Вот оно что.
– Да, повезло вам с фамилией, – согласилась Маржана. – Но сомневаюсь, что в наше время часто встречаются люди, способные оценить ее по достоинству. Разве только в самой Исландии; говорят, они там в начальной школе изучают похождения своих богов.
В общем, кое-как сошла за образованную. И новый жилец опять начал ей нравиться – как когда-то в университете нравились преподаватели, которым удачно сдавала экзамен или зачет.
– Ну, значит, мне до сих пор просто везло, – пожал плечами Гест. – Потому что удивлялись довольно часто. Покажете мне квартиру? Как тут все устроено, где у вас что, как выглядит моя комната. Идемте!
И, не дожидаясь приглашения, даже не спросив, надо ли разуваться, пошел по коридору, внимательно разглядывая каждую дверь. Маржана окончательно поняла, что кандидат в жильцы ей неприятен. Ишь – раскомандовался. И не возразишь, все правильно он говорит, прежде, чем принимать решение, надо осмотреть будущее жилье. А все-таки очень уж он властный и самоуверенный. Перебор. Человеку, который в таком солидном возрасте вынужден снимать комнату в общей квартире, потому что не может позволить себе отдельное жилье, следует быть скромней.
Хотя кто его знает, что он на самом деле может, а чего нет.
Скорее всего, ему не подойдет, – утешила себя Маржана. – Комната все-таки слишком маленькая. И ремонт я там после Илзе не сделала. Вот и хорошо.
– Какая маленькая комната! – одобрительно сказал Гест, остановившись на пороге. – Именно то, что надо. Мне тяжело работать в больших помещениях, все отвлекает. А это – в самый раз.
Маржана растерянно моргнула. Ну надо же. От этой восьмиметровой комнаты, отказались уже четверо кандидатов в жильцы, она почти решилась снизить цену с полутора до одной сотни евро, и вдруг отыскался любитель тесноты. Обрадоваться бы, да не выходит.
– Идемте покажу вам кухню, – сказала она в надежде, что кухня ему не понравится. Нечему там особо нравиться, честно говоря.
На пороге кухни Гест остановился, принюхался, покачал головой – Маржане показалось, неодобрительно. Спросил:
– У вас в кухне курят?
Ну слава богу. Сейчас скажет, что это возмутительно, и уйдет.
– Совершенно верно, в кухне можно курить, – сказала она. – В квартире нет ни одного балкона, курить в подъезде запрещают правила, а если вынудить людей выходить на улицу, они начнут тайком курить в комнатах. Сама на их месте начала бы. Как по мне, лучше уж тут. По крайней мере, здесь неплохая вытяжка.
– Очень разумное решение, – одобрительно кивнул Гест.
Вот же черт.
– Хотите я сварю кофе, пока вы читаете договор? – спросила Маржана.
До сих пор на этом месте все ее будущие постояльцы смущенно отказывались – ой, что вы, мне ничего не надо, нет-нет-нет! – и Маржана с чистым сердцем пила кофе одна. Но этот, конечно, кивнул:
– Давайте.
Как будто весь мир существует исключительно для его удовольствия. Такой нахал. Но формально придраться не к чему: сама предложила. Кто тебя за язык тянул?
Вежливость. Просто вежливость, чтоб ее.
Договор Гест просмотрел бегло, насмешливо поджав губы, положил на стол:
– Обычный стандартный документ.
– Ну да, – согласилась Маржана. – Зачем что-то придумывать, когда существует общепринятая форма.
Налила кофе в чашки. Джезва, которую она держала в этой квартире, была маленькая, на одну порцию, пришлось разделить ее пополам, в итоге вышло совсем понемногу. Ни сливок, ни сахара не предложила, злорадно подумала: обойдется. Я вообще не обязана поить его кофе. Хочет – пусть пьет так.
Выпил залпом и не поморщился. Но и не похвалил. Достал из кармана серебряный портсигар, из него – какую-то пижонскую черную сигарету, щелкнул зажигалкой, и кухня тут же наполнилась неожиданно приятным ароматом, словно он благовония воскурил. Заметил Маржанино удивление, сказал:
– Если вы сами курите, угощайтесь. Очень хороший табак. Но крепкий, имейте в виду.
Хотела сухо поблагодарить и отказаться, но не удержалась, взяла. Табак и правда был слишком крепкий, но удивительно приятный на вкус. От этой сигареты Маржана словно бы опьянела, по крайней мере, утратила обычную сдержанность. Спросила с несвойственной ей прямотой:
– А почему вы снимаете комнату? Явно же можете позволить себе отдельную квартиру. А то и целый дом. Извините за откровенность, но это довольно заметно. Я бы сказала, бросается в глаза.
– Квартира у меня уже есть, – Гест в очередной раз улыбнулся этой своей невыносимой лучезарной улыбкой, словно бы специально отрепетированной для рекламных съемок. – Довольно большая, на целый этаж. И семья тоже большая. Знали бы вы, как они невыносимо галдят! Хуже чаек. А я не то что пальбу открыть, даже прикрикнуть толком не могу – любовь зла. Но любовь любовью, а работать надо. И офиса мне не положено, я сценарист. Да и толку от того офиса, даже если бы был. Лучше всего мне работается в крошечных, аскетично обставленных комнатах – вроде той, какую снимал в юности. Вдохновения мне тогда было не занимать, и сейчас в соответствующей обстановке оно снова появляется. А в своем просторном кабинете двух слов связать не могу. Самому смешно, но это так.
– Так вы для работы комнату снимаете? – обрадовалась Маржана.
В голове у нее сразу прояснилось. Все встало на свои места. Непонятное пугает, зато понятное успокаивает, а только что понятое – окрыляет. Теперь Виктор Гест снова ей нравился. Ну, как минимум больше не раздражал.
– Для работы, – подтвердил он. – Но спать я тут тоже буду. И готовить. В смысле кофе варить, на большее меня вряд ли хватит. Я, можно сказать, запойный трудоголик. Пару недель работать, не разгибаясь, пока не упаду на диван, а потом несколько дней отдыхать, даже не вспоминая о работе – оптимальный для меня режим. Не очень удобный, особенно для близких, но уж какой есть.
– Это я могу понять, – кивнула Маржана. – Теоретически. Встречала таких людей.
– Встречали таких, как я? – почему-то обрадовался Гест. И испытующе заглянул ей в глаза.
От этого взгляда, не просто тяжелого, как на пороге квартиры, а натурально свинцового, пронзительного до выворачивающей наизнанку тошноты Маржане стало по-настоящему плохо, даже в глазах потемнело, и она почти сказала, очень захотела сказать: «Знаете что, не надо никакого договора, извините, пожалуйста, я не хочу сдавать вам комнату, я вас боюсь». Но почему-то не сказала. Это просто не принято, нормальные люди так не поступают, а я – нормальная, – объяснила себе она.
– Не надо волноваться, все будет в порядке, – сказал с явным удовольствием наблюдавший за ее терзаниями Гест. – Я всегда играю по правилам. Никогда их не нарушаю. Не превышаю полномочий. А вы?
Нормальные люди не визжат, потеряв голову от беспричинного ужаса, не вскакивают посреди разговора, не убегают, бросив на столе подписанные бумаги. Вот и Маржана не стала. Только спросила упавшим голосом:
– Какие полномочия? Вы о чем? – и, не дождавшись ответа, забормотала якобы важное – что оплата коммунальных услуг делится на четверых, раз в неделю она сама убирает кухню, санузел и коридор, это входит в оплату, а если жилец хочет уборку комнаты, это будет стоить…
Перебил ее, не дослушав:
– Спасибо, но комнату убирать не нужно. – И положил на кухонный стол большую загорелую руку раскрытой ладонью кверху. – Давайте ключи.
Проводил ее до входной двери, как хозяин гостью. Маржана была сама не своя, но все-таки нашла в себе силы сказать:
– Если что-то пойдет не так – кран сломается, дверь заклинит, кто-то из жильцов будет шуметь, – звоните с десяти утра до десяти вечера, велика вероятность, что смогу сразу прийти. Я здесь рядом живу, в этом же подъезде.
– В подвале? – совершенно серьезно спросил Гест. Даже не улыбнулся.
– Да почему же в подвале?! – оторопела Маржана.
– Сам не знаю. Просто вам это было бы очень к лицу.
Сомнительный комплимент. Но она слишком устала, чтобы продолжать тягостную беседу. Поэтому просто сказала:
– Тем не менее, не в подвале. На первом этаже.
– Вы наш новый сосед? – спросил Хенрик.
– Бинго! – вскликнул незнакомец, высокий, широкоплечий и сразу видно, что очень добрый; в детстве Хенрик примерно таким представлял себе погибшего через два месяца после его рождения отца.
– Вам полагается приз! – объявил новый сосед и протянул Хенрику ватрушку. – Угощайтесь. Я пожадничал, слишком много купил, в одиночку не справлюсь. Кофе хотите?
– Хочу, – честно признался Хенрик. – У меня как раз закончился, а деньги на карту придут только завтра.
– Тогда утром можете заварить себе мой, – предложил Гест. – Не стесняйтесь, чего-чего, а кофе у меня всегда большой запас. Вроде бы вот это мой шкафчик. По крайней мере, он был пуст, и я туда все сложил.
– Ваш, – подтвердил Хенрик. – Раньше был Илзин. Вы знаете, что она умерла?
– Вот как? – флегматично спросил новый сосед.
– Но не здесь, – поспешил успокоить его Хенрик. – Не в вашей комнате. Вообще не в этой квартире. Спрыгнула с крыши высокого дома где-то на окраине два месяца назад.
– Вот как, – повторил сосед. На этот раз утвердительно. Нахмурил густые темные брови и сразу стал похож на людоеда из детской сказки. Такого, не очень страшного. Который вечно грозится всех съесть, но не ест.
Хенрик почувствовал себя виноватым. Опять ляпнул, не подумав. Зачем?
– Извините, что я вас расстроил, – сказал он. – Просто мне не с кем об этом поговорить. Ребята с моей работы ее не знали, а соседи делают вид, что ничего не случилось. Как будто не было никакой Илзе. Словно никто не ел ее конфет в дни зарплаты, не одалживал двадцать евро и не просил выключить музыку в три часа ночи. Пани Маржана мне сказала: «Просто у нас освободилась одна комната, больше нечего обсуждать». А я все не могу успокоиться. Как это – нечего, если Илзе так страшно умерла? Только об этом и думаю, хотя мы не дружили. Я ей вообще не особенно нравился; Илзе не говорила, но такие вещи не скроешь. Но она все равно была славная. И вообще – была.