Скелет в семейном альбоме — страница 41 из 52

После ухода Геры я выключил свет, понаблюдал за двором, но ничего подозрительного не заметил.

«Завтра доложу Малышеву о Гере и займусь Машковцовым, – решил я. – Жив он или мертв, скрывается от всех в городе или уехал за тридевять земель – не важно. Какие-то следы он оставил. Главное – найти ниточку, за которую потянешь, и пряжа распустится».

Глава 25. Семья адвоката Машковцова

Перед тем как начать работать с членами семьи пропавшего адвоката, я на отдельном листе бумаги набросал сведения, которые могли пригодиться.

«Машковцов Юрий Эдуардович, сорок восемь лет, рост примерно 165 сантиметров, крепкого телосложения, склонен к полноте. Голова крупная, лицо широкое. Носит очки в толстой оправе. Отличительная примета – пышные усы, опускающиеся книзу. При ходьбе немного косолапит. Скрытен, неконфликтен. Настоящих друзей нет. Длительное время поддерживал любовную связь с замужней женщиной.

Объективно: ушел из дома в девять часов 18 мая 1989 года и пропал.

Жена адвоката: Людмила Васильевна, пятьдесят лет, работает в проектном институте.

Сын: Валерий Юрьевич, двадцать семь лет, женат, двое детей, проживает в том же подъезде, что и родители.

Дочь: Торпенко Бронислава Юрьевна, двадцать четыре года, работает секретарем-машинисткой в управлении пожарной охраны, проживает с родителями.

Зять: Торпенко Виктор Викторович, проживает с родителями жены».

«Начнем с сына», – решил я.

В панельном доме трехкомнатные квартиры площадью сорок пять квадратных метров обычно имеют следующую планировку: большая комната налево – гостиная, вторая большая комната – родительская спальня, маленькая комната – детская. Если один из детей женится и остается жить со своей семьей у родителей, то ему либо уступают родительскую спальню, либо оставляют жить в детской. Если маленькая комната превращается в жилье для молодоженов, то остальные дети перебираются спать в гостиную. Распределение комнат при увеличении числа жильцов наглядно свидетельствует об отношении родителей к молодой семье.

Валерий Машковцов с женой и двумя детьми ютился в маленькой комнатке в квартире тещи. Я разговаривал с ним вечером, когда Валерий пришел с работы. Увидев, что я достаю сигареты, сын адвоката замахал руками:

– Вы что, здесь курить нельзя! Эльвира Карловна ругаться будет.

– В вашей семье нельзя курить на кухне? – удивился я. – А где можно?

– На балконе, если за собой дверь плотно прикрыть.

– А зимой?

– С наступлением холодов я выхожу курить в подъезд или к родителям забегаю. Эльвира Карловна не переносит табачного дыма. – Последние слова Валера произнес шепотом.

На кухню зашла его теща, Эльвира Карловна. Строго посмотрев на нас, она бросила:

– Идите к себе, мне пора ужин делать.

В комнате у Валерия было не протолкнуться: одна взрослая и две детских кровати, письменный стол, одежный шкаф, полки с книгами. Детский уголок с игрушками отсутствовал.

– Сколько вас здесь человек живет? – спросил я. – У Эльвиры Карловны есть еще дети?

– Нет, моя жена – ее единственная дочь.

– Так они вдвоем с мужем занимают большую комнату, а вы вчетвером – в маленькой? Зал у вас пустует?

Валерий, не глядя на меня, грустно кивнул головой. Жить в одной квартире со строгой, властной тещей – не сахар.

Беседа с сыном пропавшего адвоката мне ничего не дала.

– Скажи, Валерий, – терзал я неразговорчивого Машковцова-младшего, – так ты считаешь, что Юрия Эдуардовича убили?

– Наверное, куда еще ему деться? Связался с бандитами, вот они его и грохнули. А вообще, я не знаю, куда он мог пропасть. У родителей своя жизнь, у меня своя. Поговорите с Брониславой, она же с ними живет, должна быть в курсе отцовских дел.

Я склонился к уху Валерия и тихо сказал:

– Признайся честно, ты хозяйского кота на «вы» называешь?

– Нет, – отодвинулся от меня Валерий. – У нас нет кота, у Эльвиры Карловны аллергия на кошачью шерсть.

– Да, с чувством юмора у тебя проблемы, – сделал я заключение и пошел обуваться.

Валерий Юрьевич вышел за мной. Заслышав голоса в прихожей, из кухни выглянула Эльвира Карловна.

– Я расскажу вам анекдот, – сказал я. – Едут в такси на заднем сиденье два мужика. Один говорит: «Представляешь, я вчера в гостях пил чай из кофейных чашек!» Второй мужик отвечает: «Это ерунда! Я вчера пил кофе из чайных чашек, вот где позорище». Водитель поворачивается к ним и говорит: «Мужики, а ничего, что я к вам спиной сижу?»

Эльвира Карловна смерила меня уничижительным взглядом и вернулась готовить ужин. Зять ее, мгновенно оценив настроение тещи, поспешил открыть передо мной дверь. Над анекдотом он не смеялся.

От сына Машковцова я поднялся в квартиру его родителей. Супруга пропавшего адвоката, как мы и договаривались, ждала меня.

– Я осмотрю квартиру? – попросил я.

– Конечно. Дома больше никого нет, а скрывать нам нечего. Дочь с Витей еще на работе, детей пока не привели. В комнате у Брониславы, пожалуйста, ничего не трогайте. Она вредная такая, настоящая выдерга. Если увидит, что кто-то прикасался к ее вещам, такой скандал закатит, что хоть святых выноси.

– Пойдемте вместе, я не собираюсь один по чужой квартире ходить.

Адвокат Машковцов проживал в угловой четырехкомнатной квартире, состоящей из трех маленьких комнат и большого зала. Одну из маленьких комнат занимала его дочь с мужем, вторая была отведена под кабинет. Средняя, если так можно выразиться, комната была родительской спальней. Никакой особой роскоши я в квартире не заметил. Бросалась в глаза импортная мебельная стенка с полками, уставленными хрусталем, но по нынешним временам польская или румынская стенка – не бог весть какая диковинка. У моего брата такая же стоит, а он обычный инженер, не кооператор и не высокооплачиваемый юрист.

В рабочем кабинете адвоката я задержался. Мое внимание привлек письменный стол, заваленный документами.

– Перед исчезновением Юрий Эдуардович много работал? – кивнул я на разбросанные по столу листы с рукописным текстом.

– Не знаю, – пожала плечами жена адвоката. – Я в его дела не лезу. В этом кабинете работает только муж, наверное, он готовился к процессу. Я сюда редко захожу, здесь его вотчина.

– У вашего мужа было две гитары? – спросил я, показывая на музыкальные инструменты, примостившиеся в углу между письменным столом и книжным стеллажом.

– Вон та, которая слева, очень дорогая, – тоном экскурсовода в музее народного творчества ответила Людмила Васильевна. – Муж, когда сочинял музыку, играл только на ней. Закроется в кабинете и перебирает струны, ищет мелодию. Я к музыке совершенно равнодушна, но к его хобби всегда относилась с пониманием. У других мужья на рыбалку ездят, с друзьями по баням ходят, а мой дома сидит, баллады пишет. Говорят, у него был дар сочинять прекрасные песни, но так это или нет, я сказать не могу. Для меня все песни под гитару на один мотив.

В дверь позвонили, хозяйка пошла открывать. Из прихожей донеслось:

– Мама, мне в садике замечание сделали. Где Славик слово «шлюха» услышал? Хорошо, что воспитательница шум поднимать не стала. Представь, он девочке из своей группы говорит: «Ну что, шлюха, как дела?»

– Таня, – начала оправдываться Людмила Васильевна, – разве мы дома матом ругаемся? Славик, наверное, от других детей в детском саду слышал это слово и запомнил.

– Я зайду за ними, как обычно.

«Это жена Валерия Машковцова детей из детского сада к бабушке в гости привела, – догадался я. – То-то здесь, в зале, стоит целая коробка с игрушками».

– Вы посидите немного на кухне, – зашла ко мне Людмила Васильевна. – Я сейчас с детьми управлюсь и к вам приду.

В зал, опасливо посматривая на меня, вошли мальчик и девочка лет четырех-пяти. Поздоровавшись, они скромно сели на краешек дивана и стали ждать, пока я освобожу им пространство для игр.

– Вы не стесняйтесь, – напутствовала меня Людмила Васильевна, – можете курить, налейте себе чаю. Сахар в шкафу возьмите, заварник на плите стоит. Печенье, если захотите, тоже в шкафу, в вазочке.

Пока я наливал себе чай, в зале начался допрос.

– Славик, ты где нехорошее слово услышал? Баба Эльвира так говорит?

– Я больше так не буду, – заныл мальчик.

– Баба, он, знаешь, еще какое слово сказал? – стала ябедничать сестренка. – Давай, я тебе на ухо скажу.

После короткой паузы до меня донесся полушепот Людмилы Васильевны:

– Леночка, ты маме не говори, что Славик такое слово сказал, хорошо? Славик, я тебя по губам отшлепаю, если еще раз такое про тебя услышу. Ты меня понял?

– Я больше так не буду, – заученно ныл мальчишка.

«Дети в квартире бабушки чувствуют себя как дома, – прислушиваясь к разговору в зале, подумал я. – Вернее, не так: дети у бабушки Эльвиры в гостях, а у бабы Людмилы – дома. Жена Юрия Эдуардовича им и заботливая нянька, и лучший друг. Они доверяют ей свои секреты, они тут живут, а в квартиру Эльвиры Карловны только спать приходят. На кой черт сыну Машковцова такая жизнь? Он ведь наверняка утром до туалета в трусах пройти побоится. Отпочковался бы от тещиной семьи, снял отдельное жилье да жил бы себе, бед не знал».

Закончив воспитательную беседу, Людмила Васильевна привела детей на кухню.

– Садитесь за стол, будем чай пить, – сказала она детям.

– Баба, дай печенье, – попросил мальчик.

Людмила Васильевна тут же выполнила его просьбу.

– Что вы ели в детском саду? – спросила она у девочки. – Рассказывайте, во что играли? Славик, ты больше с Пашей не дрался? Не дерись, так нехорошо поступать.

Набив рот печеньем, мальчик стал рассказывать бабушке, как провел день. Девочка, прихлебывая чай, с интересом посматривала на меня. Кого-то я ей явно напоминал.

Закончив чаепитие, Людмила Васильевна выпроводила детей в гостиную, а сама стала чистить картошку на ужин. Обстановка для серьезной беседы никак не складывалась.

«Детей фактически воспитывает бабушка Люда, – решил я. – Валерию Юрьевичу отвели роль отца-созерцателя. Он не самостоятельный субъект. Судя по всему, сын адвоката – рохля, которым понукают все, кому не лень: теща, жена, мать. Есть такая порода мужчин, которые всегда остаются в стороне от принятия решений и ни на что не влияют».