Алекс не знал, есть ли у Тео постоянная работа, однако был уверен, что музицирует он для души — там, где застанет его вдохновение.
Сегодня вдохновение застало Теодора в Старом парке у чаши заброшенного фонтана. Алекс услышал пение его виолончели, когда возвращался домой из офиса.
Был вечер, с неба летели крупные хлопья снега, и студеный пронизывающий ветер, радостно завывая, швырял их в лицо случайным прохожим.
В какой-то момент голос ветра стал тише и нежнее, а затем превратился в печальную балладу. В ней не было слов, зато имелись чувства и образы. Сказочник, как наяву, увидел туманный зимний сумрак, крошечную автобусную остановку с тусклым уличным фонарем и темноволосую девушку в коричневом пальто и вязаном берете.
Алекс свернул на соседнюю дорожку и торопливо пошел на звуки музыки.
Теодор сидел на скамейке и, закрыв глаза, вдохновенно водил смычком по длинным тонким струнам. Парень неслышно подошел ближе и застыл, боясь пошевелиться и тем самым оборвать волшебную мелодию.
Тео открыл глаза, когда смолкла последняя нота. Увидев Алекса, он махнул ему рукой, совершенно при этом не удивившись, будто старый приятель пришел сюда вместе с ним и слушал его выступление от начала до конца.
— Привет, — хрипло сказал Ал, усаживаясь рядом на скамейку.
— Привет, — кивнул музыкант, вынимая из чехла клеенку, чтобы укрыть инструмент от летящего снега. — Как поживаешь, Алекс?
Сказочник будто и не услышал вопроса. Он смотрел в лицо Теодора и с возрастающим удивлением понимал, что лица у него на самом деле нет. Оно — иллюзия, которую каждый будет видеть по-своему, но впоследствии не сможет вспомнить ни одной ее детали. Зато мелодии, что исполняет этот потрясающий человек, останутся и в памяти, и в сердце. Навсегда.
— Что ты сейчас играл, Тео? — спросил Алекс. — Что это за музыка? Кто ее написал?
— Это импровизация, — пожал плечами тот. — Тебе понравилось?
— Очень понравилось, — с чувством ответил парень. — Тео, скажи, почему ты устраиваешь свои концерты в парках и подворотнях?
Музыкант удивленно приподнял бровь.
— Ты играешь там, где тебя не могут услышать. Почему?
Теодор усмехнулся.
— Ты ошибаешься, Ал. У меня всегда есть слушатели. Обычно их бывает немного, зато они понимают, о чем поет моя виолончель.
Сказочник молча обвел взглядом пустую аллею.
— Я давно не играю чужих произведений, всегда импровизирую, — после небольшой паузы продолжил Тео. — И место для концерта тоже выбираю не я. Оно выбирает меня само. Знаешь, я могу идти по улице, подниматься по лестнице или бродить по лесу и вдруг осознать, что конкретно здесь и сейчас надо достать виолончель и что-нибудь сыграть. Мне не нужны концертные залы, Ал. Многие зрители приходят туда лишь для того, чтобы казаться культурными людьми — другим или даже самим себе. А уходят пустыми, уставшими, так и не осознавшими, что хотел им сказать музыкант. Мои же слушатели меня понимают, Ал. Я играю мелодии, которые поет их сердце. Вчера я играл для двух бездомных собак, представляешь? Когда я закончил свою пьеску и открыл глаза, они облизали мне руки, а потом долго терлись загривками о мои колени. А пару дней назад ко мне подошла незнакомая женщина — очень красивая, но с печальным уставшим лицом. Она сказала, что месяц назад похоронила маленькую дочь. Малышка родилась с кучей всевозможных недугов и всю свою недолгую жизнь мучилась от боли. Мать очень ее любила, Ал, а потому боролась за ее здоровье до последнего. Когда девочки не стало, женщина впала в отчаяние. Она думала, что смысл ее жизни был погребен на городском кладбище вместе с телом дочери. А спустя месяц услышала мою виолончель. Был серый унылый день, Ал. Очень холодный, как сегодня. Я играл, а женщина стояла неподалеку и тихо плакала. Потом подошла и спросила, можно ли ей меня обнять. Я обнял ее сам. Крепко прижимал к себе, пока она говорила о своем горе. Женщина сказала: в пении виолончели ей слышался голос дочери. Она вдруг осознала, что девочке теперь хорошо. Что ей больше не больно, и она очень хочет, чтобы мать снова начала улыбаться.
Теодор смахнул с плеча сказочника налипший снег.
— Сегодня моим слушателем стал ты, — сказал он ему. — Что ты услышал, Алекс?
— Я не услышал, я увидел, — голос парня снова был хриплым. — Мне вспомнилась встреча, которая произошла полторы недели назад. Я часто думаю об этой встрече, Тео, и пытаюсь понять, была ли она на самом деле. Возможно, то свидание привиделось мне во сне, а я до конца этого не понял. Сегодня же сон встал передо мной, как наяву. И теперь я снова сомневаюсь — это видение или все-таки реальность?
— Как все сложно, — усмехнулся музыкант. — Что ж… Раз уж ты здесь, давай разбираться вместе.
Теодор снял с виолончели клеенку и бережно положил на скамью. Затем взял смычок и, помедлив пару мгновений, плавно провел им по струнам.
В тот же миг в заснеженном парке раздался нежный рокот волн. Алекс смежил веки и увидел каменный пляж с огромными валунами, бесконечную водную даль и белую чайку, летевшую к линии горизонта.
Теодор играл, а в воздухе все ощутимее пахло йодом, легкий соленый бриз целовал замерзшие щеки, откуда-то издалека доносились отголоски звонкого женского смеха.
Алекс открыл глаза. Море исчезло. Вокруг снова был заснеженный парк, в холодном воздухе которого, таял последний звук волшебной мелодии. Рядом на лавочке по-прежнему сидел Теодор.
А у треснувшей чаши старого фонтана стояла Лара.
Она была в том же коричневом пальто и вязаном берете с мохнатым помпоном. Девушка смотрела на Алекса, а в руках сжимала черные мужские перчатки.
Парень встал со скамейки и неторопливо направился к ней. Он шел нарочито медленно, будто опасаясь, что Лара окажется видением и вот-вот растворится в воздухе. Но девушка двинулась ему навстречу сама. Она быстро преодолела разделявшее их расстояние и протянула Алексу руку.
Ее ладонь была холодной и самой что ни на есть настоящей.
— Значит, это все-таки был не сон, — тихо сказала Лара.
Сказочник осторожно сжал ее ладошку двумя руками.
— Как ты здесь оказалась?
— Я ехала домой, — ответила она. — Автобус сломался рядом со Старым парком, и мне пришлось выйти, а потом… Потом я услышала музыку. В ней шумело море — то самое, помнишь? Я пошла на звук, и явилась сюда.
Алекс несколько мгновений смотрел ей в глаза, а потом наклонился и легко коснулся губами ее озябших пальцев.
— У меня твои перчатки, — тихо сказала Лара. — Я их теперь всегда ношу с собой. Как напоминание, что я не сошла с ума, и сон может стать реальностью.
Парень взял перчатки и натянул их на ее замерзшие руки. А потом обнял за плечи и крепко прижал к себе. Она в ответ обхватила его за талию.
— Помнишь, ты сказала, что нам не по пути? — спросил он. — Ты ошиблась, Лара. Дорога у нас одна, и идти нам по ней вместе.
— Очень может быть, — улыбнулась девушка. — Скажи, Алекс, кто играл ту чудесную мелодию, которую я услышала на улице?
Сказочник обернулся.
На аллее они были одни. Теодор куда-то пропал. Скамейку, на которой сидел музыкант, заметало снегом, а на дорожке виднелись едва заметные следы, уходившие в темноту.
НЕВЕСТА СКАЗОЧНИКА
— Смотри, вот и он.
— Тот самый мост, который способен менять направление?
— Да. Он может перекинуться в любое место противоположного берега. Однако этот путепровод ужасно капризен. Если его рассердить, запросто приведет в болото или на грязный пустырь. А то и вовсе оборвется на середине озера.
— Знаешь, Ал, это не удивительно. Если бы со мной обращались так же, как с ним, я бы тоже сердилась и капризничала.
— Что ты имеешь в виду?
Лара подошла к мосту и смахнула с его перил снег, обнажая облупившуюся краску и видневшиеся из-под нее следы ржавчины.
— Посмотри, в каком ужасном он находится состоянии. Ты можешь вспомнить, когда его в последний раз ремонтировали или хотя бы красили? Каждый день он переправляет через водоем десятки людей, и хоть кто-нибудь удосужился сбить с него наледь?
Сказочник задумчиво почесал подбородок. Девушка поправила рукавицу и двинулась вперед, освобождая от снега оставшийся участок перил.
— Потерпи, мостик, — сказала она. — Сегодня я отправлю заявку городским коммунальщикам. Они избавят тебя ото льда, а летом подлатают опоры и проверят дорожное полотно. Будешь, как новенький.
Алекс молча топал следом за ней и с изумлением отмечал, какое теплое благодушие исходит от моста с каждым сказанным ею словом.
— Слушай, а ведь он тебе верит, — удивленно сказал парень. — И ты ему нравишься.
Лара пожала плечами.
— Кто из нас сказочник — ты или я? — усмехнулся Ал.
— Конечно ты, — серьезно ответила девушка, продолжая освобождать Рыбачий от снежных наносов. — А я просто люблю порядок.
В этом Алекс был с ней согласен. С появлением в его жизни Лары, порядок волшебным образом возникал везде — в одежде, в доме, и, самое главное, в душе.
Он уговорил ее перебраться в его квартиру через неделю после встречи в заснеженном парке. Спустя сутки в кухне расцвел кактус, который никогда раньше этого не делал, зеркало в ванной засияло чистотой, у одинокого носка неожиданно отыскалась пара, а тревоги и волнения исчезли, как дурной сон.
Известие о том, что ее возлюбленный является чародеем, Лара восприняла, как само собой разумеющееся.
— Я сразу поняла, что ты не такой, как другие люди, — сказала она, когда он поведал ей об оживающем памятнике, сводил в зачарованную библиотеку и показал снимок, сделанный фотографом-интуитом. — И знаешь, мне это нравится.
Друзья сказочника Ларе тоже понравились, те же и вовсе остались от нее в восторге.
— Теперь ты в надежных руках, — с улыбкой сказала Алексу Маргарита. — Я могу вздохнуть спокойно — наконец-то нашелся человек, который сможет направить твое воображение в стабильное русло и убережет от ненужных фантазий.
— Никого не смущает, что Лара — обычный человек? — поинтересовался Алекс.