без звука.
– Отлично.
– Золотая и серебряная испанская посуда и оружие отданы голландскому торговцу с условием продажи в северные страны. Деньги получены.
– Что еще из крупного?
Люк покосился на меня.
– Говори. Можно, — распорядился Капитан.
– Сто пятьдесят фунтов затребовал капитан "Морского ветра" на ремонт и обновление такелажа. Я дал.
– Правильно.
– Всё, что положено команде, начислено и как обычно — на хранении в надежном месте. Из непредвиденных расходов — приобретение новой посуды для таверны и расширение стада и птичника. Число посетителей растет. Всё прочее — легальное и нет — как обычно.
– Итог?
– Шестьсот восемьдесят два фунта стерлингов в пиастрах и дублонах.
Люк полез в сундук и грохнул на стол зазвеневший мешок.
– Отлично. Оставь пока у себя. Нам еще в Румпель и Тринидад. Заберу, когда вернусь. Все?
– Нет. Вас ищет Ржавый Билл.
– Вот как? — и обернувшись ко мне, — Ржавый потому, что его команда ленится чистить пушки снаружи, и они порыжели. У него три неплохих двадцатипушечных судна.
– Два.
– Что два?
– Два судна у Билла. Третье недавно бесследно пропало. Он уже отчаялся его увидеть. Носится как угорелый по островам и пытается хоть что-то разнюхать.
– Не похоже на Ржавого Билла. Он никогда о потерях так не переживает. Разве что на пропавшей посудине было что-то такое, что потерять было недопустимо. Держи ушки на макушке. Если он опять появится, то скажи, что вечером я буду здесь, а утром опять уплыву. Пусть ждет, если уж так приперло.
– Хорошо.
Когда мы вышли из таверны, Капитан спросил:
– Ты понимаешь, что означает рост числа посетителей этой таверны, о котором говорил Люк?
– Что?
– Край пиратский. Прирост может быть только за счет пиратов. Отребье возжаждало культурного отдыха!
– Вот тебе и литературные наклонности.
Так, переговариваясь, мы подошли к небольшому пирсу с причаленной легкой одномачтовой яхтой. Два черных матроса в одинаковой холщовой робе.
– Квали, какой ветер?
– Точно на ост, сэр, но к вечеру, как обычно, переменится к зюйду.
– Тогда сначала на Компас.
– Есть, сэр!
Волны плещутся, солнце печет, посудинка резво бежит вперед. Даже качки почти нет. Благодать!
– Какая скорость, сэр Виктор? — интересуюсь я.
– Узлов* десять. Через час будем на месте.
– Я посмотрю у вас и слуги, и матросы — все негры.
– Не все, а одни и те же. Дома они слуги, а в море матросы.
– Экономно.
– И спокойнее.
Входим в гавань. Довольно оживленно. На рейде десятка два судов без флагов. Два-три довольно больших, а остальные — не очень. Но все с пушками и на всех, которые можно разглядеть, не меньше, чем по двое вахтенных. С некоторых машут нам шляпами, и Капитан отвечает жестом руки. Проскальзываем между судами и пристаем в конце довольно длинного причала. Хотя причаленных судов всего два в противоположной стороне. Оба без пушек — торговые. Около них суета таскания бочек, мешков и ящиков из ближайшего здания.
Вдоль берега — длинный строй складов и домов, мало похожих на жилые. Широкая улица начинается прямо от причала. Какой-то оборванец сорвался с места и побежал вверх по улице. Высаживаемся и идем туда же. А за спиной наша посудинка отходит от причала метров на десять и бросает якорь.
Вокруг довольно многолюдно. Публика разношерстная, но в основном не воинственная. Женщин немного, но попадаются, спешащие по хозяйственным делам с сумками и корзинками. Никакого напряжения в воздухе не витает. Обычный портовый город. Лишь изредка парами, тройками лениво проходят с независимым видом фигуры в пестрой, новой или потрепанной одежде и залихватских шляпах, но вооруженные саблями и пистолетами. Некоторые раскланиваются с Капитаном, отвечающим им легким кивком головы.
Тихонько пихаю Капитана:
– Настоящие пираты?
– Они самые, — и снисходительно улыбается, — чуть дальше, метров через сто лежит поперечная улица. Это граница, которую им без приглашения запрещено переходить.
– Сэр Виктор, я у причала заметил два вроде торговых судна. Как они не боятся сюда заходить?
– Сам бы мог догадаться. Если никто не станет снабжать припасами и вывозить награбленное, то и пиратству конец. Это неприкосновенные торговцы, — и, мгновение подумав, добавил: — Вроде меня. И вроде пришли.
Вывеска "Альбатрос", конечно же, знавала и лучшие времена. Покосилась, облупилась и потрескалась. И в этом свое очарование как бы благородной старины. Сама таверна выглядит гораздо крепче. Управляющий встречает хозяина на пороге. Крепкий, решительный мужчина лет пятидесяти с обветренным лицом. Предупрежден. Бегун с причала?
– Здравствуйте, сэр Виктор.
– Здравствуй, Роб. Всё как обычно?
– Да пока, слава Богу.
– Познакомься — это мой временный помощник Серж.
Жмем друг другу руки.
– Перекусить или сначала дела, сэр Виктор?
– Пожалуй, дела. Веди.
Большой зал, отделанный под корабельную каюту, трюм. Никакого изыска. Грубая, но прочная мебель. Само собой, никаких скатертей или фарфора. В глаза бросается множество повреждений на опорах потолка, стенах, столах. Опасное место, но видно, не сейчас. Несколько человек бандитского и не бандитского вида спокойно что-то жуют и чем-то запивают, сидя за разными столами.
Коридор, комната без окон, стол, сундук, отчет за три месяца на бумаге.
– Роб, давай на словах, а отчет я заберу с собой.
– Отказались от сделок с одеждой…
– Дальше.
– Помните Коротышку Француза, который где-то пропал больше полугода назад?
– Помню.
– В прошлом месяце появился с большой партией золота в грубых изделиях на лом. Говорит, что тряхнул индейцев. А по пьянке всё твердил, что затмит славу самого Кортеса.
– И что дальше? Что за изделия?
– Статуэтки, какие-то сосуды, пластины с какими-то непонятными знаками, рисунками. Утверждает, что из индейского храма. Похоже на то. Всё, что мельче, до меня не дошло, — дорожился Француз. Но всё-таки распродал другим скупщикам. Остался только большой идол, которого никто уже взять не смог — издержались на мелкие вещи. Француз туда, Француз сюда — не берет никто по цене ломового золота. Тут я ему и предложил взять за полцены и с рассрочкой. Сумма даже в этом случае очень большая. Он повертелся, повертелся и согласился. Идол у меня на складе. Вчетвером затаскивали. А Француз неделю назад отправился опять туда, чтобы переплюнуть славу Кортеса.
– Покажи идола.
Забрали со стола большой переносной фонарь. Вышли в коридор. Окованная железными полосами дверь в самом конце открылась с ужасным скрипом.
– Смазал бы хоть.
– Собираюсь, собираюсь да всё что-то отвлекает.
Идол посреди комнаты накрыт мешком. Роб сдергивает его. В самом деле идол. Грубый, но большой. Наверное, в половину человеческого роста. Золото темное. Признак отсутствия примесей. Капитан подошел и попытался поднять. Не вышло. Покачал из стороны в сторону. Чуть не уронил себе на ноги.
– Ладно, закрой.
Вернулись в контору. Капитан сел и, раскачиваясь на стуле, начал над чем-то размышлять.
– Историческая, культурная ценность, мать ее!
– Что, что? — не понял Роб.
– Да ничего. Сколько ты за него отдал?
– Тысячу двести фунтов.
– А остался должен?
– Четыреста.
– На какой срок?
– На два месяца.
– Француз что, сбрендил, что ли? Пропадал чуть ли не год, а тут решил за два месяца обернуться. Ну, да ладно, срок нужно соблюдать. Соберешь за два месяца четыреста?