– Ах вы, невежи! – воскликнула она. – Могли бы помочь мне слезть. А теперь я вляпалась.
– Не переживай, – сказал я. – Мы всего лишь Постигающие.
Все дружно выдохнули. Парень в костюме отвесил нам поклон. Он был до смешного длинным и тощим, а физиономия у него оказалась какая-то скособоченная.
– Прендергаст, – представился он. – Временно исполняющий обязанности младшего помощника дворецкого. Имя тоже временное, – добавил он и скособочил физиономию на другую сторону. – Мой сценический псевдоним Борис Вестов. Слыхали небось? Нет, – грустно ответил он сам себе, увидев, что на физиономии Кристофера отразилось недоумение (то же самое, что и у меня в голове).
– Мы тут все актеры, лапочки, – пояснила еще одна хорошенькая горничная.
– Что? Почему? – изумился Кристофер. – В смысле…
– Да потому, что мистер Амос – человек сугубо практичный, – ответила барышня, стоявшая на столе.
Она опустилась на колени и улыбнулась Кристоферу. Волосы у нее были белокурые, а вот так, вблизи, она выглядела и вовсе ошеломительно. Во всяком случае, вид у Кристофера был ошеломленный, у Эндрю и всех прочих – тоже. Я потом выяснил, что зовут барышню Фэй Марли и она – восходящая звезда. Кстати, еще я вспомнил, что как-то, когда был в гостях у друга, видел ее по телевизору.
Я толкнул Кристофера в бок.
– Не врет, – сказал я. – Она в прошлом сезоне играла в «Шоке».
– И что с того? – не понял Кристофер. – Как из этого вытекает, что мистер Амос – практичный человек?
Фэй Марли слезла со стола и принялась объяснять. Вернее, объяснять принялись все хором. Очень они были дружелюбные ребята, эти актеры. Они хохотали, шутили, обзывали нас лапочками – и объяснения были в самом разгаре, когда нормальные горничные принесли обед. Нормальные горничные просто исходили на «хи-хи» и «ха-ха» и все время нашептывали то мне, то Кристоферу:
– Вон она играет молодую медсестру в «Шоке»!
– А он выпрыгивает в окно в рекламе шоколада!
И еще:
– Он – пропавший без вести эльф в «Чик-Чаке»!
Мистеру Прендергасту/Вестову пришлось чуть не силой выпихивать их за дверь.
В конце концов выяснилось, что практичный мистер Амос давно уже подписал с Союзом актеров договор о том, что, если в Столлери случится срочная нехватка горничных или лакеев, он имеет право нанимать любых актеров, которые на тот момент окажутся без работы.
– А без работы актеры сидят довольно часто, – пояснил сногсшибательной красоты лакей.
– Правда, Союз поставил одно жесткое условие, – сказала темноволосая горничная, тоже неописуемой красоты. – Если во время пребывания здесь кто-то из нас получает какое-то предложение от театра или кинокомпании, его обязаны сразу же отпустить.
– И питаться мы должны все вместе, – добавила симпатичнейшая подавальщица. – Кроме того, наш рабочий день ограничен. У вас, лапочки, он гораздо длиннее!
– А с чего это, – сказал Кристофер, – вы решили, что вообще годитесь для здешней работы?
Они расхохотались.
– Да среди нас тут нет ни единого, – ответил мистер Прендергаст, – кому по ходу своей карьеры не приходилось выходить на сцену со словами: «Кушать подано, госпожа», или таскать поднос с подкрашенной водичкой, разлитой по бокалам. Уж эти-то роли мы знаем назубок.
– А еще у нас есть пара дней на репетиции, – добавил еще один красавец-лакей. Его звали Франсис, был он, как Фэй, светловолос. – Я слышал, что гости приедут только после того, как дамы вернутся из Лудвича.
Они рассказали, что прибыли нынче утром на автобусе, все вместе.
– Вместе с этой очаровательной чертовкой, которая разбирает книги в библиотеке, – добавила смазливая горничная. – Я бы зуба не пожалела за такой цвет лица!
Эту часть рассказа мы выслушали дважды. А все потому, что по ходу обеда произошло как минимум две перемены. И каждый раз разговор вроде как встряхивался и откатывался немного назад. Кристофер, похоже, чувствовал себя виноватым. Каждый раз он смотрел на меня и закатывал глаза, в надежде, что я не проболтаюсь. К концу обеда он совсем притих и вид у него был встревоженный.
А потом прозвонил колокольчик. Нам с Кристофером нужно было возвращаться к работе – а кроме нас, Эндрю, Грегору и еще парочке лакеев-актеров. Мистер Амос дожидался на верхней площадке лестницы – тушил, как обычно, свою сигару. Я был твердо уверен: он знает, что мы побывали в его тайном погребе. Я едва не бросился наутек. Кристофер побелел. Однако мистер Амос хотел поговорить с новыми лакеями. А нас отправил в столовую.
Не знаю, что там мистер Амос наговорил актерам, но они явно разнервничались. Работники из них были никакие. Они постоянно путались друг у друга под ногами. Франсис разбил две тарелки, а Манфред грохнулся на пол, споткнувшись о стул. Эндрю и Грегор обдавали их презрением. А когда в залу вошли графиня, леди Фелиция и граф Роберт, их встретил продолжительный звон ножей, падающих из ящика, который Франсис выдвинул слишком далеко. Графиня остановилась и вытаращила глаза. Она была разряжена в пух и прах перед предстоящей поездкой в Лудвич.
– Прошу прощения, миледи, – сказал мистер Амос. – Новая прислуга, сами понимаете.
– А, вот оно в чем дело! – откликнулся граф Роберт. – А я было подумал, что война.
Графиня бросила на него испепеляющий взгляд и поплыла к своему стулу, а Франсис покраснел так, как, по-моему, люди вообще не краснеют, и, ползая на коленях, принялся убирать ножи с ее пути. Мистер Амос кивком приказал нам с Кристофером ему помочь. Я ползал по полу на коленях, а Манфред как раз облил добрую половину ножей супом, когда где-то вдалеке раздался величественный перезвон – можно подумать, что в соборе звонили к похоронам.
– Звонят у парадной двери, – возвестил мистер Амос. – Прошу прощения, миледи, миледи, милорд. Мистер Прендергаст пока еще недостаточно опытен. – Он ухватил Эндрю за рукав и прошипел ему в ухо: – Поставь этих двух идиотов к стенке до моего возвращения.
После этого он буквально выкатился за дверь.
Грегор дал мне чувствительного пинка – чего еще от него ждать, – чтобы я вместо Манфреда подал суп. Я поставил перед каждым по тарелке, графиня понесла ложку к губам и, не донеся, заговорила:
– Фелиция, милочка, по дороге в Лудвич у нас с тобой будет чрезвычайно серьезный разговор по поводу мистера Сейли…
И тут мистер Амос влетел обратно. Вид у него был степенный и все же самую малость встрепанный. Дворецкий беззвучно, как и положено, затворил дверь, и я услышал снаружи голос мистера Прендергаста:
– Говорю же, я вполне в состоянии сам открыть дверь, тюфяк грушевидный!
Мистер Амос подошел к графу Роберту и склонился в поклоне.
– Милорд, – сказал он, – в прихожей ждет Королевский Курьер, он желает говорить с вами!
Графиня вздернула голову. Ложка со звоном упала обратно в суп.
– Что-что? Желает говорить с Робертом? Какой вздор! – Она вскочила. Поднялся и граф Роберт. – Сядь, – бросила она ему. – Это какое-то недоразумение. Тут распоряжаюсь я. И я сама переговорю с курьером.
Она отпихнула графа Роберта в сторону и зашагала к дверям. Манфред попытался загладить свою вину и бросился распахнуть перед нею двери, но поскользнулся на пролитом супе и с глухим стуком плюхнулся на пол. Вместо него двери открыл Кристофер, и графиня выплыла из залы.
Граф Роберт передернул плечами и, пока Франсис и Кристофер поднимали Манфреда, невозмутимо обошел их копошение и приблизился к леди Фелиции. Она сидела, повесив голову, и вид у нее был совершенно несчастный. Я почти ничего не расслышал из того, что он ей сказал, но когда Грегор пихнул меня на пол, чтобы я вытер суп, граф как раз говорил:
– Держись. Помни, она не может заставить тебя выйти замуж. В крайнем случае просто скажешь «нет» у алтаря.
Леди Фелиция бросила на него угрюмый взгляд.
– Не поручусь, – буркнула она. – Сам знаешь – мама умеет добиться своего.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещал граф Роберт.
Тут вернулась графиня, злая как я не знаю что.
– Да уж! – произнесла она. – Какое беспардонство! Я выставила его за дверь.
– А что он хотел, миледи? – поинтересовался мистер Амос.
– В наши края приезжает Королевский Уполномоченный, – поведала графиня. – И они, вообразите себе, хотят, чтобы я приняла его в Столлери! Я сказала этому человеку, что об этом и речи быть не может; с тем его и отослала.
По грушевидной физиономии мистера Амоса разлилась легкая бледность.
– Но, миледи, – сказал он, – скорее всего, просьба исходила от самого короля.
– Знаю, – ответила графиня; Эндрю как раз отодвинул для нее стул, и она села. – Но король не имеет никакого права вмешиваться в мои планы.
Мистер Амос громко сглотнул.
– Я прошу прощения, миледи, – проговорил он, – но в обязанности любого пэра страны входит по первому требованию оказывать гостеприимство посланцам короля. Не следует огорчать его величество.
– Амос, – сказала графиня, – этот тип надумал устроиться здесь, в моем поместье, аккурат в то самое время, когда у меня будет полон дом самых высокопоставленных гостей. Приезжает леди Мэри, невеста графа, со всей своей семьей, приезжают все те, кого я считаю достойными с ней познакомиться. Все гостевые комнаты заняты до последней. Лакеи и горничные гостей займут оба верхних этажа. А с этим посланником приедут десять человек прислуги и еще двадцать охранников. И куда, скажите на милость, я их всех поселю? В конюшню? Ну уж нет. Я сказала им – пусть снимут гостиничный номер в Столчестере.
– Миледи, мне это представляется в высшей степени неблагоразумным, – изрек мистер Амос.
Графиня ледяным взглядом уставилась в тарелку с супом, а потом – на котлеты, которые Эндрю как раз доставал из подъемника.
– Не буду я это есть, – заявила она. Швырнула на стол тарелку и встала снова. – Идем, Фелиция, – приказала она. – Мы отправляемся в Лудвич немедленно. Я не намерена оставаться в доме, где мой авторитет ежеминутно ставят под сомнение. Амос, прикажите подать машины к дверям через пять минут.