– В норме мы, Николаевич! В норме! – заявил один из братьев.
– А что от нас запашок идёт, так этого мы и не скрываем, вторил ему другой брат. – Мы же не знали, что в конце работы ещё один вызов нарисуется.
– Я отстраняю вас от работы! Обоих! – рубанул ладонью воздух Олег. – Завтра о вашем нарушении рапортом будет доложено начальнику строительства.
Дальше произошло то, чего Оловяненко никак не ожидал: братья синхронно бухнулись на колени и, заламывая в мольбе руки, слаженно заныли: «Николаевич! Отец родной! Не погуби! Да мы эту утечку в котельной вмиг отыщем. Ты ещё свой рапорт настрочить не успеешь, как мы её ликвидируем! Не сумневайся, не подведём»!
– Не положено, – упирался комендант. – Пьяных на ремонтные работы, тем более с газовым оборудованием, допускать не положено!
– Да мы же не пьяные! – заверяли братья. – Всего-то граммов по пятьдесят для сугрева приняли!
После этих слов братья так же синхронно стали пятиться к выходу, повторяя как мантру:
– Сейчас всё сделаем, Николаевич!
Оловяненко хотел было их остановить, но они успели выскользнуть за дверь, и он махнул на них рукой в прямом и переносном смысле.
Взрыв раздался через полчаса. Был он глухой и в то же время сильный. Здание гостиничного корпуса качнулось, но устояло, хотя и лишилось при этом всех оконных стёкол и большего количества пластиковых рам. Олегу даже на мгновенье показалось, что он вновь оказался в Горячей точке и попал под миномётный обстрел. Когда он выбежал во двор, из подвального помещения гостиничного корпуса, где располагалась котельная, показались языки пламени, которые стали жадно лизать оконные пролёты и стены первого этажа.
Над горящей гостиницей, тревожно курлыча, закружили гуси-лебеди. Сделав над очагом пожара пару кругов, крылатый патруль круто спикировал на пожарную каланчу, где спал и видел сны 1812 года участник Бородинского сражения. Тревожно гогоча и громко хлопая крыльями, они сумели разбудить дежурного наблюдателя, который тут же схватился за телефон.
Своей пожарной команды на «объекте» не было, поэтому пожарные расчёты пришлось вызывать из близлежащих подмосковных городов. К этому моменту пожар охватил всё здание. Тем временем комендант, матерясь и срывая в крике голос до хрипоты, сумел мобилизовать из зевак небольшой отряд спасателей и организовал эвакуацию людей из горящего здания. Прошло ещё минут двадцать, и перепачканные копотью Олег и подвизавшийся в качестве добровольного помощника дворник Митрохин, вывели из горящего корпуса за оцепление последних погорельцев, после чего стали торопливо сверять списки постояльцев гостиницы.
– Кажись, одной девчушки не хватает, – протирая слезящиеся от едкого дыма глаза, подытожил дворник Митрохин.
– Какой девчушки? – переспросил Оловяненко и почувствовал под сердцем нехороший холодок.
– Ну, этой, как её… с сорока косичками!
– Юлдуз! – выдохнул Олег и, натянув на голову куртку, бросился обратно в горящий корпус. Через минуту Митрохин, пролистав весь журнал, понял, что Юлдуз Рахимовой в специальном корпусе не было, так как в это время она дежурила в основном корпусе гостиницы, но сказать об этом было уже некому.
– Ой, пропадёт наш комендант! Ни за что пропадёт! – запричитал Митрохин. – Девчонки-то в номере и не было!
В это время чья-то сильная рука взяла его за шиворот и с чувством встряхнула.
– Какой девчонки? Где комендант? Да говори ты толком! – прогудела Екатерина Большая, пытаясь при этом одной рукой удержать расходившийся на объёмной груди банный халат, а другой привести в чувство дворника.
– Да узбечки этой молоденькой, – испуганно проблеял дворник. – Дежурит она в главном корпусе, а наш комендант в огонь полез, её, значит, спасать. Боюсь, пропадёт парень! Крыша-то вот-вот рухнет.
После этих слов Катька побледнела, напряглась, а потом, словно очнувшись, прорывая мощной грудью оцепление, бросилась в задымлённый подъезд горящего дома.
Деревянные стропила прогорели быстрее, чем предполагал дворник, и остатки крыши с шумом, поднимая целый фейерверк искр, рухнули вниз. Толпа ахнула и запричитала. И в этот самый момент на высокой пронзительной ноте тревожно зазвучала сирена. Это, посверкивая проблесковыми маячками, во двор запоздало въезжали пожарные машины.
В сказке Ганса Христиана Андерсона о стойком оловянном солдатике от главного героя и его картонной подружки остались только расплавленный кусочек олова в форме маленького сердечка, да обгорелая розетка.
От бывшего контрактника и бывшей Красной Шапочки не осталось ничего, но, несмотря на это, их ещё долго помнили.
Наверное, так и должно быть. Ведь неважно, в каком мире ты живёшь – «тонком», «параллельном», или земном, главное, чтобы было кому помянуть тебя добрым словом!
Глава 4Ещё раз о любви, профессиональной пригодности и национальном вопросе
Возведение торговых рядов велось в стороне от основного массива застройки, можно сказать – на задворках «объекта». Для поддержания сказочного антуража торговые ряды должны были напоминать восточный базар, поэтому ни о каких современных строительных конструкциях не могло быть и речи, но, несмотря на простоту проекта, строительство шло с отставанием от графика. Это и послужило причиной для проведения внеплановой проверки авторитетной комиссией во главе с самим начальником строительства.
В это время на строительной площадке, укрывшись от ветра и посторонних глаз за поддонами с кирпичами, трое рабочих, не ведая о грядущей проверке, с аппетитом ели арбуз. Соорудив из деревянных ящиков что-то наподобие стола и покрыв его вместо скатерти вчерашними газетами, трое мужчин, сидя на тюках с чистой ветошью, с нескрываемой жадностью заглатывали сочную арбузную мякоть. Арбузный сок тонкими сладкими ручейками стекал по их бритым подбородкам и капал на новенькие спецовки, но они не обращали на это никакого внимания. Арбузные корки рабочие не глядя выбрасывали через плечо, а чёрные арбузные семечки сплёвывали прямо перед собой на газетную скатерть.
– Ни уму, ни сердцу! – произнёс самый старший и самый грузный из них, выбросив очередную арбузную корку и утерев рот рукавом спецовки. – Какие будут предложения?
– Я предлагаю продолжить, – заявил самый молодой из обжорной троицы, сильно напоминавший своим видом разжиревшего рэкетира.
– Поддерживаю! – выдал толстощёкий рабочий, сидевший по центру импровизированного стола, и достал из полотняного мешка арбуз размером со стенобитное пушечное ядро. Старший из троицы достал из кармана спецовки складной нож, привычно щёлкнул выкидным лезвием и без лишних слов вонзил узкий клинок в полосатое тело арбуза. Перезревший плод звонко лопнул, раскрыв своё красное нутро, чем вызвал у присутствующих обильное слюноотделение. Через минуту рабочие, чавкая и урча от удовольствия, вновь с неподдельной жадностью вгрызались в арбузную мякоть.
Не успели они насытить своё бездонное чрево, как откуда-то сверху раздался грозный начальственный рык.
– Это что ещё за свинство?
Рабочие, не переставая жевать, испуганно подняли глаза вверх, и на фоне голубого неба узрели возвышавшуюся над поддонами с кирпичом фигуру начальника строительства.
– Кто позволил? – продолжал сквозь зубы Романов, и скучившиеся за его спиной члены комиссии хорошо понимая, что рассерженный тон начальника ничего хорошего нарушителям трудовой дисциплины не сулит.
– Бьюсь об заклад, что он эту троицу по пояс в землю вгонит! – шепнул Яков Брюс, стоящему рядом с ним Малюте Скуратову.
– Ничего такого не будет, – невозмутимо ответил Малюта. – Запал не тот! Уж я-то Петра Алексеевича хорошо знаю! Спорим?
– Давай! А заклад-то какой?
– Проигравший бороду сбривает начисто!
– Так ведь нет у меня бороды! – справедливо заметил Брюс.
– Тогда в случае проигрыша обреешь свою мудрую голову наголо.
– Идёт! Готовь бритву! Очень хочется тебя с босым лицом увидеть! – хихикнул Брюс.
– Вы кто такие? – продолжал «метать молнии» Романов.
– Каменщики мы, – ответил за всех самый старший из троицы. – Каменщики, Пётр Алексеевич! Позавчера вот только присланные. Я, значит, бригадир, Нафаил Хряк, а это, – и он указал рукой на товарищей, – мои помощники – каменщик Нуфаил Свиньин и разнорабочий Нифаил Секач.
Тут думный дьяк Никита Зотов хлопнул себя ладонью по лбу и заявил:
– Пётр Алексеевич! Да это же три поросёнка!
– Кто вас сюда прислал? – не убавляя строгости в голосе, продолжил допрос начальник строительства.
– Известное дело, кто, – развёл руками Нафаил, – Высший Совет!
– А раз вас сюда Высший Совет направил, то почему вы не работаете? – продолжил разбирательство Романов, и усы у него поднялись, как у рассерженного кота.
– Так они третий день дурака валяют! – заявил Горыныч, появившись из-за поддонов с кирпичом. – Выслал бы ты их обратно, Пётр Алексеевич! Одно слово – лентяи!
– Так мы это… – смутился Нафаил, – мы хоть и каменщики, но сюда не для работы посланы!
– А для чего? – сквозь зубы переспросил Романов и перехватил свою знаменитую трость так, чтобы было удобней достать ею самого крайнего каменщика.
– Не пропусти момент! – шепнул Брюс. – Сейчас начнётся!
– Ты лучше новую шапку приготовь, – не поворачивая головы, ответил Скуратов. – Холодно-то без шапки лысому человеку!
– Для повышения процентного содержания героев русских народных сказок в составе общей информационной массы, – заученно ответил Нафаил.
– Для усиления национального колорита, – дополнил Нуфаил.
– И для правильной ориентации в национальном вопросе подрастающего поколения, – закончил Нифаил и украдкой сплюнул в ладонь арбузную семечку.
– Никита! – с обескураженным видом позвал думного дьяка Романов. – Ты хоть что-то понимаешь в том, что здесь происходит?
– Не уверен, Пётр Алексеевич! – вздохнул Зотов. – Но, судя по всему, в Высшем Совете опять фракционная борьба обострилась, а если учесть появление на «объекте» трёх поросят с «правильной» национальной ориентацией, то последнее голосование выиграла фракция националистов.