Тут еще случилось одно дело: заболела у нас в таборе одна женщина. Лечили ее, лечили – ничего не помогает. «Ну, – думаем, – помрет». Только раз зашла к ней Саби в палатку, когда у женщины никого не было. Потом женщина эта нам все рассказала. Постояла, постояла Саби, посмотрела на больную и спросила: «Хочешь пить?» Та отвечает: «Хочу. Подай мне напиться. Вон стоит вода в кружке». Кружку Саби не взяла, а зачерпнула из ведра воды кружкой, которая у нее была с собой, да не сразу подала кружку больной, а отвернулась и что-то над ней делала, а потом подала напиться. Больная напилась. Только вода показалась ей какой-то кислой. Взяла Саби у больной кружку, выплеснула оставшуюся воду и ушла, не проронив больше ни единого слова. Уж не знаю, что делала Саби с водой, только и трех дней не прошло, как больная выздоровела. Да не на пользу пошло ей это. Через месяц или немного больше утонула та женщина в реке.
А то еще вот что. Как-то помогал я Саби резать лозу, чтобы плести из нее корзины, да уронил нож. Подняла она нож и подала мне. Взглянул я ей на руку и вижу, что все пальцы у нее исколоты. Схватил я ее за руку и спросил:
– Что это у тебя с рукой? Как это ты ухитрилась так исколоть пальцы?
Саби быстро выдернула руку, собрала скорее нарезанную лозу и ушла, ни слова не сказав в ответ, только еще больше нахмурилась.
Но что самое удивительное, так это то, что Саби стала есть очень много яиц. Только и ест, что яйца, а скорлупу все собирает. Тогда я не понимал, зачем она это делает, глуп еще был. Теперь-то я сразу все понял бы: зачем ходила она ночью на реку, почему у нее пальцы исколоты, зачем собирала она яичную скорлупу. Дело-то просто! На реку ходила она к нивашу, который учил ее колдовству, руку исколола потому, что давала за науку ведьме по капле крови в день, а скорлупу от яиц собирают все ведьмы. Из яичной скорлупы они делают тарелки, горшки и блюда, из которых едят, когда по ночам пируют на своих собраниях с бесами. Теперь бы я сразу понял, что Саби стала ведьмой.
Да, вот еще что, я было забыл совсем: застал я как-то Саби в палатке за работой. Она сидела и не пряла, а вила тонкую нитку. Вьет и шепчет. Совьет с аршин, помочит ее водой из какой-то бутылочки и смотает на клубок. Когда я вошел в палатку, Саби сейчас же спрятала клубок и бутылочку и перестала вить нитку. Спросил я, что она делает.
– Леску вью для удочки, – ответила, как сейчас помню, Саби.
Теперь-то я знаю, что это за удочка. Это вила она волшебную нитку, чтобы сосать кровь по ней из сердца спящего человека.
Ну, как бы там ни было, а время шло да шло. Вдруг нежданно-негаданно вернулся Воджин Радич с войны.
Весь табор высыпал ему навстречу, только не было Саби. Поздоровавшись со всеми, Радич спросил меня:
– А где же Саби? Здорова ли она? Может быть, нет ее в таборе?
– Здорова твоя Саби! – ответил я. – Все по тебе скучала. Она, верно, у отца в палатке. Пойди к ней: наверно, она ждет тебя, не дождется.
Обрадовался Радич и чуть не бегом бросился в палатку Степана Заревича. Вошел Радич в палатку. Саби была в ней. Был в палатке и сам Заревич. Взглянул мой Радич на свою невесту, да как закричит:
– Да разве это моя Саби! Это старуха, ровесница моей бабушке! Ведьма это, а не моя Саби!
Услыхал слова Воджина гекко Заревич страшно рассердился, схватил свою тяжелую железную палку да как ударит ею Воджина по голове. И не вскрикнул бедный Воджин Радич, мертвым упал он к ногам Заревича. Испугался наш гекко, когда увидал, что убил Радича. Выбежал гекко из палатки и, как безумный, побежал через табор к реке, бросился в реку и утонул. Саби в тот же день исчезла, словно в воду канула, и больше никогда не слыхали мы о ней. Тогда поняли все, что Саби стала ведьмой. Радич потому узнал это с первого взгляда, что был седьмым сыном у матери, а такие сыновья видят больше других людей, и ведьме от них не скрыться.
Кончил свой рассказ Мило Долович. Еще долго не расходились цыгане и разговаривали о ведьмах, колдуньях и колдунах. Мило же сидел, понуря голову, и курил свою трубку. Перед ним одна за другой проносились картины далекого прошлого.
Благодатная страна
Далеко-далеко отсюда, так далеко, что самая быстролетная птица не долетит туда и за год, была страна. Не знаю, может быть, есть она и теперь. Необыкновенно прекрасна была эта страна. Ни один самый роскошный сад не мог бы с ней сравниться. В этой стране росли все деревья, все кусты, цветы и травы, которые только есть на белом свете, и росли они в ней роскошнее, пышнее, чем в других местах на земле. Уж коль росли там яблони, то яблоки на них были по фунту каждое, сливы там были величиной с гусиное яйцо, вишни величиной в грецкий орех, а дыни и арбузы такие, что человек с трудом мог поднять одну только дыню. А уж о том, как сладки были в этой стране все плоды, и говорить не приходится, слаще меда. Земля там, значит, была плодородна необычайно, да ее и возделывать-то не нужно было, так как рожь, пшеница, кукуруза, овес, словом, все родилось там само собой; иди да жни, когда поспеет. На краю этой страны был большой дремучий лес. В нем водились всевозможные звери: олени, дикие козы, лани, серны и кабаны, а хищных зверей не было. Ни волков, ни медведей там и видом не видали. Просто земным раем была эта страна. Вся она была окружена высокой-высокой гранитной стеной, а около стены протекала вокруг всей страны широкая река.
Уж и привольное же житье было в этой стране. Жители ее жили припеваючи и ни в чем решительно не нуждались. Да как и было нуждаться им? Стоило только протянуть руку – и можно брать все, что нужно. Но уж дело известное: люди никогда не бывают довольны тем, что имеют, и всегда желают большего. Это одно. А другое то, что люди, когда все у них есть, да еще легко им дается, часто забывают о своих обязанностях и не исполняют их. Так было и с жителями этой страны, они ничем не отличались от других людей. И они хотели большего, хоть больше-то желать было куда как трудно. И они не исполняли своих обязанностей, хотя и обязаны-то они были делать не бог весть что. Особенно же легко забывали они о своей обязанности, если им говорили, что и без этого можно обойтись. Обязаны же они были делать вот что: каждый год в день Нового года все города и все деревни той страны должны были выбрать в стаде по самому большому, жирному быку, украсить ему голову цветами, на шею повесить корзину с яйцами и плодами и бросить этого быка со стены в реку, обтекавшую всю их благодатную страну. Тысячу лет делали это их предки, прадеды и деды, и они так делали, хоть и не знали, зачем это нужно. «Коль делали так предки, стало быть, нужно, и рассуждать тут нечего», – так думали жители.
В один прекрасный день в этой стране появился какой-то человек. Откуда он пришел, никто не знал. Раньше его не видывали. Был этот человек очень высок ростом, выше всех на целую голову, лицо у него было черное, словно он вымазал его сажей, а глаза у него сверкали злым огоньком. Но что всех особенно поражало, так это то, что «черный человек», как прозвали его жители той страны, никогда не ложился спать. Пробыл он год в благодатной стране и ни разу не прилег соснуть хоть на единый часочек. По всем деревням и городам расхаживал «черный человек» и везде говорил всем одно и то же:
– Зачем это вы каждый год бросаете в реку быков, да еще самых лучших, самых жирных? Как это вам не жаль своего добра? Я бы на вашем месте не стал этого делать. Глупости все это! Я бы каждый год в день Нового года выбирал бы быков, резал бы их и устраивал бы по всем городам и деревням пиры. Эх, славно можно было бы попировать всем вместе по случаю Нового года!
Целый год ходил этот «черный человек» из города в город, из деревни в деревню и все твердил одно и то же: «Хорошо бы изжарить быка! Хорошо попировать всем вместе!»
Что же из всего этого вышло? А вот что!
Когда наступил день Нового года, то ни одного быка во всей стране не бросили жители в реку. Зато не было ни одного города, ни одной деревни, где бы на больших кострах не жарили быков и не пировали бы жители. Это так им понравилось, что они решили: редко, дескать, мол, раз в году устраивать пиры, нужно устраивать их каждый месяц. Как порешили, так и стали делать. Забыли жители о своей обязанности и, конечно, были за это жестоко наказаны.
Да, нужно еще сказать, что «черный человек» как увидал, что добился своего, так и исчез из той благодатной страны. Больше его никогда там не видали.
Как же были наказаны жители благодатной страны? Целых два года пировали они каждый месяц, а случалось, что и два, три раза в месяц. Все шло как будто бы и очень хорошо. Но вот началась по всей стране такая засуха, какой в ней никогда не бывало. Солнце так и палило все своими лучами. Стали сохнуть травы, цветы, кусты и деревья. Земля потрескалась и сделалась твердой, как камень. Вся страна, прежде такая благодатная, начала обращаться в пустыню. Только кое-где высились еще столетние дубы, сосны да ели. А ведь пропитаться желудями да сосновыми и еловыми шишками жители не могли. К тому же вскоре стали сохнуть и дубы. Начался страшный голод. По всей стране можно было видеть умирающих с голоду. Идет это человек, упадет от истощения, тут ему и конец. Некоторые из жителей, чтобы спастись от ужаса голодной смерти, пробили с великим трудом высокую стену, окружавшую страну, переправились через реку и пошли куда глаза глядят. Больше никогда не возвращались они назад, так и рассеялись по белу свету.
В это время жил в благодатной стране мудрый, благочестивый человек по имени Петру. Он один предостерегал жителей, когда они перестали бросать быков в реку, и часто говаривал им:
– Смотрите, не было бы всем нам от этого худа. Нельзя забывать своих обязанностей! Нельзя не делать того, что делали все наши предки тысячу лет. Пора вам одуматься!
Никто из жителей не слушался Петру, и только подымали его на смех.
Вышел как-то Петру, когда в стране уже ничего не было, все было выжжено солнцем, из дома, пошел, шатаясь от голода, через пролом в стене к реке, сел там на камень, горько заплакал и сказал: