Выходить из квартала Дэмин категорически отказывался – в другом месте Кану ничего не стоит крикнуть: «Стража!», и тогда ни Небо, ни Бездна не подскажут Дэмину, куда бежать. Пусть этот цзюэ и добрый, пусть и странный, но Дэмин ни на секунду не забывал, насколько переменчивым может быть настроение у тех, в чьих руках власть. Он не доверял. Поэтому, раз уж господину Циню так хочется тратить время на обучение нищих, Дэмин привёл его в одну из заброшенных лачуг, которую иногда использовал для ночлежки, – заодно слезу можно выбить от того, насколько у него всё плохо, пусто и голодно.
Хотя учил Кан хорошо. Он умел объяснять, а Дэмин был прекрасным слушателем. К отъезду на север Кан привык к мальчишке настолько, что стал рассказывать об азах магии: чем проклятые отличаются от шэнми, что есть Бездна и что такое печати. Но на последнем Кан замолчал. Дэмин был достаточно тактичен, чтобы не расспрашивать, однако под конец всё-таки добавил:
– Печати, наверное, – самое чудовищное оружие. Даже обычный человек может ими воспользоваться… вроде меня. По-своему. Если повезёт. Но как и всё, связанное с Бездной, это дорого стоит. Иногда мне кажется, что всё мы в огромном долгу у… того мира. И никогда не расплатимся.
Дэмин видел, что с Каном творится что-то не то, но не сказал ни слова. И эта вежливая тишина была для Кана почти лечебной.
Вскоре Кан вернулся на север. Форт Илао пережил Ночное шествие без потерь, и самой тяжкой новостью, которая встретила Кана, была провалившаяся у конюшен крыша. И он по-своему обрадовался рутине гарнизона, хотя капитаны не могли не заметить, что их «безумный цзюэ» стал тише и мрачнее. А вот у его отца всё это время были проблемы гораздо серьёзнее, но тот не посвящал в них и без того подавленного сына.
На следующий день после Ночного шествия свидетеля, которого Амань допрашивал, нашли мёртвым и дочиста выпотрошенным. У Аманя не было ни одного объяснения для Императора, кто и как мог уничтожить главу Чжанов, а затем и последнего выжившего. Следов колдовства поблизости снова не было, и все печати, кроме той, которую сорвали со стены его резиденции, были на месте. Его обвинили в том, что, не закончив допрос, он покинул сыскной приказ по личным причинам, и теперь ему нужно было срочно найти ответы, но как? Судя по тому, что узнал Амань, Чжанов убил демон, но демоны не действуют самостоятельно – они не в состоянии думать ни о чём, кроме голода. А второго шэнми в городе он бы почувствовал. И всё же, это точно был демон, тем более что тело посла царства Рэн они так и не нашли.
Император был в ярости. А граничащее с Империей Хань царство Рэн ждало вестей о состоявшихся переговорах, и меньше всего на свете Амань хотел нового конфликта или, ещё хуже, войны. Мир, добытый ценой стольких жизней девять лет назад, грозил рухнуть раньше положенного. Несмотря на то что произошло с Сюин, Аманю нужно было ещё несколько лет, чтобы закончить задуманное, и тогда… Тогда все будут счастливы, насколько это вообще возможно в этом безумном мире.
А пока он старался думать о том, что хотя бы его сын цел и невредим.
29. Чёрное бедствие
Это началось десять лет назад, в подвале его дома. Амань прекрасно знал, кто он такой и чем для него это закончится. Он брал, брал всё, и неважно, у кого – у Тени или у жизни, – но не собирался расплачиваться. Это Цинь Амань был тем, кто восемь лет назад закончил войну Империи Хань. Тогда он водил Чанкин за нос, обещая перейти на их сторону, под смешки своего Императора. Он же похоронил солдат Линьцана в болотах, забрав десять тысяч жизней поражённых и отступающих войск. Это он, унося ноги с Безымянных островов, украл жрицу культа Шэньхуо, которая тронулась рассудком, когда воочию увидела, чем является на самом деле её возлюбленный. И когда Цинь довёз её до Империи, женщина предпочла сбежать от него так далеко, как только могла, пусть в конце концов и нашла последний приют в трущобах. Амань забирал жизни, забирал власть, забирал души и оставлял за собой, как и Цини во все века, только боль и выжженную землю.
Десять лет назад он нашёл способ обмануть даже Тень. Дети, единственные дорогие ему души, должны были стать платой за воровство силы по ту сторону, и Амань это знал. Тень всегда приходила за своей долей, но Амань был с этим не согласен. Ушли годы на неудачные попытки, и в конце концов у него получилось не просто вырвать человеческую душу, а запечатать её точно так же, как любой шэнми при должном умении и силе мог запечатать и подчинить себе демона. Тогда-то в проклятом подвале Амань убил собственных детей. Ненадолго. Только для того, чтобы запечатать души в их же телах, вложив в жалкую плоть всё свое мастерство, дабы кости стали печатями, через которые не сможет переступить Тень. И, когда смерть придёт за Каном или Сюин, Бездна не коснётся их. Они вернутся в круг перерождений и вновь увидят Небо.
Но Амань не был бы собой, если бы остановился только на этой находке. Желая спасти детей от вечности в Бездне, он пошёл дальше и с согласия Императора пытался придумать способ запечатать человеческую душу в чём-то… неживом. Эта идея защищала его семью от любых нападок врагов: Император слишком хотел получить оружие, которое может поставить на место Чанкин. С тех пор как у этой бывшей провинции появились огненные кристаллы, с ними приходилось считаться, но что может сделать огонь, к примеру, с камнем? А с целой каменной армией?
Так Цинь Амань выиграл время. Сын его успел вырасти и набраться если не ума, то хотя бы смекалки, чтобы выжить в этом мире, а дочь – мудрости и понимания, насколько это возможно для юной цзюэ. Сам же Амань лавировал между дворцовыми интригами и продолжал свои исследования, упорно и долго, потому что вырвать душу и вселить её в родное тело – одно, а оживить её в камне – совсем другое. И он прекрасно понимал: когда он закончит свои исследования, Император не будет уверен в том, что ему нужен такой всесильный слуга. Они слишком хорошо знали друг друга. Что ж… предки семьи Цинь действительно принадлежали землям Чанкина, а Амань был совершенно не против вернуться на родину.
И несмотря на былые войны, Императрица была согласна принять блудного сына, если тот привезёт с собой секрет терракотовой армии.
Прошёл ещё один год. Кан вновь вернулся в Лоян, не без боли обнаружив Сюин всё в том же состоянии: она таяла, часами сидя на краешке своей кровати и бормоча что-то себе под нос. С Вэем Кан поддерживал осторожную переписку, но в этом году друг не приехал. Отец старался выглядеть привычно спокойным, но Кан чувствовал: что-то его гложет. А Дэмин оставался тем же худым и голодным мальчишкой, что внимательно слушал Кана в лачуге, ел только после того, как он сам попробует еду, и не задавал лишних вопросов. Но этого было достаточно, и Кан всё больше и больше привязывался к Дэмину, не признаваясь себе в том: заботой о ком-то пытается оправдаться за то, что недосмотрел за Сюин.
Однажды, собираясь уже домой, он покосился на Дэмина и решился:
– Послушай, Дэмин. Может, поедешь со мной на север? Работа тебе найдётся, а еда и кров всегда будут.
Дэмин удивлённо посмотрел на него, но во взгляде его не читалось радости. На самом деле он в очередной раз разочаровался в способности Циня к мышлению.
– Спасибо, господин, за вашу щедрость, но я откажусь.
– Почему?
– По той же причине, по которой я не покидаю трущобы. – Дэмин догрыз ломоть хлеба, про себя моля Небо о том, чтобы Кан перестал заниматься глупостью. Никуда, где его жизнью мог бы распоряжаться кто-либо, он идти не собирался. Лучше уж поголодать, а не ждать, пока хозяин спьяну не найдёт забавным сбросить его со стен форта, или где там этот Цинь служит. У Дэмина даже мысли не было о том, что Кан предлагал забрать его не в рабство.
А даже если бы ему сказали обратное, он бы не поверил.
– Тебе стоило рассказать отцу об этом мальчике, Кан. – Лин всегда внимательно слушал, когда выбирался к границе с Империей. Видит Небо, форт Илао стал настоящей отдушиной для него. Поставить бы во все гарнизоны таких Канов – цены бы им не было. Второй год около рудников царил мир. И Лин не мог поверить, что это сын Аманя… может, Небо решило так зло пошутить?
– Не хотел, у папы и без того много дел. – Кан поставил над костром небольшой котелок и щедро высыпал туда трав. – Как думаете, что его ждёт?
– Ничего хорошего, если останется там же, в трущобах. Проклятые… Твой отец не согласен со мной, но ему нужно отгородиться от влияния Бездны. Это всегда заканчивается плохо.
– Этому у вас учат в Храме? Папа говорил, что там пытают.
– Твой отец не любит, когда ему указывают. Но иногда необходимо оставить свою гордость при себе. А иногда – пожертвовать собой ради блага.
– Кхм… Это точно не то, что он бы посоветовал, – улыбнулся Кан. – Мне кажется, что, если бы я рассказал ему о Дэмине, он бы приказал его сжечь от греха подальше. Я этого не хочу. И чтобы мальчика пытали – тоже.
– Ты пытаешься устоять на двух льдинах, Кан, – Лин покачал головой. – Ну, хотя бы с благой целью. Тебе нужна будет моя помощь во время этого Ночного шествия?
– Нет, спасибо, справимся сами. Только с шахтами после.
– Начинает входить в привычку, – улыбнулся Лин. – Когда тебя повысят и вернут в столицу, будет грустно.
– Да меня даже начальником гарнизона так и не назначили. Но в форте с вами солидарны. – Кан отмахнулся: – Найдут ещё кого-нибудь толкового.
– Беда… – Сяо внимательно читал полученную от гонца бумагу. Не поскупились, сволочи, даже не на дощечке прислали, и надо же получить такое перед самим Ночным шествием. Выругавшись, он свистнул второму капитану и помахал бумагой. – Слышь, где наш цзюэ?
– Да с Жрецом уехал переговариваться.
– Ага… Зови остальных. Поговорить надо. Тут из Лояна весточка.
– Без Циня?
– Так о нём и весточка. – Сяо почесал затылок, не веря тому, что говорит это вслух: – Арестовать его приказывают. Госизменник, пишут.