лад в эмо-культуру.
– На здоровье, Рита. Но почему у тебя такой голос?
– Прости... Просто я очень-очень несчастна... Мы расстались с Максом.
– Да? Надеюсь, не из-за меня, – пробормотала я, хотя это и звучало глупо.
Ведь Макс на меня разозлился, но при чем тут их отношения? К счастью, Рита была слишком занята своим горем, чтобы обратить внимание на мои слова.
– Нет... Из-за пленки... Он не хочет, чтобы я выкладывала ее на youtube... А там наш клип! Понимаешь, первый клип нашей группы! Которая теперь сократилась до одного человека. У-уу...
– А почему не хочет?
– Да какая уж теперь разница. Ладно, Гайка... В моей смерти прошу...
– Рита! Не смей!
– А что мне делать?
– Сочини новую песню... Как в той песне? «Ищи замерзшие цветы среди заснеженной листвы».
– А это мысль, – помолчав, сказала она, – хм... ладно. Спасибо еще раз.
Она повесила трубку, а я снова подсела к ноуту, подключила скайп, и вдруг...
Вдруг я услышала в голове звонок. Как настоящий. Дзынь!
Это сошлись две фразы. Обе Ритины.
«Мы снимали...»
«Не хочет выкладывать клип».
– Вот! – завопила я, – вот что они снимали! Они в ту ночь сняли клип! В первом гуманитарном. Вот почему Рита и не скрывала того, что она была там в ту ночь! А Макс не хочет, чтобы она обнародовала клип, потому что тогда они станут свидетелями, и Лилия их достанет.
– Да ты просто супермозг, хани, – сказала Ника по скайпу.
– Ох, прости, не заметила, что соединение выполнилось. Послушай, так твои футболки все-таки пригодились! Погоди, но это значит... Что у Риты есть пленка с записью с места преступления!
– Надо забрать ее.
– Так она и отдаст. Очень надеюсь, что она ее не уничтожит. Она или Макс. Надо написать ей эсэмэс.
– Давай потом напишешь? А то меня заберут через несколько минут.
– А зачем им забирать тебя из палаты, если обследование будет только завтра?
– Меня переводят в комнату с мониторами. Хотят убедиться в том, что я действительно ем. Не хочу об этом говорить.
– А о чем хочешь?
– О расследовании. Мы кое-что упустили, хани.
– Упустили?!
– Я читала сегодня детектив, тут, в больнице, их туча на каждом диванчике. Так вот там было сказано, что любое investigation должно начинаться с осмотра crime scene.
– Crime scene? Место преступления?
– И допроса свидетелей. Вспомни, мы в Звенигороде первым делом в «Гроссвальд» поехали.
– Допрос свидетелей я провести не смогу. Единственный свидетель – рыжий охранник, который надо мной все время издевается. Анна Семеновна сказала, что он ничего и не видел, только заметил горящий стул, когда тот грохнулся на землю.
– А crime scene?
– Анна Семеновна сказала, что на кафедре нечего смотреть...
– Подозрительно, – покачала головой Ника, – она по какой-то причине не захотела пускать тебя внутрь. Что-то здесь не так!
– Но на кафедру никого не пускают. Она заперта. Анжела сказала, все заседания проводятся в комнатушке на философском факультете, он этажом выше.
– Придумай что-то. Закажи в «Золотом ключике» набор отмычек.
Я улыбнулась. Но Ника оставалась серьезной.
– Проникни ночью! Взломай замок, хани!
– Тебе легко там говорить. Сидишь на кровати, а мне советуешь: взломай! Начиталась детективов...
– Да. Мне тут очень легко, – с горечью сказала она, отвернулась от экрана и отключилась.
– Ника!
Может, пойти набрать номер ее мамы, снова передать извинения? Да нет, не стоит. Разволнуется, что я расстроила Нику.
К тому же Ника сама виновата. Как я могу взломать кафедру? И проникнуть в первый гуманитарный? Там же охрана.
Ладно, Ника. Полежишь денек на обследовании и поймешь, как плохо без общения и новостей... Сама, первая, мне напишешь!
«Не уничтожай клип, – напечатала я Рите эсэмэску, – это огромный вклад в эмо-культуру».
Глава 9,в которой Прозрачный дает очередной совет
Все воскресенье я занималась уроками и уборкой в комнате (из-за расследования я здорово запустила и то, и другое), а утром в понедельник я проснулась и поняла, что Ника права. Надо взломать дверь. Но не кафедры.
Я набрала номер Ботаника.
– А, Шерлок Холмс в кедах! – бодро отозвался он.
На заднем фоне был слышен музыкальный проигрыш, который обычно предваряет программы на канале «Культура», но потом все стихло – воспитанный Ботаник выключил телик.
– Меня так же называет Анна Семеновна.
– Приятно сходиться в мыслях с таким замечательным ученым. Как раз хотел позвонить тебе, одну программу досматривал...
– На канале «Культура»?
– Да ты и правда Шерлок! Вчера я съездил в Бакулевский центр. Очаровательная медсестра помогла мне найти запись о Генрихе Михайловском, он действительно поступил к ним 13 сентября, как и сказала Анжела, вечером. Дочь его привезла, но медсестра подвергла сомнению тот факт, что дочь пробыла с ним до двенадцати ночи. Такие поздние посещения у них разрешены только для тяжелобольных. Дядю Генриха собирались выписывать через несколько дней. Правда, тут она запнулась. Я спросил, когда его выписали. Она сказала, что он ушел под расписку, но когда... Когда – медсестра мне сказать не успела. Ее вызвали в палату. Я ждал-ждал, а потом уехал. На работе надо было подменить одного юношу.
– Так значит, Анжела соврала. Она не была с отцом до двенадцати ночи! А поехала в ваш «Золотой ключик» делать дубликат ключа! А потом отправилась в первый гуманитарный за рукописью.
– Насчет рукописи мы не можем знать наверняка. Она действительно не была в больнице и действительно сделала дубликат ключа. А вот по поводу университета... Ее же никто не видел.
– Где же тогда, по-твоему, она была?
– Мало ли какие тайны могут быть у человека... И еще, если она действительно вломилась на кафедру, ей должны были потребоваться два ключа, не находишь? Один – от кафедры, другой – от дверей первого гуманитарного корпуса. Так что... продолжай расследование, Шерлок в кедах.
– Я и продолжаю, – проворчала я, – кстати, хотела попросить тебя о помощи. Что ты делаешь сегодня вечером? Часиков в пять?
– Помогаю тебе.
– Превосходно, Ватсон. В таком случае потрудитесь захватить с собой набор отмычек. Найдется у вас такой в «Золотом ключике»?
– Погоди... Ты серьезно? А у меня не будет проблем с законом? Не хотелось бы лишиться работы.
– Не знаю, – призналась я, – но очень нужно взломать одну дверь.
– Какую?
– В общаге МГУ.
– Фух, – с облегчением сказал Ботаник, – отмычки не потребуются. Там замки хлипкие, взламываются элементарно, Холмс. Во сколько за тобой заехать?
Я еще раз постучала в дверь, но и на этот раз никто не открыл.
– Боишься? – спросил Ботаник.
– А вдруг она спит?
– Ты же сама сказала, она в это время на репетиции...
– Будем надеяться, – прошептала я, – давай начинай!
Ботаник достал из кармана проволоку и вставил ее в замок. Повозился немного и – щелк! Дверь открылась.
– Ну, ты мастер, – восхитилась я шепотом.
– Но это не повод в меня влюбляться, – предупредил Ботаник.
– И не собиралась!
Мы зашли внутрь, стараясь ступать тихо.
– Темно, – прошептал Ботаник, – где у нее включатель?
– Справа внизу, но он тебе не поможет.
Ботаник щелкнул включателем и ойкнул.
– Тише ты! Никогда, что ли, не был в комнате тру эмо? Давай лучше кассету искать!
– К счастью, никогда, – пробормотал Ботаник, оглядывая черный потолок и черные стены, – будем надеяться, что Ритин воздыхатель нас не опередил.
Я подошла к шкафу, открыла его. Черные джинсы, черные пиджаки, розовые блузки. Внутри левой дверцы – зеркало, все в следах поцелуев (розовой помадой, конечно), под зеркалом – надпись черным маркером: EMO is freedom[12]. Рядом нарисован медведь, весь в черных сердечках. Бездарно нарисован, надо сказать.
– Пойду осмотрю ванную, – прошептал Ботаник, покосившись на правую дверцу.
На ней висел плакат с изображением группы My Chemical Romance[13]: четверо хмурых молодых людей в кожаных пиджаках и жилетах и растрепанный солист с густо забеленным лицом и глазами, обведенными черным карандашом. Он стоял, засунув указательные пальцы за ремень, и презрительно смотрел на меня.
– Думаешь, мне хочется перебирать ее белье? – огрызнулась я в ответ на его взгляд.
Я выдвинула ящик и с облегчением вздохнула. Все белье Рита хранила в специальных мешочках, на которых были нарисованы смешные зверьки с выпученными глазами. Я прощупала мешочки. Кассеты не было.
Я закрыла шкаф с одеждой и подошла к книжному. У Риты книг было не слишком много. В основном – словари и неприметные брошюрки, вроде тех, что хранит и страшно ценит моя мама. На столе царил беспорядок, кучей валялись зажигалки, брелоки, ручки, монеты, диски, значки, какие-то фенечки, заколки для волос, засохшая роза.
«Интересно, – подумала я, осторожно перебирая всю эту ерунду, – о чем свидетельствует такой беспорядок? Вот у мамы примерно то же самое на столе. Но это потому, что она великий ученый и ей дела нет до таких вещей, как уборка и готовка. А Рита? Почему у нее нет желания убраться? Сосредоточена на своем внутреннем мире, таком богатом переживаниями? Или она тоже великий ученый?
Отгадка лежала в верхнем ящике Ритиного стола. Я обнаружила там разлохмаченную темно-синюю книжечку, у студентов она называется «зачетка». Я пролистала ее и поняла, что Рита – если и не великий ученый, то вполне может им стать. У нее с первого курса была одна «четверка», по языкознанию!
Я села на корточки и выдвинула следующий ящик, и вдруг замерла.
– Берегись девушки в красных кедах! – закричал кто-то в коридоре.
Ему что-то ответили.
– В красных кедах!
Это был голос Зета. Ой...
– Иди в баню, Зет! – ответили совсем близко.