Первым делом она тогда отрезала свалявшуюся в мочалку косу. Вернее, кое-как отпилила ее тупыми ножницами, не расплетая; вышло просто ужасно, но Лену это почему-то взбодрило, как будто вся пригвоздившая ее к месту свинцовая тяжесть гнездилась в дурацкой косе. Назавтра, когда в ближайшей парикмахерской толстая женщина с бесстрастным индейским лицом отрезала все остальное, оставив короткий сантиметровый ежик внезапно потемневших волос, Лена, опьяненная внезапно охватившей ее голову легкостью, решила, если уж вышла из дома, дойти до какой-нибудь кофейни. Городские кофейни всегда казались ей чем-то вроде храмов или заправочных станций, куда ходят не столько за кофе и кексами, сколько за силой и смыслом жить, хотя скажи это вслух, засмеют, конечно. Ну так и не надо вслух.
Кофейня была незнакомая, то ли недавно открылась, то ли просто никогда раньше сюда не сворачивала. С отвычки Лена чувствовала себя провинциалкой, желающей приобщиться к столичной красивой жизни и при этом не опростоволоситься, не показаться смешной и нелепой, украдкой оглядывалась по сторонам, пытаясь сообразить, как тут принято: ждать официанта, сидя за столом, или встать в очередь у прилавка? Так, все-таки в очередь. Ясно, будем стоять.
Там же, на неудобном табурете, за дальним, самым маленьким и, как выяснилось, шатким столом, окрыленная успешной покупкой кофе и давно забытым вкусом взбитой молочной пенки, Лена составила план возвращения к жизни, короткий, всего из трех пунктов, которые старательно записала на салфетке одолженным у бариста тупым зеленым карандашом:
1. Каждый день выходить из дома.
2. Часто куда-нибудь ездить, пока не закончатся деньги.
3. Придумать, что делать потом.
Третий пункт казался ей наименее реалистичным: что тут придумаешь? Но начать-то можно с самого простого, с ежедневных прогулок, а там – как пойдет.
Как ни странно, придуманного в кофейне плана из трех пунктов вполне хватило, чтобы начать жить; не то чтобы счастливо, но на это Лена и не рассчитывала. Думала: «Счастье у меня уже было. Не очень долго, зато такое, как надо. А теперь пусть будет просто какая-нибудь жизнь».
Никуда себя не торопила, но пару недель погуляв по городу, без цели, без радости, но и без особой тоски, поняла, что уже готова планировать первое путешествие. Зачем срываться с места и куда-то ехать, Лена сама не знала; вернее, знать-то знала, но не могла объяснить даже себе. Просто надо, – думала она. – Просто мне надо, чтобы вокруг все было чужое и незнакомое, и я сама посреди всего этого тоже чужая и незнакомая. Так надо, и все.
Решила, что для начала можно поехать куда-нибудь недалеко, ненадолго и хорошо бы недорого: когда не зарабатываешь, а только тратишь, экономия не повредит. Но все-таки не в соседний город, а в другую страну, чтобы все вокруг, начиная с разговоров на улицах, казалось непонятным. И при этом в такое место, где раньше никогда не была. Выбирать оказалось практически не из чего: Польшу они с Митей в свое время объездили на машине вдоль и поперек, по Риге несколько раз гуляли во время пересадок с самолета на самолет; оставалась только Литва, все остальное дальше и гораздо дороже. А до Вильнюса ездит ночной автобус. И квартиру в низкий сезон можно найти чуть ли не по цене хостела. Чего думать, – сказала она себе, – давай.
Правый берег – не наш.
В смысле северная часть города, расположенная на правом берегу реки Нерис – не наша территория. Чужая земля. Наша магия там не то чтобы вовсе не работает, но, скажем так, сильно через раз. Если ветер дует в нужном направлении, звезды стоят как надо, и вообще всем крупно везет.
Нёхиси на правый берег Нерис хода нет. Сколько раз пробовал, вечно одно и то же: идет ли он по мосту, летит ли облаком или чайкой, едет ли зайцем, притаившись в чужом кармане, или в автомобильном багажнике, все равно в итоге снова оказывается на левом берегу, вместе со своими невольными попутчиками; бедняги обычно сперва пугаются, думают, что сошли с ума, но, как это принято у людей, быстро успокаиваются: «Ай, чего только порой не покажется, бывает, забегался, не надо было полночи не спать».
Я перейти на правый берег могу, все-таки родился человеком, в некоторых случаях это дает определенные преимущества; вопрос только, какой ценой. Обычно я добираюсь туда в таком виде, что ну его к черту, этот правый берег. Слабым, несчастным, беспамятным, с разбитым сердцем и трясущимися от похмелья руками я уже несколько раз в жизни был; не спорю, всякий опыт полезен, но это не означает, что его непременно следует повторять.
Лена шла по утреннему городу и чувствовала себя очень странно. Как будто на самом деле не шла или шла не она. Как будто всех этих красивых улиц и обшарпанных переулков, высоких старинных домов и одноэтажных бараков, хипстерских кофеен и сумрачных секонд-хэндов, грязного снега и хрустального небесного света нет, и никогда не было, просто они примерещились женщине по имени Лена, которой, по счастливому совпадению, тоже нет, а значит, все в полном порядке, спи спокойно, уважаемая объективная реальность, ничего не примерещилось никому.
Лена не сомневалась, что все встанет на место, как только стрелки наручных часов, длинная и короткая, соединятся в одну вертикальную стрелку, конец которой упирается в число двенадцать. Полдень – самое подходящее время для крушения всех иллюзий, особенно, если на полдень назначена встреча с хозяйкой квартиры, какие могут быть иллюзии, когда надо забрать ключи. Но до полудня еще три с половиной часа, и можно безмятежно бродить по городу, который любезно решил ей пригрезиться на месте настоящего – должен же быть хоть какой-нибудь настоящий Вильнюс, автобус не мог привезти своих пассажиров совсем никуда, кроме Лены там было много людей, серьезных и взрослых, с чемоданами и детьми, уж они-то явно приехали по назначению, некоторых даже пришли встречать. Интересно, как этот Вильнюс на самом выглядит? Судя по фотографиям в интернете, ничего особенно выдающегося. Ладно, посмотрим. Но не сейчас, потом. Все потом.
А пока Лена бродила по городу, поверить в который все никак не могла: не было в нем ни смысла, ни логики, ни определенности, ни шума, ни ветра, ни даже теней; последнее обстоятельство можно было списать на пасмурную погоду, но какая же она, к черту, пасмурная, когда с заложенного тучами неба льется такой яркий, хоть глаза зажмуривай, свет.
Ей не было холодно, хотя судя по замерзшим лужам на тротуарах, температура держалась заметно ниже нуля. И совсем не чувствовалась усталость, хотя после короткого рваного сна в автобусе сил не должно было остаться вообще ни на что. Немного хотелось кофе, но это удовольствие Лена откладывала на потом, смутно опасаясь, что прекрасное наваждение рассеется после первого же глотка горячего горького напитка, и невозможный зачарованный город станет одним из великого множества обычных городов, а зачарованная странница – обычной женщиной по имени Лена, уставшей с дороги, изрядно продрогшей в демисезонном пуховике и слишком тонкой трикотажной шапке на коротко стриженной голове, то и дело поглядывающей на часы в ожидании назначенной встречи и ключей от теплой квартиры, где наверняка есть кровать. Она вполне ничего, эта Лена, надежная и не нытик, но насколько же лучше совсем без нее.
В общем, правый берег – не наш. Не мы там хозяйничаем, а старые духи здешних мест. Звучит возвышенно и романтично, но на практике, к сожалению, ничего особо хорошего в этом нет. Им не нравится, что в лесах, где они когда-то безраздельно властвовали, какие-то нахалы построили город, лесные духи не любят и не понимают города. К тому же у большинства по-стариковски тяжелый характер. И старомодные, давным-давно никому не нужные, печальные, пугающие чудеса, когда-то успешно вносившие некоторое разнообразие в монотонное крестьянское бытие.
Людям на правом берегу живется невесело, хотя сами они этого, конечно, не ощущают, им кажется, все нормально, жизнь везде и у всех примерно такова.
Обычное дело, с людьми вечно так: сперва соглашаются на что попало, а потом свято верят, будто иных вариантов судьбы для них не было, и даже теоретически быть не могло.
Нёхиси обычно делает вид, будто ему плевать. Не наш правый берег, значит не наш, подумаешь, больно надо. Ему же хуже.
По большому счету, Нёхиси совершенно прав. Именно это меня и не устраивает. Не хочу, чтобы здесь, совсем рядом, буквально у меня под носом было какое-то «хуже». Я этого не выношу. И поскольку по складу характера я скорее конкистадор, чем мечтатель, на моем счету уже добрая сотня попыток захапать себе северный правый берег. В смысле подарить ему нашу веселую власть.
А что до сих пор ничего не вышло – это меня, конечно, бесит. Но ничего страшного в этом нет. Неудачи – не повод сдаваться. Просто иногда попадаются вот такие непростые дела.
Лена сама не смогла бы сказать, сколько времени вот так бесцельно бродила. Может, полчаса, а может, все полтора. В какой-то момент вышла на площадь, посреди которой стоял маяк[3]; то есть, понятно, что никакой не маяк, просто одинокая башня с первого взгляда показалась ей маяком в каменном море, но увидев ее, Лена рассмеялась, громко, вслух, как при жизни, в смысле, как при Митиной жизни. В общем, как давно уже не могла.
Все еще смеясь, ушла от площади по широкому проспекту, почти совершенно пустому, что странно для позднего утра буднего дня; в какой-то момент свернула направо и вскоре вышла к реке. Смутно помнила из статьи, наспех прочитанной перед поездкой, что рек в городе целых две, но как они называются, уже забыла. Ладно, неважно, любая река – просто река.
Реку можно было перейти по мосту, благо он оказался совсем рядом. Большой, широкий, с тротуарами для пешеходов и мостовой для транспорта. Лена вовсе не была уверена, что ей так уж нужно на другой берег, где высились небоскребы и казавшийся совсем маленьким на их фоне двуглавый храм, но все равно зачем-то туда пошла.