— Нет, держите меня! — шепнул Мишка. — Утреннего сбора ему мало!
Мы наблюдали за грибником-фанатиком, размышляя о причинах такого прилежания, как выразился бы наш классный руководитель. К нашему огорчению, Толстая торпеда, не проявив надлежащего интереса к хозяйскому почину, принялась обнюхивать окрестности и обнаружила наше укрытие. Она тут же залилась лаем, и, не будь Мишка наготове — он успел выгрести из кармана завалявшиеся карамельки, — мы были бы разоблачены. А так нам удалось с помощью конфеток отвлечь внимание пса, и тут я снова убедился, что Крошка — продажная душа и за жалкое угощение готова забыть о главнейших обязанностях всякого приличного пса.
Мишка дал мне понять, что конфет у него больше нету, и, пока Толстая торпеда дробила зубами розовые леденцы с малиновым ароматом, мы перебежали на противоположную сторону лощины. Буквально через несколько минут Тондина сумка наполнилась грибами. Окликнув собаку, он двинулся в обратный путь, мимо скалы и лесной сторожки. У деревянного склада кормов для серн и зайцев Тонда остановился, сунул руку в карман и, к нашему изумлению, открыл висячий замок. Через распахнутые двери даже на расстоянии нескольких метров на нас пахнуло запахом сушеных грибов, а затем мы увидели, как на ровном слое сена белеют расстеленные листы бумаги.
— Нет, он спятил, — прошептал Мишка, — никогда бы не подумал, что Тонда такой фанат.
В сложившейся ситуации просто невозможно было не сыграть с толстяком какую-нибудь шутку. Встав с обеих сторон сторожки, мы по условленному знаку подскочили к двери, прижали ее, а в петли замка воткнули сучок. Крошка при этом едва не лишилась носа, потому что даже при своих слабых умственных способностях отреагировала на шум и сделала попытку выскользнуть из сторожки.
— Гав-гав-гав — донеслось с сеновала, а Толстый волк принялся так сильно трясти дверь, что вся сторожка задрожала. Мы дали ему побушевать, сохранив на некоторое время инкогнито. Но по крикам, доносившимся из сторожки, поняли, что Тонда обвиняет в случившемся не нас, а «фиалок» — Карела Врзала и Ярду Шимека.
— Вот погодите, попадетесь к нашим в руки! — угрожал он с такой яростью, что ему изменял голос. — Тогда не то что фиолетовыми — синими сделаетесь, мерзавцы!
Мишка, зажав нос пальцами, проговорил приглушенным голосом:
— Не очень-то хвастай, поросенок! Если хочешь уйти отсюда подобру-поздорову, собери все грибы и поставь у двери.
— И не подумаю! — возмутился Тонда, а вместе с ним и его псина.
— Дело твое, — промычал Мишка. — Но запомни: не соберешь — не выпустим.
Несколько минут было тихо — очевидно, Толстый волк вел жестокую борьбу с самим собой, решая судьбу своего тайного клада.
— Ну, так и быть, — вскоре послышалось изнутри, и в сторожке зашуршала бумага, на которой сушились грибы. — Я отдам, но когда-нибудь вы за это поплатитесь, злодеи!
В его голосе звучало такое отчаяние, что нам разонравилось шутить, но Мишка решил доиграть комедию до конца.
— Я приоткрою дверь, а ты выставь сумку, — приказал он Тонде. — Все собрал?
— Все, — буркнул несчастный Толстый волк и провел рукой по дощатой стене.
Мишка осторожно вынул сук из петель и приоткрыл дверь на ширину ступни.
— Мало, — заметил Тонда. — Сумка в такую щелку не пролезет.
— Вот это усердие! — сказал Миша и вынул ногу, которую держал между стеной и дверью.
И тут Тонда навалился на дверь всей своей тяжестью, створка двери сорвалась с петель и остановилась, со всего маху ударившись об наши головы. Из глаз у нас посыпались искры, мы ткнулись носом в землю, а мимо протопал Тонда, и из-за скалы донеслось гавканье Крошки.
— У меня на лбу шишка, — захныкал Мишка и кончиками пальцев ощупал лоб.
Я повторил его жест и нашел, что у меня или голова крепче, чем у Мишки, или удар пришелся по мне с меньшей силой, чем по нему.
Дикий волк протянул мне раскрытый перочинный нож и подставил голову.
— Ну-ка, приложи! — с душераздирающим воплем приказал он. — Чтоб в замке не вздумали насмешничать!
— Круто он обошелся с нами! — заметил я, прикладывая холодную сталь лезвия к его лбу.
— А-у-у! — взвыл Мишка, и на этом наша забава окончилась.
10. Каждое злодейство должно быть раскрыто
Ротмистра Еничека мы никак не ждали. Он появился раньше, чем взволнованный Тонда успел изобразить нам кошмарное происшествие в лесной сторожке, которое — в его изложении — напоминало сцену ограбления почтовой кареты профессиональными бандитами. Дружески улыбаясь, милиционер вошел к нам в гостиную и пожелал приятного аппетита. После того как Ивана дважды пригласила его поесть с нами, он сел за стол. Наша хозяюшка проворно положила ему на тарелку картошки, колбасы с яйцами, пододвинула вазочку с красной свеклой, и ротмистру пришлось ослабить ремень. Наверное, идя сюда, он здорово проголодался, потому что работал вилкой с таким же усердием, как и Тонда. И вдруг перестал есть, подцепил ломтик свеклы и покрутил ее перед глазами.
— Странно, — медленно произнес он, — цветом она напоминает мне двух мальчиков из Градиште. Те вернулись в воскресенье домой такие же вот, как эта свекла.
Станда, отведя глаза от тарелки, бросил на нас предостерегающий взгляд. «Ай-яй-яй, — подумал я. — милиция расследует причины внезапного преображения Ярды Шимека и Карела Врзала».
— Просто не знаю, чего только не творят нынешние дети! — сказал милиционер, обращаясь к Иване. — Возвращаются в один прекрасный день домой раскрашенные с ног до головы и всё сваливают на сточные воды красильной фабрики.
Ивана молча кивнула и украдкой взглянула на Станду. Тот, сосредоточенно жуя картошку, приготовленную по-французски, несколько невнятно произнес:
— С ними проблем много, товарищ ротмистр, я бы мог вам тоже такого порассказать…
— Вы серьезно? — изумился Еничек. — Вам тоже что-нибудь известно об этой парочке?
Станда непонимающе наморщил лоб.
— О ком? О какой парочке? Вы имеете в виду наших?
Милиционер прикинулся удивленным.
— Ваших? Да вроде нет. В данном случае я никого из вас не имею в виду, так ведь, Лойза?
Он глядел мне прямо в глаза, и я почувствовал, что меня со всех сторон обдает невыносимым жаром.
— Лойза, у тебя картошка падает, — заметила Ивана, давая мне повод опустить голову и отвести взгляд.
— Представьте, каковы фантазеры! — не унимался ротмистр. — Выдумать, будто в реку около красильни свалились!
— Несчастный случай, — заметил Станда. — Случиться всякое может.
— Может, и всякое, — кивнул милиционер, — но только в этом городе уже восемь лет никакой красильни нет, ее давно под фруктовый склад переоборудовали. — Он наклонился к Мишке: — Ты слышал о красильне в нашей округе?
Мишка сохранял поразительное спокойствие. Заглотав ужин, он вытер рукой рот и дерзко бросил:
— А может, красильня здесь, в замке, просто вы ее еще не нашли.
Милиционер покраснел, лицо его на мгновение окаменело. Станда поспешил вмешаться:
— Не болтай глупостей, Миша. Наверно, дело серьезное. — Станда повернулся к ротмистру. — А вы не могли бы рассказать нам об этом поподробнее, ведь пока вы больше сами слушаете, чем нам рассказываете.
— Серьезно? Вот уж никак не предполагал, — удивлялся ротмистр Еничек. — Мне только любопытно знать, что это за краска такая, после чего они стали такие ярко… ярко… ну… — повернулся он к Тонде.
— …фиолетовые, — сказал Толстый волк.
— Да? — удивился милиционер. — А откуда ты знаешь, что они стали фиолетовые? Ни о чем таком речь не заходила.
— Так я их в воскресенье собственными глазами в Градиште видел, — спокойно пояснил Тонда и так же бесстрастно и естественно добавил: — Два с лишним часа в пруду отмывались, но все напрасно. Краска для печатей даже скипидарным мылом не смывается.
Лицо ротмистра вдруг просияло:
— Ты сказал — краска для печатей, а?
— Вот балбес! — вырвалось у Иваны, а Станда под столом пнул Толстого волка по ноге. И, вручая нашу судьбу ротмистру, развел руками.
— Все-таки прищучили вы нас! — с грустью признал Станда и закурил сигарету, хотя обычно в зале никогда из принципа не курил.
Ротмистр Еничек серьезно кивнул и назидательно поднял вверх палец:
— Всякое злодейство должно быть раскрыто, вы не думайте.
— Не надо считать это злодейством, — возразила Ивана. — Они затеяли шалость, а мы отплатили им тем же манером.
— Знаю, — сказал милиционер, — беру свои слова обратно, я не хотел вас обидеть. Мы взяли мальчишек в оборот, и они вскоре признались во всем, чего я даже не подозревал. — Он ткнул пальцем в Дикого волка. — Как я вижу, лесные муравьи тебя не совсем сожрали, кое-что осталось?
Мишка покраснел и надулся.
— П-хе, я выдерживал кое-что и похлеще. Через два дня ноги опали, а вот они недели две фиолетовыми походят!
Ротмистр рассмеялся от всей души:
— У меня проблемы именно с их родичами. Вы раскрасили мальчишкам штаны и рубашки, да так, что ни одна химчистка не отчистит. Папаши требуют возместить убытки.
— Справедливо, — не раздумывая, согласился Станда. — Шутка этого стоила. Мы тут, по крайней мере, на сто пятьдесят шортов заработали.
Ивана начала убирать со стола, и в комнате снова воцарилось хорошее настроение. Тонде захотелось во что бы то ни стало рассказать ротмистру и об утреннем происшествии у лесной сторожки и тем дорисовать характер беспутных градиштьских «фиалок», но мне все-таки удалось отговорить его: что хорошего, если он учинит нам еще один допрос.
— У меня к вам одно дельце, друзья, — снова заговорил ротмистр. — Собственно, оно меня сюда и привело.
Станда умолчал о нашей забаве с Толстым волком, только рукой махнул, а Алена быстро шепнула мне:
— Наверное, опять какую-нибудь ловушку расставит, вот увидишь!
Но ловушек милиционер больше не расставлял. Ротмистр Еничек рассказал, что в районе объявилась шайка грабителей — они крадут картины в часовнях, костелах и картинных галереях.