й свои обстоятельства. Кризис? Кому какое дело до твоих кризисов. Вскочил на подножку — влазь в трамвай, чтобы двери закрыть. Или вылазь — тоже чтобы двери закрыть.
Прочитал последнюю повесть С. Борис Натанович, я прямо не знаю, что ему отвечать. То, что он глобально и страстно мыслит, это одно дело. Это хорошо, конечно. Но ведь он СОВЕРШЕННО не чувствует слово. Полнейшая художественная наивность, примитивность... Красивости, шаблонности, длинноты, скукотища. Ни одной свежей фразы. Ведь он же хочет заниматься ХУДОЖЕСТВЕННОЙ литературой, а слова в ней то же самое, что краски на картине. Нет особых правил накладывания красок, нет также и особых правил пользования словами — но все это надо чувствовать. Как ему это объяснить? Понятно, я не говорю про какую-то там грамотность... (А. в другой крайности. Сугубый формалист! Уже не знаешь, что лучше. Вы бы нас в Москве увидели — рычат и нетерпимы друг к другу, как собаки, а я между ними говорю: «Ша, ша!») <...>
<...> Я месяц уже как не работаю, и, что самое интересное, работу не бросил, не уволился. В последний момент, когда уже подал на увольнение, директор завода не пожелал со мной расставаться и предложил дать отпуск за свой счет до 1-го декабря. Это очень хорошо! Во-первых, стаж не прервется, во-вторых, не буду числиться в тунеядцах, в-третьих, к зиме не надо будет нервничать в поисках работы. Вернусь просто на прежнее место. Поработаю опять, потяну лямку год, поднакоплю денег и опять возьму творческий отпуск. Это очень неплохой выход в моем положении. В любом случае, от литературных гонораров я зависеть не буду, а это, конечно, важно. <...>
< ..> Спасибо, что врезали. Уже утерся. В сентябре пришлю Вам НФ рассказ, он будет повеселее.
Я, в общем, как герой Высоцкого: «Поверьте мне, не я разбил витрину, а подлое мое второе Я». Мое настоящее Я — юмор, поворот сюжета, воля и хулиганство. Оно любит мир, людей, весну, лето, осень, женщин, детей, бабочек, хорошую литературу и вообще все на свете, кроме Б. и плохой литературы. А подлое мое второе Я норовит то и дело писать печатабельные рассказы, понимая под этим почему-то плохие рассказы. Вэчная борьба противоположностей.
Вывод: поимейте жалость к подзащитному, Борис Натанович! Он еще нахулиганит, а сейчас он давит в себе второе Я. <...>
<...> В сентябре обещанного рассказа не будет, потому что я с головой сейчас ушел в повесть. По существу, она уже на три четверти написана в разные годы, и не знаю, как в остальном, но хулиганской она будет на все сто %. Уже можете судить, ибо там будут те куски о кентавре, русалке и драконах, которые я читал в марте прошлого года на семинаре. Тогда я не знал, что делать с этими кусками, и слушал всякие о них мнения, и, конечно же, запали в душу Ваши слова — Б. сказал, что эти куски, по его мнению, черный юмор и непечатны, а Вы ответили, что «если бы эти куски написаны были, предположим, Вами, то в общем тексте они были бы обязательно печатны». В общем, сейчас я этим и занят: делаю повесть — хулиганскую, печатную, фантастическую — и всеми силами пытаюсь забыть и не подражать «Обитаемому острову» — дело ведь происходит на чужой планете, с цивилизацией местной нелады, а земляне при сем присутствуют. Подробней о повести пока ничего не могу сказать — краткий пересказ будет скучен и неясен. Тут надо или все прочитать сразу, или ничего. До ноября я ее закончу (должен), и если получится так, как хочу, то буду очень доволен своим творческим отпуском с июля по ноябрь.
Потом пойду работать, поработаю год, поднакоплю червонцев и опять на полгода засяду за письменный стол. <...>
<...> Вот он —я! Жив курилка.
Творческий отпуск закончен, повесть написана, опять хожу на родной завод во славу добывания хлеба насущного.
Итак, повесть. Без нудных предисловий и разъяснений: она перед Вами; прочитайте, пожалуйста, и отпишите, пожалуйста,— получилась повесть или не получилась. Если получилась — буду рад, если не получилась — наоборот.
Плохо, если это ни то, ни се. А я, как всегда, когда работа закончена, в полном недоумении. То ли где-то недотянул, то ли что-то недописал...
Ваш суд — самый авторитетный суд в мире! Не пожалейте подробного письма, Борис Натанович! Бейте, если надо, больно, только не по голове... а розгами по мягкому месту —голова поймет! <...>
<...> Все, поездки мои закончились, сейчас я Вам напишу много разного.
О моей повести, чтобы с этим закончить. Она мне и до вашего письма стала не нравиться, а после совсем разонравилась. Это не то. Возможно, кому-нибудь это и придется по вкусу — возможно, ее напечатает «Химия и жизнь» —предварительные переговоры как будто начались; но эта повесть настолько НЕ ТО для меня, что я попытаюсь ее скорее забыть. Вышло то, что называется «писать на заказ». Я к такому повороту совсем не готов. Когда я начинаю писать «во что бы то ни стало», печатабельно, «фантастично», выходит результат —ни то, ни се. Что ж, всякий опыт полезен, и отрицательный. Теперь хоть знаю, что значит идти в профессионалы. Пока буду суетиться, писать во что бы то ни стало — толку не будет. А стать плохим членом СП и кропать всю эту творческую кропанипу, свалиться до Б.—«я лучше в баре б... буду подавать ананасную воду».
БН, в связи с вышеизложенным, Ваше задание на серию неожиданных рассказов вроде «Чьей планеты» для меня почти невыполнимо. Как только я скажу себе: «А теперь задача: десяток рассказов про роботов, экологию, контакты и пр.» —произойдет номер а-ля повесть. Выйдут не рассказы, а замученные хохмы. Вот Миша Ковальчук ожидает сейчас от меня рассказ для сборника «Знание» на 79 г. Про роботов. «Химия» ожидает какой-нибудь НФ рассказ.
А я не пишу!
А я сейчас пишу рассказ про живой стул, который бегает по городу и колотит обывателей.
А кому этот рассказ нужен? Никому.
<...>
Мои новости за прошедшую осень:
1. Есть в Одессе издательство «Маяк». Прочитал мои рассказы один литкритик и стал меня туда толкать. Вот тебе, мол, реком. письмо, иди! Пошел. Понадеялся. Через три месяца рассказы завернули. Формулировка: «идейная ненаправленность, художественная невыдержанность» — что-то вроде.
2. Есть в Одессе семинар молодых при СП. Все почему-то поэты. Стали меня туда тянуть добрые люди. Иди, мол, покажись, не убудет. Пришел. Стали меня обсуждать. Честное слово, таких идиотов не встречал! Их похвалы — как ругань, а ругань — как похвала. Постановили: Штерн прирожденный юморист, и ему следует писать короткие юморески в духе 16 стр. Л Г, а то он что-то пишет такое длинное и непонятное, и почему-то с фантастическим уклоном. И часто употребляет такие грубые слова как «черт, галиматья, ягодицы и пр.», а это нелитературно. И вообще-то пишет грамотно, по ничего нельзя понять, очень уж много наверчено. Ему (мне) следует читать Остапа Вишню, потому что это украинский классик юморист, а ведь живем где? На Украйне. И еще недостаток: мелкая тематика произведений. Выбор темы большое дело... почему бы не выбрать серьезную сатирическую тему... вон, что в мире происходит, Ближний Восток в огне! «Взял бы, да написал политический гротеск на Садата». (?!)
Борис Натанович, так и было, поверьте: и Вишня, и Садат, и все прочее. Маразм. Поголовный. Понятное дело, и у Вас на семинаре есть свои ..., и на московском, которым Евгений Львович командовал, были головотяпы... бывает; но ведь тут поголовно! Вот, собаки!
А вообще настроение бодрое, хотя ничего и не выходит. Что-то во мне все же колобродит, должен все же я какую-нибудь жар-птицу за хвост поймать. Перечитываю сейчас своего однофамильца Лоуренса Стерна (по-английски он таки «Штерн»). Мудрый и смешливый человек был. Какая вещь «Тристрам Шенди»! А судьба какая... двадцать или больше лет сидел в какой-то английской глуши и писал. Мудрый человек.
<...>
Нет, нет... надо пооглядеться, подумать, поплевать в потолок и бросить писать печатабельные «Чьи планеты» и непечатабельные «Рыбы любви». Что-то совсем другое нужно —в фантастике ли, не в фантастике...
И вообще, пора перестать быть «подающим надежды». <...>
<...> Предложение Жанны Александровны (а я ведь знаком с ней по своему семинару, когда она очень хорошо приняла мои рассказы и раздолбала по ходу кого-то из оппозиции) о том, чтобы сделать планету Землей, а майора жителем другой планеты — с удовольствием принимаю. Дело в том, что в самом первом черновике все так и было построено, но затем я решил, что все получается чересчур «актуально», и сделал майора человеком-землянином. А сейчас с удовольствием переверну наоборот. <...>
<...> Уезжаю в командировку в город Тарутино в сторону Молдавской ССР. Там живут молдаване и гагаузы. Разводят баранов на дубленки. Дикий народ, говорят. В Тарутино также был Пушкин. Зачем? Бог ведает. А Заикин Боря просит достать ему пять или шесть моделей самолета И-16. А также любое холодное или огнестрельное оружие 19 века. Он собирает самолеты и оружие. А я еду в г. Тарутино красиво разрисовывать тамошние магазины. А Слава Рыбаков хочет слетать в Москву на какой-то китайский симпозиум. А Миша Ковальчук, наоборот, мечтает покататься на лыжах. Зинчуку наконец-то понравился Лев Толстой, зато Феликс чувствует, что вырос из жанра короткого рассказа. Кто из нас прав?
Нет ответа. <...>
<...> Из города Тарутино я вернулся. Вот дырища! Какая-то жуть, право слово. Большая лужа, в луже спят гуси. Кое-где торчат двухэтажные дома. Вечером народ прячется по домам, потому что темно. Днем светло, но тоже никого не видно — странно, в городе ни одного завода нет, только хлебозавод — что население днем делает?