С началом его речи в зале установилась тишина. Партию не переспоришь. Хорошо, если миром разойдемся, а то еще нас, ментов, обвинит во введении талонной системы.
– В воскресенье, – распаляясь с каждым словом, продолжил партийный босс, – в нашем городе лидерами преступного мира был объявлен траур по умершему вору в законе Лучику. Все рестораны и кафе в центральной части областного центра были закрыты, их директора и владельцы не рискнули нарушить запрет, наложенный бандитами. Так кто у нас в городе реальная сила: вы или лидеры преступного мира? Что стоят ваши проценты перед словом какого-то Почемучки? Что, не ожидали, что в горкоме знают бандитов по именам? Теперь, как нам посоветовал товарищ Бондаренко, перейдем от малого к большему. Как у нас в городе обстоят дела с молодежью? Провально, другими словами не скажешь. То тут, то там, словно грибы после дождя, появляются неформальные объединения: панков, металлистов, рокеров и еще черт знает кого. Но это-то половина дела, даже не половина, а так – верхушка айсберга, видимая невооруженным глазом. А в подводной части айсберга растет количество молодежных преступных группировок. Наш горком завален жалобами на бездействие милиции, на то, что подростку из одного района невозможно пройти в другой район города. Вы куда смотрите, товарищи? Это же ваш фронт работы, а не горкома. Или вы решили все пустить на самотек и пойти по казанскому сценарию? Если кто не в курсе, я поясню: в Казани молодежные преступные группировки поделили город между собой, и теперь фактическая власть в городе принадлежит главарям молодежных банд, а не милиции или райисполкомам. Мы к этому идем?
Он бушевал еще минут двадцать, потом успокоился и занял свое место в президиуме. Большаков, не рискуя принять на себя решение о проведении общего собрания, предложил голосовать. В зале, в пику официальной власти, все подняли руки «против». Представитель горкома что-то злобно высказал начальнику УВД и покинул совещание.
Пока в зале шумели и обменивались мнениями, к трибуне, никем не приглашенный, поднялся Малышев.
– Товарищи, – жестко начал он, – вместо навязываемого нам словоблудия я предлагаю вернуться к делам. Мое предложение: вопрос с введением талонной системы обсудить в коллективах и на общее собрание не выносить. Это раз. А теперь – два: нам надо перейти на усиленный вариант несения службы и быть готовым к любым провокациям.
– Вот это дельное предложение! – похвалил моего начальника замполит управления. – Кто у нас отвечает за расстановку личного состава по усиленному варианту?
Как только началось обсуждение служебных вопросов, в зале вновь установилась тишина и стало скучно. Рутина – она и есть рутина, каждый раз одно и то же.
Посовещавшись об усилении охраны общественного порядка, мы разошлись по кабинетам. По дороге на свой этаж Клементьев спросил меня:
– Ты чего такой мрачный? Расстроился, что талоны только в своем районе отоваривать можно?
– Меня другой вопрос мучает: пельмени будут по талонам или нет? Пельмени – это же не колбаса и не мясо в чистом виде, это комбинированный продукт.
– Как будет с пельменями, мне шепнул один осведомленный человек, – заговорщицки сказал Геннадий Александрович. – С сегодняшнего дня их станут продавать раздельно: фарш по талонам, а тесто – сам сделаешь.
– Понятно. Накрылись мои пельмешки, придется одной яичницей питаться.
Вечером нам объявили, что в пятницу на главной площади города состоится разрешенный властями митинг.
– В двенадцать часов все в гражданской одежде должны быть на площади! – объявил Малышев. – Оружие и спецсредства не получать. Если начнутся массовые беспорядки, действовать будем по обстановке.
Митинг прошел мирно, без эксцессов, и посвящен он был вовсе не введению талонной системы, а охране памятников старины. Городским властям удалось ловко сбить народ с толку, хотя о талонах на митинге тоже говорили.
– Товарищи, – начал митинг какой-то активист общества защиты памятников старины, – в нашем городе хотят расселить дом номер шесть по улице Халтурина. Этот дом, товарищи, построен еще в XIX веке, и он является объектом культурного наследия. Наш долг отстоять памятник старины! Не дадим покуситься на святое!
В толпе перед трибуной загудели:
– Какие еще памятники старины? Жрать нечего, а он о культурном наследии беспокоится!
– Товарищи, давайте послушаем Клавдию Мефодиевну! – прокричал в мегафон ведущий митинга. – Она с рождения живет в этом доме, и ей есть что сказать!
На трибуну решительно поднялась старушка в платочке. Она постучала пальцем по микрофону, проверила, как работает звукоусиливающая аппаратура.
– Товарищи! – звонким, совсем не старушечьим голосом выкрикнула она. – Я живу в этом бревенчатом доме с самого рождения и хочу вам сказать: снесите его на хрен! Мне семьдесят лет, и мне надоело зимой по морозу в нужник бегать! Снесите эту хибару и дайте нам нормальные человеческие квартиры!
– Молодец, Клава! – закричали из толпы. – Выдай им, сволочам, по первое число! Придумали, гады, какие-то памятники старины, а народу талоны всучили!
На трибуне наступило замешательство. Организаторы митинга не ожидали, что старушка начнет нести отсебятину. У Клавдии Мефодиевны отобрали микрофон и выпроводили ее с трибуны.
– Товарищи, – вновь обратился к собравшимся организатор митинга, – это частное мнение неграмотной гражданки, но мы-то с вами знаем, что не в уличном туалете дело…
– В заднице твоей дело! – перебили оратора мужики. – Папаша твой мало тебе, бестолочи, ремня давал, вот ты и вырос таким тупым!
Два молодых человека, не обращая внимания на охранявших трибуну милиционеров, прикрепили к ней большой портрет Горбачева.
– Это тебе, Миша, от рабочих завода «Сибстроймаш»!
Парни наклеили на лоб Генерального секретаря талоны на дефицитные товары и скрылись в толпе.
– Кучеряво живут на «Сибстроймаше»! – загалдели митингующие. – Или им по другой сетке талоны выдают?
– Туфта это! – закричали от трибуны. – Талоны эти ненастоящие, от руки нарисованные!
С самого начала митинга я ходил по толпе и здоровался со знакомыми. К концу мероприятия я убедился, что не менее половины собравшихся были сотрудниками милиции, согнанными на площадь со всего города.
«Если сейчас в сторонку отойдут все менты и все кагэбэшники в гражданской одежде, то у трибуны останется человек двадцать, не больше, – подумал я. – Жалкая кучка горлопанов. Они без поддержки масс сами через пять минут разойдутся».
– Андрей, – выцепил меня в толпе Сергиец, – как дела? Убийство Шахини закрыли?
– Списали в архив, как пишут газетчики.
– А что с адвокатом?
– Малышев ездил к прокурору города, тот его послал куда подальше. Не будет Воловский адвоката в розыск объявлять. Не за что.
– А разве нельзя его объявить в розыск как без вести пропавшего?
– Слава, кому надо, тот пускай его в розыск и объявляет. У тебя-то как дела?
– Неважно. Влетел по пьяному делу, выговор схлопотал. Начальник райотдела предупредил, что еще один залет, и он меня попрет из уголовного розыска. Если что, у тебя местечко найдется?
– Посмотрим, – уклончиво ответил я.
В субботу мы гуляли с Лизой по городу. Погода стояла, как по заказу: солнечная и безветренная. С наступлением первых теплых дней природа, уставшая от затянувшейся зимы, пробудилась. В одночасье зазеленело и расцвело все вокруг. Цветы, нарушая порядок очередности, раскрылись все разом, и городские клумбы и газоны запестрели яркими красками.
– Пошли в горсад, – предложила Лиза, – посмотрим, может, колесо обозрения заработало.
– В кафе не пойдем? – уточнил я.
– Я не хочу ни в кафе, ни к тебе домой. Давай просто погуляем. Зачем обязательно куда-то идти, если на улице стоит такая прекрасная погода?
Я не стал возражать. Прогулка так прогулка. Главное, что она перестала стесняться держать меня под руку и дергаться при виде знакомых.
– Ты знаешь, что я собиралась замуж? – спросила Лиза. – Я даже свадебное платье в ателье сшила, а потом передумала.
– Правильно сделала. Твой жених был никчемным человечишкой, нормального мужа из него бы не получилось.
– Зачем ты так говоришь о человеке, которого никогда не видел?
– Лиза, твой жених был настолько туп, что даже не научил тебя целоваться. Ты губы держать не умеешь. Как ты, целуются девочки в пятом классе. К шестому они уже набираются опыта…
– Перестань! – мягко прервала меня Лиза. – Мой жених был хороший парень, он не преследовал меня, как ты, и не диктовал свою волю по каждому поводу.
– Ну и дурак! Мужчина должен иметь свое мнение.
– Ты даже не хочешь спросить, почему я передумала?
– Ты чувствовала, что встретишь меня.
– А почему ты ничего не чувствовал? – сыронизировала она.
– Я? Да я столько женщин бросил ради встречи с тобой! Ни с одной не мог ужиться, все тебя ждал. – Я привлек Лизу к себе и поцеловал. Она брыкалась, пыталась вырваться, но тщетно – не с ее хрупким телосложением противостоять моему натиску.
– Ты с ума сошел? – прошептала она, освободившись из объятий. – Тут людей полно ходит, а ты ведешь себя как хулиган. Что люди о нас подумают?
– «Как она голову держит, ему же неудобно!» Лиза, пошли в кафе.
– Отстань ты со своим кафе! Тебе рассказать, почему я не пошла замуж? Я поняла, что не люблю этого мужчину, а идти в ЗАГС только для того, чтобы знакомые перестали надоедать с вопросом: «Когда?», я не захотела. Мои родители были в шоке. Им мой жених нравился.
– Твои родители будут в шоке, когда со мной познакомятся. Они еще ничего про меня не знают? Ты подготавливай их морально. Я же не твой бывший жених, как забитая овечка себя вести не буду.
Поздним вечером я проводил Лизу до дому. У своего подъезда она неожиданно прижалась ко мне, чмокнула в губы и прошептала:
– Приезжай скорее, я буду тебя ждать.
Пока я в секундной растерянности соображал, что произошло, Лиза юркнула за дверь и как ветер пронеслась до своей квартиры.