– Кто сказал, что у меня на «объекте» повальное пьянство? – свирепо, сквозь зубы, прошипел Пётр. – Откуда у Высшего Совета информация о том, что у меня на «объекте» низкий культурный уровень?
– Устименко? – рыкнул Пётр, скосив взгляд в сторону главврача. – У меня что, на «объекте» все повально болеют алкоголизмом?
– Да это как посмотреть, Пётр Алексеевич, – нерешительно начал главврач. – Если по науке, то употребление спиртного чаще, чем два раза в неделю – это уже бытовой алкоголизм.
– Хм! – задумчиво произнёс Романов и на полтона понизил начальственный рык. – Хм, это что же получается? Получается, что мы здесь все…! Вот что, Лекарь, ты эти свои замашки научные брось! Мы здесь не по науке живём, а по предлагаемым обстоятельствам, а они порой бывают сильнее нас. Так что всех чесать под одну гребёнку не следует.
– Пётр Ляксеич! – откликнулся не успевший сойти с трибуны думный дьяк Зотов. – Дозволь слово молвить.
– Молви, – согласился Романов. – Только, Никита давай без предисловий и по существу.
– Я так, государь, кумекаю, что надо людишек чем-то увлечь опосля трудового дня. Тогда они, родимые, бухать, в смысле употреблять, меньше будут.
– Я предлагаю ограничить на «объекте» продажу спиртного, – решительно заявила главный санитарный врач «объекта» доктор Власенкова. – Ограничить, и очень жёстко. Будь моя воля, так я бы на время строительства «объекта» вообще «Сухой закон» ввела.
– Ты, девонька, это… – вскочил с места Малюта Скуратов, – говори, да не заговаривайся! На святое покушаешься! Выдумала тоже – «Сухой закон»! Где это видано, чтобы перед обедом чарка водки под запретом была?
– Если бы только перед обедом! – повысила тон доктор Таня. – Вы, господин Скуратов, с этой «законной» чарки и день начинаете! И не только Вы один!
– Достаточно! – перебил её Романов. – Не будем переходить на личности.
– А ведь Зотов правильную мысль подал, – поднялся со своего места начальник службы безопасности банка Лев Гуров. – Людей надо чем-то увлечь, а то ведь пьянствуют порой не потому, что конченые алкоголики, а просто от скуки.
– Что Вы конкретно предлагаете? – оборвал его начальник строительства.
– Пока не знаю, но можно создать клубы по интересам, рыбалка там, охота, плетенье макраме, наконец, самодеятельность.
– Народный театр! – подхватила Власенкова. – А что? – обвела она взглядом присутствующих. – Чем мы хуже других?
– А получится? – подал голос Устименко. – Здесь нужен не просто энтузиаст, а настоящий режиссёр.
– Не боги горшки обжигают! – запальчиво выкрикнула доктор Таня. – Неужели среди нас не найдётся талантливых людей?
– Минутку! – остановил её Романов. – Мысль неплохая, я бы даже сказал – хорошая мысль, но Лекарь прав! Здесь нужен опытный режиссёр, и он у нас будет. Где начальник отдела кадров?
– Я здесь, товарищ начальник строительства! – живо откликнулся главный кадровик Понаётов и даже привстал со стула.
– Сегодня, немедленно, отправьте заявку в Управление кадров на введение в штатное расписание должности «режиссёр» с окладом… а давайте сделаем ему оклад, как начальнику отдела! Не будем мелочиться!
В ответ собрание ответило одобрительным гулом.
– Я, конечно, извиняюсь, – скептическим тоном начал главный кадровик, – но боюсь, что из этого ничего не выйдет, потому как на изменение штатного расписания обычно не меньше трёх недель уходит. А тут, я так понимаю, и штатную единицу надо ввести и человека подобрать надо сразу. Да и с размером оклада Вы явно погорячились. Сомневаюсь я, однако!
– А ты, Иосиф Петрович, не сомневайся, – обнадёжил его Романов. – В заявке сошлись на необходимость реализации требований Постановления Высшего Совета «О неотложных мерах …». Да ты и сам всё знаешь!
Возможно, где-то небесная механика дала сбой, или звёзды сошлись как-то по-особенному, но только ожидания Романова оправдались полностью: Управление кадров без обычной бюрократической проволочки утвердило изменение штатов и даже согласилось с размером заявленного оклада.
– Ой, не верю я в доброту вышестоящих, не верю! – причитал товарищ Понаётов, шелестя полученными из Управления бумагами. – Неспроста они там стали такими добренькими. Уж поверьте моему опыту: если начальство начинает говорить ласково, то обязательно жди подвоха.
Своими сокровенными мыслями главный кадровик теперь делился не только с написанным маслом портретом Иосифа Виссарионовича, но и с новым инспектором отдела кадров Катенькой Поспеловой, присланной накануне Управлением кадров по его личной просьбе. Катенька была молода, наивна, и состояла из сплошных окружностей. В ней всё было круглое: очки, колени, бёдра и даже щёки. Глаза у Катеньки были не просто круглые, они ещё были навыкате, отчего лицо девушки приобрело выражение вечного удивления.
– То, что Управление согласилось с нашим предложением по изменению штатов – это половина дела! – вздыхал Иосиф Петрович, без нужды поправляя на френче похожий на орден значок «Кадры решают всё». – Ещё неизвестно, кого они на эту должность пришлют!
И тут, словно в подтверждении его слов, заработал факс, и из его металлического чрева поползла испещрённая печатным текстом бумажная лента.
– В ответ на ваш запрос исходящий номер такой-то, – бубнил себе под нос Иосиф Петрович, – направляем для трудоустройства гражданина Озерцова-Заречного Вадима Эдуардовича. Опыт работы по специальности имеется. Высший Совет. Управление кадров.
– Что это? – испуганно прошептала Катенька Поспелова, показывая своим пальчиком с розовым ноготком на запылённый факс.
– Это факс, – не глядя на девушку пояснил Понаётов.
– Я знаю, что факс, но он же не подключён!
– Не подключён, – согласился главный кадровик. – И бумаги у него внутри почитай уже года три как нет, но когда надо – работает!
– Кому надо?
– Всем: тебе, мне, товарищу Романову, Управлению кадров.
– А как же он работает?
– Как? Периодически! Сам когда надо включается, печатает… одним словом – мистика! Да не бери ты это в голову! Со временем привыкнешь, у нас тут и не такие чудеса случаются.
Ранним утром в приёмную начальника строительства вошёл молодой длинноволосый брюнет, одетый в поношенный крупной вязки свитер и порядком потёртые джинсы. Завершающим штрихом в образе незнакомца был небрежно повязанный на крепкой загорелой шее полосатый шарф. Молодого человека можно было назвать красивым, если бы его щёки не покрывала иссиня-чёрная щетина трёхдневной давности. Незнакомец устремил на секретаря чистый и непорочный, как у младенца взгляд и, выдержав паузу, негромко произнёс: «Озерцов-Заречный. Режиссёр».
«Фанфан-Тюльпан!» – мысленно окрестила посетителя незамужняя девушка и залилась предательским румянцем. В её сознании образ принца на белом коне и образ немного потасканного, но с богемными замашками модного режиссёра совпал на все 100 процентов.
– Принц! – мысленно воскликнула она.
– Ага, принц! – с нескрываемой иронией поддакнул ей внутренний голос. – Всё как ты хотела: сказочный принц и привязанный к перилам крыльца резиденции конь белой масти.
– Глупости всё это! – мысленно сказала сама себе секретарь. – Нет ни принца, ни его коня, ни даже подковы на счастье! Обычный командировочный! – и, словно отгоняя наваждение, она тряхнула златокудрой головкой.
– Ваше направление, – излишне строгим голосом произнесла девушка и протянула за документами руку. Режиссёр понял этот жест по своему, поэтому привычно склонил корпус и коснулся красиво очерченными губами девичьей руки чуть-чуть выше тонкой кисти.
– Какая у Вас необычайная рука: тонкая кисть, длинные пальцы! – с лёгким придыханием негромко произнёс странный посетитель. – Я хотел бы быть клавиатурой вашего «компа», чтобы эти нежные пальчики касались меня! – признался небритый юноша хорошо поставленным голосом.
После этих слов секретарь вновь уверовала в любовь с первого взгляда и мысленно уже спустилась вниз, на крыльцо резиденции, чтобы отвязать от перил белого коня и вдвоём с принцем ускакать на нём в голубую безоблачную даль, как вдруг откуда-то с небес раздался недовольный рык Романова:
– Вы уже в образе или только начали репетировать? – саркастически поинтересовался начальник строительства, стоя на пороге кабинета.
– Простите, я, кажется, увлёкся, – произнёс режиссёр и попытался изобразить смущение.
– Зайдите! – приказал Романов и исчез в глубине кабинета, оставив гостеприимно распахнутую дверь. Режиссёр томно вздохнул, подмигнул секретарю двумя глазами сразу и последовал за Романовым.
– А направление на «объект» так и не показал, – отметила про себя секретарь, глядя вслед Фанфан-Тюльпану.
Приём был недолгим. Режиссёр вкратце рассказал о своём виденьи народного театра и предложил называть его «Театром современной пьесы».
– Сейчас уже никого не интересуют нравственный выбор Гамлета и сумасшествие Офелии, проблемы короля Лира современной молодёжи чужды и непонятны, а чернокожий ревнивец Отелло заинтересует только скинхедов, которые после спектакля обязательно отомстят ему за убийство белой женщины. Английская классическая пьеса безнадёжно устарела и навевает на зрителя скуку! – запальчиво пояснял свою позицию режиссёр. – На сцену надо выводить современных героев, которые живут теми же проблемами, что и сидящие в зале зрители.
– А что, есть такая пьеса? – недоверчиво поинтересовался Романов.
– Должна быть! – тряхнул волосами Вадим Эдуардович. – А если нет, тогда мы её сами напишем!
– Ну-ну, – с ещё большим недоверием произнёс начальник строительства, который уже явно жалел, что пошёл на поводу главного санитарного врача в вопросе создания народного театра. – Дерзайте! Вы молодые – вам и карты в руки! Только я Вас, Вадим Эдуардович, попрошу, чтобы в этой вашей пьесе не было никаких наркоманов, рэкетиров, нецензурных выражений и никакой обнажённой натуры. И вообще я не сторонник авангардизма, ни в живописи, ни в литературе, ни тем более в вопросах режиссуры. Надеюсь, Вы меня поняли!