— Ты не такой, как все, — заявила девочка. — Мне это нравится.
Давид решил удивить свою новую знакомую. Он прошептал что-то, и муха, вроде бы уже мёртвая, вдруг взвилась в воздух.
Клавдия улыбнулась. Мальчик ясно видел, что зрачки её глаз внезапно побелели, и в воздухе между детьми мелькнула молния. От мухи остались одни воспоминания.
Вдруг в башмак Давида что-то ткнулось. Опустив взор, он увидел раболепно приползшего на брюхе пса. Нави, по-видимому, признал, в конце концов, своего хозяина.
— Фу, какой он гадкий, — Клавдия сморщила нос; улыбка, однако, с её лица не пропала.
Давид присел, дотронулся до головы полусгнившего животного. Склизкий чёрный язык попытался лизнуть его пальцы.
— Прости, Нави, — еле слышно произнёс мальчик. Пса сотрясла судорога.
Когда он выпрямился, остатки жизненных сил уже навсегда покинули маленькое облезшее тело.
— Ты живёшь в городе? — Клавдия решила продолжить знакомство.
Давид кивнул.
— А хочешь посмотреть, где я живу?
Давид снова кивнул.
— Давай руку, — приказала девочка.
Её ногти, как отметил мальчик, были с металлическим отблеском.
— Нет, другую, — она отрицательно покачала головой, когда Давид вытянул вперёд руку, которой дотрагивался до мёртвого пса.
Давид заранее приготовился увидеть то, что никогда ещё не видел. Но всё же он был поражён. Его встретили высокие стены, строгие колонны из светлого мрамора, металлические статуи у входа высотой в три человеческих роста.
— Не бойся, — Клавдия провела его под аркой, и они очутились в огромном зале. По углам тут тоже стояли неподвижные стражи из металла. Стол посреди был слишком велик для одного, и потому Давид спросил:
— Ты здесь живёшь одна?
— Конечно, одна! — рассмеялась девочка, наслаждаясь его растерянностью.
Клавдия села во главе стола на некое подобие трона и небрежным жестом пригласила гостя выбрать для себя любой из многочисленных стульев. Несмотря ни на что, везде царила чистота. И стол тоже был девственно чист.
— Хочешь, я тебя чем-нибудь угощу? — спросила маленькая хозяйка.
Не успел родиться ответ, как она уточнила:
— Правда, могу предложить для тебя лишь сгущённое молоко.
— Нет, спасибо, я не голоден, — отказался Давид, хотя на самом деле это было не так. Быть скромным его приучила мать.
Лучи солнца играли в узорчатых окнах, на светлых стенах, на многочисленных зеркалах. Иногда на блеск было больно смотреть. Здесь было немного прохладнее, чем внизу.
— А тебе здесь не бывает скучно? — спросил Давид и тут же пожалел об этом.
Клавдия, однако, не обиделась. Широко улыбаясь, она ответила:
— Нет, конечно. Скучно — там. Разве нет? Люди — они такие глупые, невежественные, нудные, иногда просто отвратительные. Не вижу никакого смысла в существовании большинства из них. Ну, скажи, разве я не права?
Давид вынужден был согласиться с частью её утверждений. С сомнением осмотрев поверхность стола, на котором не было ни пылинки, он положил перед собой свою лопату.
— Итак, — продолжала Клавдия, — раз ты не голоден, то экскурсия в холодильник откладывается. Ещё у меня тут есть алхимическая лаборатория…
— О! — сказал Давид.
— …обсерватория…
— О!
— …и библиотека! — торжественно закончила она, упиваясь его восторгом.
Действительно, при упоминании библиотеки глаза Давида зажглись неподдельным интересом.
— Прости меня, пожалуйста, Клавдия… а туалет здесь есть? — запинаясь, спросил мальчик.
Хозяйка рассмеялась, вскочила и потащила его в один из боковых коридоров.
— Умыться тебе тоже не помешало бы, — сказала он, глядя на его испачканную физиономию. — И я одолжу тебе свою расчёску!
— «Общая массовая доля сухих веществ молока…» — внимательно читал этикетку человек в военной форме. — «Питательная ценность…»
Закончив, он вернул консервную банку визитёру.
— Неужели вы не можете подбить эту чёртову штуку, полковник? — негодовал Виктор, изредка потрясая кулаком в сторону неба.
— Во-первых, я подполковник, — поправил посетителя подполковник Капричин. — А во-вторых… вы знаете, что сталось лет сорок тому назад с зенитной батареей в пригороде Гифа, когда они попробовали выстрелить в такое вот облако?
Давид и Клавдия сидели на краю облака, свесив ноги, и смотрели вниз, на освещаемый закатным солнцем город. Впрочем, Давид больше поглядывал на свою новую приятельницу, которая красочно и забавно описывала, что происходит внизу. При его близорукости вместо города он видел лишь какой-то блин неприятного цвета. Клавдия же… на неё было ужасно приятно смотреть. И слушать. Она была весьма остроумна, а её смех звучал, словно серебряный колокольчик.
— Ты — идеальная, — вдруг рискнул признаться вслух Давид.
— Я знаю, — спокойно ответила она, хотя по всему было видно, что ей приятно слышать комплименты. И, словно мимоходом, Клавдия спросила:
— Хочешь остаться здесь, со мной?
Давид молчал. Губы девочки, ещё недавно сложенные в очаровательной улыбке, сжались в линию.
— Ты же никого не любишь, — сказала она с металлом в голосе. — Тебе там никто не нужен. Ты не любишь живых!
Последние слова она почти кричала. Зрачки Клавдии опасно побелели. Давид почувствовал, как в воздухе накапливается электричество.
— Я б остался, — медленно ответил он, подыскивая нужные слова. — Я никого не люблю. Ты права. Но здесь… здесь нет даже смерти!
— Надеюсь, ты понимаешь, о чём говоришь, — сказала Клавдия теперь совсем уже ледяным голосом. — А теперь — уйди.
Всю ночь над городом шёл дождь.
11 апреля 2006 г.
Чёрная книга
Несмазанные петли завизжали, словно рассерженные кошки, потом сердито хлопнула дверь. В прихожей застучали чьи-то ноги и в комнату вошёл угрюмый мужчина. Он был ещё молод, хотя уже и начал лысеть. Женщина в комнате, судя по всему, его мать, перестала вращать ручку швейной машинки и, слабо улыбнувшись, посмотрела на сына с немым вопросом.
— Где Давид? — пробурчал мужчина.
— Гуляет где-то, — кротко ответила мать.
— Догулялся уже, — мужчина снял фартук, запорошенный древесной крошкой, и швырнул его в угол. — Матушка, лучше бы тебе выглянуть на улицу. К моему брату пришли гости.
Женщина засуетилась.
— Скоро у меня совсем не будет заказчиков, — мрачно обронил мужчина, плюнул и ушёл в другую комнату.
На улице перед домом толпились люди. Среди них были соседи, представители муниципалитета и совсем незнакомые люди. Невдалеке, делая вид, что заняты каким-то делом, торчали полицейские. Детей почти не было видно.
Когда на пороге появилась хозяйка дома, один из толпы, секретарь муниципалитета Пер Скитфогель принялся громко что-то читать по бумажке:
— Давид Вальгот! В связи с участившимися жалобами в твой адрес, мы приняли на себя…
Тут его прервали:
— Это не он, это Катрина, его мать.
— Здравствуйте, добрые люди! — приветливо поздоровалась женщина, ей никто не ответил.
Господин Скитфогель опустил бумажку, поправил очки, убедился, что на пороге стоит вдова Вальгот, мать вышеупомянутого Давида, и погрузился в задумчивое молчание.
— Катрина, а не могла бы ты позвать сюда своего младшего сына? — подал голос заместитель начальника налогового управления Дритманн.
— У нас к нему дело, — добавил ещё кто-то.
— Его нет, — развела руками Катрина.
Её тихий спокойный ответ почему-то вызвал ропот неодобрения.
— Тогда мы обыщем дом, — повысив голос, объявил Дритманн.
— Нет в том нужды, я тут, — сказал кто-то в стороне.
Чуть дальше по улице, прислонившись к соседнему дому, стоял черноволосый и черноглазый юноша в тёмной одежде. Вид у него был уставший, какой-то болезненный, но, тем не менее, упрямый и даже вызывающий. Это и был Давид.
— А-а-а! — закричал кто-то. — Он вылез из-под земли!
Предположение было более чем глупое, однако все люди встрепенулись и бросились в сторону юноши, и намерения толпы были вовсе немирные. Поняв это, Давид пустился наутёк. Толпа начала его преследование. Дикие вопли и гневные выкрики заполнили тихие улочки.
— Держи чернокнижника! Долой колдуна! — вот что можно было разобрать.
Среди бегущих неведомо как оказался и Виктор Вальгот, брат Давида. Он безумно орал вместе со всеми. Давид мчался изо всех сил. На его спине специальным ремнём была прикреплена небольшая лопата, сейчас она безжалостно колотила своего хозяина.
Расстояние между жертвой и преследователями начало понемногу увеличиваться. Кто-то в толпе упал, и его тут же затоптали. Преследователи взвыли. Похоже, сегодня им было не суждено свершить акт общественного возмездия. Окраина города была уже близка. Но тут в Давида полетели камни. Несколько попали в окна домов, но кто-то, более меткий, угодил прямо в голову юноши. Давид по инерции пробежал ещё несколько шагов и рухнул на мостовую.
Небо потемнело, загрохотал гром.
— Так значит, там всё же лучше, чем здесь? — услышал он звонкий, прекрасный голос.
— Здесь? Я уже умер? — Давид с усилием открыл глаза, и его тут же ослепил яркий свет.
— Умер? — девушка рассмеялась. — Нет-нет. Ты же сам говорил, что в этом месте смерти нет.
— Клавдия?
Девушка перестала смеяться и умолкла. Зрение постепенно возвращалось к Давиду. Он увидел светлую просторную комнату, огромные окна с прозрачными, как хрусталь, стёклами, снаружи — голубое небо, а у кровати стояла хозяйка этого дома. Это была юная девушка в сверкающем, словно ртуть, платье необычного покроя. Прекрасное лицо, правда, портило отсутствие каких-либо чувств. Глаза девушки сияли и искрились.
— Клавдия… — повторил Давид.
Голова его кружилась, но он всё же сумел выбраться из кровати и подняться. Они не виделись много лет. Тогда он был ниже её на голову, сейчас же всё было наоборот. Он превратился в мужчину, высокого и широкоплечего, она же так и осталась чуть ли не девочкой-подростком. Ему приходилось смотреть на неё сверху вниз.