Ужинали я и владелец кафе в отдельном кабинете на втором этаже. Выпили коньячку, закусили, поговорили о городских новостях. Перед подачей горячего Евгений Викторович ненавязчиво поинтересовался:
– Андрей Николаевич, а что у вас с делом адвоката Машковцова? К какому выводу вы пришли?
– Господин Машковцов пребывает в двух ипостасях: с одной стороны, с него до конца не сняты подозрения в соучастии в нападении на квартиру Шахини, с другой стороны – он исчез.
Я внимательно посмотрел на Ковалика. Он перехватил мой взгляд, многозначительно ухмыльнулся.
– Умен ты, батенька! Сразу же обо всем догадался. – Хозяин «Встречи» достал сигареты, откинулся на спинку стула, закурил. – Не буду скрывать, я пригласил тебя поговорить о Машковцове.
– Очень популярная тема в последнее время, – съязвил я.
– Машковцов интересует не только меня. Есть люди, властные и могущественные, которым небезразлична его судьба.
– Вот здесь же, в этом кабинете, я встречался с ворами и с самого начала поставил им условие: или они выкладывают мне всю правду, или беседа не состоится. Намек понятен?
– Спрашивай, буду отвечать.
– Кто истинный инициатор поисков Машковцова?
– Фамилия Полюцкий тебе что-нибудь говорит?
– Александр Федорович Полюцкий, директор завода «Сибстроймаш»? Сильная фигура, ничего не скажешь. Видел я его. Представительный дядя, на актера Ланового чем-то похож.
– Дочь Полюцкого и Машковцов несколько лет были любовниками. Сейчас она теребит папашу, а он дергает за все нити, за которые только может. Ко мне Александр Федорович обратился по-дружески, как к старинному знакомому. Мы с ним когда-то вместе работали в райкоме партии.
– Честно говоря, я не заметил какого-то особого давления на следствие. Уголовное дело по нападению на Шахиню прекращено, о Машковцове в нем ничего такого нет. Тут что-то не то. Я знаю, как директор крупного завода может надавить на следствие и уголовный розыск. Позвонит в обком партии, куратор по правоохранительным органам щелкнет пальцами, и мы все дружно запрыгаем, забегаем и напишем сто томов справок, из которых сам черт ничего не поймет.
– Полюцкий не будет звонить в обком партии. Чем он объяснит свой интерес к какому-то адвокату?
– Дочка его замужем?
– Конечно. Ей лишняя огласка на фиг не нужна.
– Тогда понятненько, – протянул я.
– Это еще не все, Андрей Николаевич. Мы, барды, тоже хотим знать, куда пропал один из нас. Машковцов участвовал во всех бардовских фестивалях последних лет. Он видная фигура в нашем сообществе, один из популярных исполнителей патриотических и религиозных песен.
– С дочкой Полюцкого все в порядке, она жива-здорова, семейных бриллиантов не лишилась?
– Дочь Александра Федоровича в шоке – любимый человек внезапно исчез, да еще при таких странных обстоятельствах.
– Ну что же, поговорим об обстоятельствах. Мне свое мнение рассказать или официальную версию? Официальная версия такова: хрен его знает, куда он делся! В разбойном нападении то ли принимал участие, то ли нет. Если Машковцов появится, то к нему у следствия будет много вопросов, а пока его нет, то и спрашивать некого. Мы хотели объявить Машковцова в розыск, как подозреваемого в нападении на Желомкину, но прокурор города с нами даже разговаривать не стал. Он считает, что нет никаких прямых доказательств, указывающих на соучастие Машковцова в разбое и убийствах.
– Есть такой известный поэт, Виктор Октябрев. Не слышал?
– Поэзия – не моя стезя. Кроме поэтов, которых изучали в школе, больше ни одного не знаю.
– Ты сам себе противоречишь, Андрей Николаевич! – повеселел Ковалик. – Кто меня уверял, что знает наизусть чуть ли не все песни Шандрикова?[8] Кто на Новый год морщился при его упоминании?
– Какой, к черту, Шандриков – поэт? Он – автор слов к своим песням. «И так всю жизнь, с похмелья – как впотьмах!» Конечно же, гениальная строфа, но это не поэзия.
– А что это, проза, что ли? – возмутился Ковалик. – Ты Высоцкого за поэта считаешь? Он ведь по большому счету кроме текстов своих песен больше ничего не написал.
– Согласен. Высоцкий – поэт, Шандриков – поэт, а Октябрев-то кто такой? Что он написал?
– Несколько песен на его стихи исполнял Машковцов.
– Ну и что с того? – пожал я плечами. – Пел Машковцов его баллады, и в чем суть?
– Октябрев – это творческий псевдоним Воловского.
– Какого Воловского? Прокурора города?! Мать его, в каком культурном пространстве я живу! – От избытка чувств я сделал руками несколько бессмысленных пассов перед собой. – Наш прокурор пишет стихи для бардовских песен? Обалдеть! Он же черствый, как сухарь. Какой из него поэт?
– Включим видеомагнитофон, послушаешь одну песню на его стихи.
Довольный произведенным эффектом, Ковалик озорно подмигнул мне: «Вот так-то!», разлил по рюмкам коньяк, предложил выпить.
– «Как причудливо тасуется колода!» – процитировал я булгаковского Воланда. – Прокурор города пишет стихи, адвокат Машковцов поет, потом он исчезает, и наступает бардак. Дочка директора завода лишилась любовника, в семье адвоката исчез кормилец, и никто не хочет его искать… Теперь понятно, почему Виктор Константинович отказался объявлять Машковцова в розыск. Воловский сам свои песни не исполняет? Что-то я не представляю его с гитарой в руках.
– Виктор Константинович начисто лишен вокальных данных. Чувство ритма у него есть, а голосовые связки слабые. Если Воловский запоет, то его никто не услышит.
– Наш прокурор участвовал в ваших фестивалях?
– Воловскому должность не позволяет присутствовать на неформальных мероприятиях. Он поэт-затворник. Тайный поэт. Я надеюсь, тебе не надо разъяснять, что о творчестве Воловского не должен узнать ни один человек на свете? Виктор Константинович очень болезненно воспримет огласку своего хобби.
– Плескать бензин в огонь – развлечение не по мне. У меня с Воловским в последнее время прохладные отношения, так что портить их до конца я не намерен.
– Андрей Николаевич, что за странное упоминание о твоих отношениях с прокурором? Если бы я не был уверен в твоей порядочности, я бы никогда не начал этот разговор.
– Евгений Викторович, я умею хранить чужие тайны. Какие бы у меня ни складывались отношения с Воловским, о его тайной жизни от меня никто не узнает. Будем считать, что ваш приятель поэт Октябрев – это один человек, а надзирающий за мной прокурор – другой.
– Посмотрим видео? – предложил Ковалик.
– Обязательно! Любительское видео – это зеркало нашей жизни.
Ковалик вставил в видеомагнитофон кассету, сел рядом со мной и стал комментировать происходящее.
Вначале оператор видеозаписи снял панораму летнего берега реки, палаточный лагерь, стоянку автотранспорта на поляне. Потом пошли отрывочные съемки участников бардовского фестиваля. Кроме Ковалика и Машковцова, которого я видел на фотографии, ни одного знакомого лица не промелькнуло. Все-таки барды – замкнутый круг, посторонних в свое общество не допускают.
– Фестиваль состоялся в августе прошлого года, – пояснил Евгений Викторович. – Участников и гостей было человек восемьдесят. Гости – все наши друзья, никого лишнего на фестивале не было.
– К чему такая секретность? – спросил я.
– Бардовский фестиваль – это праздник души. На празднике принято выпивать. Представь, какой-нибудь уважаемый человек напьется до бесчувствия, упадет у палатки, а тут посторонние болтуны ходят. Некрасиво получится, слухи разные поползут. А так, когда все свои, напился – и спи, пока не протрезвеешь. Друзья сунут под голову рюкзак, и отдыхай, смотри сладкие сны.
– Откуда на фестивале видеокамера? С первого кадра понятно, что аппаратура классная, не то что у нас в управлении.
– Видеокамеру мы позаимствовали в горкоме комсомола. Всего пленок с записью этого фестиваля три. Все хранятся в надежных руках… Вот это Машковцов.
– Я узнал его. Что за девушка с ним?
– Помолчи минутку, потом объясню.
На экране телевизора, одетый в свитер и джинсы, Машковцов устроился поудобнее с гитарой, перебросился парой фраз с публикой и запел. Ему подпевала миловидная девушка лет двадцати или чуть больше. Одета она была в легкий свитерок и потертые джинсы, на голове, наподобие венка, была закручена толстая коса.
– Блеклая у него подружка, – сказал я, когда Машковцов на экране уступил место другому исполнителю. – Кто такая?
– Представь, ты сел исполнять свою песню. К тебе подсаживается девушка и начинает подпевать. Душа твоя мироточит. Поверь, это сладостное чувство, когда кто-то знает твои песни. Это признание твоего таланта, это публичный успех. Потом ты идешь с этой девушкой по берегу реки, болтаешь с ней о том о сем, читаешь ей свои стихи, обнимаешь ее, целуешь, укладываешь спать в свою палатку. Занимаешься любовью. Утром трогательно прощаешься и через некоторое время чешешь в затылке: «С кем это я время на фестивале проводил?» У меня такое знакомство было. Через неделю спохватился, хотел позвонить фестивальной подружке и с удивлением обнаружил, что фамилии ее не знаю, где живет и чем занимается – понятия не имею, а телефон куда-то пропал. Девушку, что подпевала Машковцову, зовут Олеся. Скорее всего, это ее псевдоним. Мы, когда началась вся эта катавасия, стали наводить об Олесе справки, но ничего толком не выяснили. На фестиваль ее пригласил один мой друг. К сожалению, в январе он скончался от инфаркта.
– Она местная?
– Похоже, что из Новосибирска. Мой приятель в августе прошлого года жил там.
– Свободные у вас нравы, ничего не скажешь.
– Ты это про спиртное или про женщин? Если про водку, то зеленый змий – не всегда зло. Иногда он помогает достичь единения душ, скрепляет общие интересы. Это же здорово, Андрей Николаевич! Выпил на природе, блеснул своими новыми песнями, приятно провел время с красивой девочкой. Скажи, на кой черт тебе ее фамилия, если вам и так хорошо?
– Как Машковцов относился к спиртному?