– Не со зла? Думаешь, они такие, потому что так созданы?
– Да, но… – Мысль о судьбе Хоу не сочеталась с тем, в каком спокойствии жил Сораан. – В этом городе они просто… живут. Цен говорил, что это мы начали войну.
– А им пришлось защищаться.
– Это правда?
Во взгляде Юнсана читалось разочарование. Он выпрямился и хрустнул пальцами.
– Кто такие асуры, Тао?
– Тени.
– И что такое Тень?
– Порождение Бездны.
– Бездна и Тень – это одно и то же. Ты делаешь шаг – что делает твоя тень?
– Тоже… делает шаг? – Тао нахмурился. – Повторяет?
– Именно. Асуры повторяют за людьми. За дэви. За жизнью. Все их личности, все их желания, кроме свойств, данных Бездной, – всего лишь часть развития. Чтобы лучше понимать добычу, чтобы лучше охотиться, чтобы ловить новых жертв. Это всего лишь маски. Яркие и красивые.
– Но они ведь и впрямь испытывают то, что… повторяют.
– И об этом ты с Ценом тоже говорил, как я посмотрю?
– Да… Они не казались мне мёртвыми. – Тао вдруг спохватился. – Простите.
– Пустые извинения. Но тебе действительно было достаточно того, что тебя не мучили? – Юнсан положил когтистые тонкие пальцы на макушку Тао и холодным голосом добавил: – Разочаровывает. Впрочем, не твоя вина.
В голове Тао помутилось. Даже лун-ван не мог читать мысли, не мог открыть память, как старую книгу, и исправить написанное. Но, как и в прошлый раз, что-то происходило. Воспоминания Тао о Сораане медленно меркли, словно уходя в туман. То, что, казалось бы, произошло совсем недавно, исчезало, будто дурное воспоминание, облекаясь в размытые образы, больше похожие на сновидения. Стены города, дом Цена, разговоры, вино, Первая, Заан – всё смешивалось, и Тао сам не заметил, как закрыл глаза и провалился в тревожную дремоту.
Юнсан подхватил обмякшее тело и отнёс на кровать в комнату, которую он выделил для Тао.
Как странно. Родители Тао были такими уверенными и непоколебимыми в своих принципах, но, похоже, забыли научить этому родного сына. Пара недель, когда с тобой обращаются, как с забавным зверьком, – и в его светлую голову уже закрались сомнения. Пусть спит. Пусть всё, что произошло в Сораане, останется дурным сном. Не то чтобы Юнсана на самом деле трогала судьба Тао, но он умел нести груз ответственности, а это пернатое недоразумение теперь было на его совести. Значит, придётся потратить время на то, чтобы он вспомнил, кто он такой и какими тропами идёт Небо. К сожалению, что бывает с дэви, которые оступаются, Юнсан хорошо знал. И с теми, кто, оступившись, падает.
Нужно найти брата.
Это было очень давно. Когда-то они были совсем маленькими.
Две вьющихся ленты – серебристая и иссиня-чёрная – кружились над океаном и спускались всё ниже и ниже, вызывая вспышки молний и поднимая вихри.
Их первый день в Цияне – Оэлун так хорошо его помнил. Он был немного младше Юнсана, но многие принимали их за близнецов: слишком похожи, лишь пронзительный взгляд и сумрачный цвет чешуи отличали Оэлуна от брата.
Юнсан же всегда был серьёзен, даже в самый первый день. Всегда собранный, благородный, болезненно-честный – он не мог даже скрыть, как сильно на самом деле боялся воды. Юнсан храбро сжимал острые, как иглы, зубы, и оттого его страх становился ещё очевиднее.
– Отец убьёт тебя, Оэ!
– Да? Так пусть сначала поймает!
Снова сверкнула молния, и ветер завыл, скрадывая его смех… В те времена всё было так легко и просто.
Циян завораживал Оэлуна. Как этот мир отличался от Шести небесных дворцов! Сколько красок, сколько жизни крылось в каждом первом вздохе – и в каждом последнем выдохе, рождённом в муках и угасающем в одиночестве. Оэлун не мог надышаться холодным воздухом океана, дышащем солью и гнилью – где-то рядом умерла огромная рыба, над которой кружили чайки. Они ещё никогда не были так близко к воде, и дракон нырнул, рухнув с невероятной высоты в голубые волны, окатив брызгами брата от морды до хвоста. В воде он обернулся в человека и хохоча выплыл на поверхность, расслабившись и качаясь на волнах. Нелепые человеческие ноги, забавные руки, а эта шерсть на голове…
– Вернись немедленно!
Крошечный серебристый дракон кружил над головой Оэлуна, так и норовя ударить его хвостом по лбу.
– Лучше сам спускайся. Вода солёная!
Даже в детстве голос Юнсана был полон строгости, а в каждой фразе самого Оэлуна таилась насмешка. Поняв, что брат не собирается следовать его примеру, – что, на взгляд Оэлуна, было просто-напросто глупостью, раз уж они сюда добрались, – он уловил момент и подбросил себя в воздух, чтобы тут же рухнуть вниз, унося в воду брыкающегося Юнсана.
– Попался!
«Посмотри, как прекрасен Циян, Юнсан».
Тяжёлое облако закрыло солнце, окрашивая воду в тёмный цвет.
– Брат?
Юнсан растаял прямо в его пальцах, а цвет воды поменялся, становясь сначала тёмно-синим, а после и вовсе чёрным. В лицо Оэ вдруг ударила волна, защипало в глазах, а к солоноватому привкусу добавилось послевкусие железа.
Он тёр глаза, от чего становилось только хуже, но, когда смог проморгаться, то увидел, что океан окрасился кровью. Солнце исчезло.
– Юнсан!
Оэлун забарахтался, но вода вдруг перестала держать его, и он с головой провалился вниз, не в силах оставаться на плаву, выдыхая последний воздух из лёгких…
Он рухнул прямо в тронный зал.
Небо, как давно его здесь не было… Даже смешно. Люди не умели строить так легко и воздушно, выражать изящество и совершенство порядка в каждой детали.
Простор и тишина. Дом.
Оэлун стёр с лица кровь, невольно замерев от нахлынувших воспоминаний. А затем повернулся к недовольному брату, вертевшему в руках тяжёлую чёрную жемчужину.
– Брось, Юнсан. Ты теперь лун-ван. Неужели не рад? – Оэлун подмигнул брату и положил окровавленные пальцы ему на плечо.
– Опять ты шутишь. Нет ничего хорошего в том, что отец умер.
– Ну, он был довольно тщеславен…
– Оэлун!
– Что? – Оэлун пожал плечами. – Ты будешь лучше. И корона тебе к лицу.
– В Бездну её… – Юнсан проглотил чёрную жемчужину, оставшуюся после смерти отца, и поморщился.
– А обет лун-вана всё тот же? – в голосе Оэлуна прорезалось любопытство. – Уже чувствуешь что-нибудь?
– Думаешь, это так смешно? Может, свою жемчужину мне тоже отдашь?
– Обойдёшься. А сейчас? – Оэлун теперь шёл задом наперёд, внимательно разглядывая измученное лицо брата.
Слишком много эмоций. Ох, если бы он мог помочь и избавить от них Юнсана, тому было бы гораздо легче… Это его проблема. Это его погубит, похоронит под грузом ответственности. Оэлун никак не мог понять, когда же это началось, – или его брат от рождения желал заковать себя в цепи? Взвалить на свои плечи весь мир, всех защитить, принести себя в жертву, но добиться мнимой и кратковременной справедливости.
Любовь к людям обременяла брата. Отец людей не любил. Большинство дэви относились к ним как к милым, пусть и неразумным детишкам, и Оэлун не был исключением, но Юнсан… Оэлун так и не придумал, что же с этим делать, но всё равно беспокоился, и это, возможно, было самым ярким чувством, которое он испытывал.
Они продолжали идти по пустому тронному залу. Каждый шаг Оэлуна оставлял за собой кровавый след, но Юнсан этого будто не замечал.
– Второй головы у меня точно не появится, Оэ.
– А было бы занятно. Представь себе: съел жемчужину другого дракона – и заполучил его голову. А потом ещё одну… И какая бы отвечала за что, ты не задумывался? Если их две, то кому достанется здравый рассудок, а кому…
– Оэлун?
– Так какова она на вкус, отцовская сила?
– Твоя рука, Оэлун.
– Ну скажи! Тебе больно?
– Оэ, у тебя кровь.
Оэлун покосился вниз и обнаружил, что рука, в которую Заан влил кровь, стала совершенно чёрной. Выругавшись, Оэлун задрал рукав, и из раны хлынуло что-то тёмное, вязкое, обжигающее. Каждая капля, падая на пол, разъедала мрамор, обращая его в ихорозное месиво, расползаясь от Оэлуна по стенам, оплетая Юнсана, который молча смотрел на брата.
– Ты совершил самоубийство, Оэлун.
– Юнсан!
Оэлун рванулся, чтобы схватить брата за рукав, но поймал лишь воздух. Чёрный ихор поглотил Небесный дворец, и Оэлуну пришлось двигаться в темноте наощупь, безрезультатно пытаясь вспомнить, как выглядит дом, в надежде, что это поможет вернуться. Или найти брата.
«Посмотри, как было прекрасно небо, Оэлун».
Он сидел на утёсе, свесив ноги. Чёрный ихор капал с его пальцев. Оэлун так задумался о том, что произошло, что не сразу заметил серебристого дракона, летевшего в его сторону. Рухнув рядом, тот обернулся разъярённым братом.
– Как ты мог, Оэ?
Оэлун взглянул на его лицо с усталой насмешкой. Накал чувств ему определённо вредит.
– И я тебя рад видеть, Юнсан.
– Не заговаривай меня. Совет приговорил тебя к изгнанию, Оэ! Я видел, что ты не смог вернуться к Небесным дворцам.
– И лун-ван ничего не может с этим сделать, разве не занятно? – Оэлуна это не беспокоило, он даже улыбался. – В этом мире есть вещи, которые нам с тобой неподвластны. Вот так живёшь, занимаешься своими делами и в один прекрасный день просто не можешь вернуться домой. И ведь никто не пришлёт тебе скрижаль с обвинениями. Довольно забавно.
– Это не шутки. Ты перестал появляться в зале Совета.
– А я начинал? Впрочем… Рад, что Совет заметил моё отсутствие. Возможно, однажды вы начнёте ценить то, что я делаю, и перестанете вставать на дыбы, когда я занят не тем, что вам нужно.
– Оэ… Разве сложно было изучать всё, что тебе интересно, и выполнять свои обязанности?
Оэлун тихо рассмеялся.
– О, ты совсем не меняешься. В детстве читал нотации о том, что нельзя воровать отцовские книги, теперь пытаешься вернуть на путь истинный, как будто только тебе известно, где лежит этот путь. Так… мило. У лун-вана действительно нет других занятий, Юн?