«Я должен найти горный чай, — подумал Дай-фу. — Надо сейчас же идти в горы!»
Мальчику он сказал:
— Жди меня. Через несколько дней я вернусь с лекарством.
Дай-фу никогда не видел горного чая. Но у его учителя была старая книга с рисунками, которую тот всегда держал под замком. Всё же один раз Дай-фу удалось быстро перелистать её.
Там-то и были нарисованы листики горного чая. Эта трава растёт на голом камне, на самых высоких горах.
Три дня и две ночи Дай-фу бродил по горе, где росли целебные травы. В этот раз гора не таила от него своего богатства — целебные травы и кустарники будто протягивали к нему цветы и ветви. Но Дай-фу проходил мимо, — ему нужен был только горный чай, а его-то он нигде не находил.
К вечеру третьего дня он вышел на поляну у подножия скал, стороживших подступы к вершине. Дай-фу подумал: «На вершине никто никогда не бывал. Может, там и растёт горный чай».
Он поднял голову и с тоской посмотрел на остроконечную вершину, окутанную белыми облаками. Но она казалась недоступной: каменные утёсы отвесно вздымались к небу; на них не было ни расщелины, чтобы поставить ногу, ни выступа, чтобы ухватиться руками. Дай-фу огорчился. Тут он услышал знакомый шум — «хуа-ла-ла, хуа-ла-ла». Это шумел водопад, падающий с самой вершины. Молодой лекарь вспомнил — на этой поляне он уже был раньше. Здесь говорила с ним девушка в зелёной одежде. Ведь она шэньсянь — волшебница. Если бы девушка захотела, она помогла бы ему сейчас.
Не успел Дай-фу подумать об этом, как закачались сосны, заревел водопад, покатились сверху камни и на поляну выскочил огромный полосатый тигр. Шерсть у него стояла дыбом, глаза светились точно раскалённые угли, пасть широко разинута. Тигр был очень страшен, но Дай-фу поклонился ему и сказал:
— Старший брат, тигр! Ты пришёл, чтобы съесть меня. Но видишь ли, я должен вылечить одного человека, иначе его маленький сын останется сиротой. Если ты меня растерзаешь, кто же поможет больному?
И вдруг Дай-фу увидел, что тигр три раза кивнул головой и приник к земле, словно подставляя спину. Дай-фу сел на спину тигра и крепко ухватился за его шерсть. Тигр разбежался и взвился вверх — только ветер засвистел в ушах Дай-фу. Не прошло и мгновения, как они оба оказались на вершине горы. Юноша спрыгнул на землю, и тигр ушёл прочь.
Дай-фу огляделся. Кругом цвели неведомые растения; на одних цветы были красные, как кораллы, на других — жёлтые, как золото, на третьих — голубые, как бирюза. Их листья, казалось, были вырезаны из зелёного нефрита. А среди высоких стеблей и пышной листвы Дай-фу приметил маленькие кустики горного чая.
Он уже нагнулся, чтобы нарвать его, но сейчас же поднял голову, потому что услышал за спиной смех, такой звонкий, будто ударяли в крошечный серебряный гонг.
Дай-фу обернулся.
Перед ним стояла та самая девушка, которую он повстречал в лунную ночь на горе и которая столько раз снилась ему потом. Лицо её было нежно, как цветок вьюнка с капельками росы, а зелёная одежда яркой, словно листья после дождя. В руках девушка держала маленькую корзинку.
— Вот ты и пришёл ко мне в гости, Дай-фу, — сказала девушка. — Ни один человек еше не поднимался так высоко, но я увидела, что ты смотрел на вершину, и попросила царя зверей, тигра, принести тебя сюда. Скажи, Дай-фу, зачем ты смотрел на вершину? Не потому ли, что хотел увидеть меня?
— С тех пор, как мы встретились в первый раз, не было и минуты, когда бы я не хотел видеть тебя, — ответил юноша. — Но не стану обманывать. Когда я смотрел на вершину, я думал о другом. Мне нужен горный чай, чтобы вылечить больного человека.
Девушка тяжело вздохнула.
— Что ж, Дай-фу, вот горный чай, нарви его.
Дай-фу нарвал целую охапку горного чая и сложил его в свою соломенную шляпу. Теперь ему оставалось только попрощаться с девушкой, но вместо этого он стоял и, как зачарованный, смотрел на неё.
— Почему же ты не идёшь к людям? — спросила девушка.
— Мне трудно расстаться с тобой, — тихо сказал Дай-фу.
— И я не хочу расставаться с тобой, самый лучший юноша в Поднебесной. Оставайся здесь навсегда. Разве есть на земле место чудеснее этого?!
Дай-фу уже готов был согласиться, но потом покачал головой:
— Кто же будет тогда лечить бедняков?
Девушка снова заговорила:
— Шэньсянь может попросить человека только один раз. Подумай, Дай-фу, если ты скажешь — «нет», ты больше никогда не увидишь меня. Ты останешься?
«Останусь!» — хотел крикнуть Дай-фу, но в ушах его прозвучал жалобный плач мальчика, и он сказал:
— Я должен идти.
Девушка посмотрела на него долгим взглядом.
— Вот как бывает! Я полюбила тебя, потому что в сердце твоём нет корысти и ты думаешь о других больше, чем о себе. Но теперь то, за что я тебя полюбила, разлучает нас навсегда. Мы больше не увидим друг друга. Возьми же от меня на прощанье эту корзинку. Когда тебе понадобится какая-нибудь целебная трава, ты найдёшь её на дне корзинки. Вспомни тогда обо мне.
Она взяла Дай-фу за руку, подвела к водопаду и сказала:
— Иди!
«Как же я пойду по бурным потокам?» — подумал Дай-фу, но увидел, что перед ним не водопад, а блестящая ровная дорога вниз.
— Прощай, Повелительница ста трав! — воскликнул Дай-фу.
— Прощай! — как звонкое эхо, откликнулась девушка.
Дай-фу спустился в долину, и застывший водопад снова стал быстрым потоком, зашумел и запенился.
Молодой лекарь поспешил к бедной фанзе, где его ждали больной крестьянин и мальчик. Он пришёл вовремя — силы уже покидали больного.
Дай-фу быстро заварил горный чай и дал выпить умирающему. Тому сразу стало легче.
Через неделю крестьянин смог уже подняться, и маленький сын его больше не плакал.
Дай-фу жил в нашей деревне до глубокой старости. К нему приходили больные из близких и далёких селений, и Дай-фу ни одному бедняку не отказывал в помощи. Но он не мог забыть девушку в зелёной одежде и был всегда печален. Только когда он видел, как счастливо смеётся мать над выздоравливающим от тяжкой болезни ребёнком, на сердце у него становилось тепло, и он улыбался.
А гору с тех пор называют Горою целебных трав.
Как земля превратилась в серебро
Ван Да любил хорошо поесть, любил поговорить с соседями, любил поспать, но не очень-то любил работать.
Пока были живы отец с матерью, Ван Да ничего не делал, а если и работал, так разве что палочками для еды. Но отец и мать умерли. Некому стало кормить Ван Да.
И всё-таки за работу Ван Да так и не принимался. Он ходил в гости из фанзы в фанзу, и хозяевам приходилось из вежливости хоть чем-нибудь да угощать его.
Пришла весна. Фанзы опустели. С раннего утра до позднего вечера все трудились на своих полях.
Один Ван Да бродил по деревне. То пойдёт на восточный конец селения и выпросит у сторожа кумирни кусок чёрствой лепёшки, то на западный край — к хозяину винной лавки, который иногда давал ему остатки вина, недопитого другими. А пока Ван Да шагал с востока от кумирни — на запад к винной лавке или-с запада от винной лавки — на восток к кумирне, он разговаривал сам с собой.
— Ван Да, хорошо бы вкусно поесть, — бормотал он. — Но, чтобы поесть, нужны деньги. А чтобы были деньги, надо разбогатеть. Вот если бы кто-нибудь сказал тебе, Ван Да, как это сделать!
В один прекрасный день, когда Ван Да брёл, как обычно, из кумирни в винную лавку, на дороге ему повстречался старый крестьянин Чжао.
Чжао остановился и спросил:
— Ван Да, о чём это ты сам с собой разговариваешь?
— О важных вещах, — ответил Ван Да. — О том, что хорошо бы вкусно поесть. Но, чтобы поесть, нужны деньги. А чтобы были деньги, надо разбогатеть. Старина Чжао, не знаешь ли ты, как это сделать?
— Знаю, — сказал Чжао. — Видишь эту горсть земли с моего поля? Хочешь, я научу тебя, как превратить землю в чистое серебро?
Услышав это, Ван Да очень обрадовался и стал просить:
— Будь другом, научи меня поскорее!
— Ну, нет, не так-то это просто, — покачал головой старый крестьянин. — Каждый комок земли на поле надо не один раз перебрать руками, прежде чем он станет серебром. Хочешь научиться — иди жить ко мне в фанзу. Только с условием: что я тебе скажу, то и будешь делать. И на полдороге не останавливаться! Учиться — так учиться до конца. Согласен?
— Согласен, — ответил Ван Да.
В тот же вечер он перебрался к Чжао. А ночью ему приснилось столько серебряных монет, что и сосчитать было невозможно.
Как только большой белый петух взлетел на загнутый кверху конец крыши и громко закричал, старина Чжао разбудил Ван Да.
Ван Да послушно встал, хотя вовсе не привык вставать так рано.
Чжао даже не позволил ему как следует потянуться. Он принёс две мотыги, одну взял себе, другую дал Ван Да и повёл его в поле.
В поле Чжао принялся взрыхлять землю, и Ван Да тоже стал взрыхлять землю. Так они поднимали и опускали мотыги до тех пор, пока Ван Да не натёр мозолей.
— Старина Чжао, — сказал он, — я не хочу больше учиться превращать землю в серебро. Лучше научи меня, как превратить её в медь. Это, наверно, легче.
— Хорошо, — ответил Чжао, — с этой минуты ты будешь превращать землю не в серебро, а в медь.
И он опять взмахнул мотыгой. Со вздохом поднял свою мотыгу и Ван Да.
На второй день и на третий Чжао таскал удобрения, и Ван Да приходилось не отставать от него.
Уже целую неделю Чжао учил бездельника Ван Да. У того от усталости ныла поясница, болели ноги, горели ладони.
Но старина Чжао прикрикивал на него:
— Ван Да, вспомни наш уговор: на полдороге не останавливаться! Учиться — так учиться до конца.
И Ван Да ничего не оставалось, как продолжать учиться.
Прошло два месяца. Поясница у Ван Да уже не ныла, ноги перестали болеть. Как-то, пропалывая рис, он сказал:
— Знаешь, Чжао, я, пожалуй, готов поучиться ещё немного, чтобы превратить землю всё-таки не в медь, а в серебро.
Старина Чжао согласился с Ван Да.