В этом не вина никого лично из великих русских писателей. Литература — зеркало жизни, точнее, зеркало представлений литераторов о жизни. Соответственно, литература лишь отразила некое народное убеждение в том, что Россия — очень вороватая страна. Насколько это убеждение свойственно «широким народным массам» — отдельный разговор, но образованный слой Российской империи, те несколько десятков — ну, сотен тысяч человек, для которых и творили Гоголь, Толстой, Островский, Некрасов, — они явно такое мнение разделяли. «Воруют-с» — мнение не только и не столько о каком-то отдельном слое народа или какой-то группе людей, это выраженное в одном кратком афоризме представление об особой вороватости народа в целом, об «особом» характере русского предпринимательства, воровстве, как неотъемлемой части русского государства и общественных отношений.
Ни один народ никогда, ни в какие времена не мог бы изначально относиться к самому себе как к вороватому и нечестному. Иначе он просто не мог бы совершить решительно ничего не то что великого, а даже самого обыденного повседневно-бытового.
Как практически во всех случаях, генезис и этого мифа восходит к описаниям иностранцев: путешественников XVI–XVII веков.
«…Они очень наклонны ко злу, легко лгут и воруют», — сообщал Барберини.
«Они отличаются лживым характером… Москвичи считаются хитрее и лживее всех остальных русских…», — уверенно пишет Герберштейн.
Штаден полагает, что купцы и деловые люди Московии «все время лгут, и очень легко обманывают», что им нельзя давать в долг — не вернут, а всякие оставшиеся на миг без присмотра ценности непременно будут разворованы.
О нравственных качествах русских есть и совершенно другие высказывания иностранцев. Но именно негативные оценки (по большей части малодоказательные и пристрастные) были любовно собраны, сочтены за истину в последней инстанции и легли в основу мифа о неискоренимой русской вороватости.
Почему? Есть люди, иногда непонятливые иностранцы, а иногда разобиженные на жизнь соотечественники, которые сказали о нашей стране и нашем народе некие обобщенные гадости. И есть другие люди, которые их с большим мазохистским удовольствием повторяют, постепенно превращая чужую злобную остроту или литературный анекдот в истину в последней инстанции.
Со временем мы даже научились не только жить с таким представлением о самих себе, но даже ловко выворачивать этот миф, превращая русскую склонность к криминалу чуть ли не в достоинство.
Возьмем хотя бы «Алтын-толобас», книгу господина Чхартишвили. Повествование в романе ведется в двух временных пластах: в XVII веке и в наши дни. В XVII веке в Россию приезжает завербованный иноземец, немец Фон Дорн. Не успел он пересечь границу, как на первом же постоялом дворе его обокрали. Фон Дорн находит один выход из положения: принимается продолжительно и пребольно дубасить вероятного преступника. И возвращает украденное! В XX веке отдаленный потомок Фон Дорна, британский подданный Фандорин опять приезжает в Россию.
И с ним происходит то же самое! Не успели колеса поезда застучать по русской территории, как его обокрали. Действия те же: насилие над предполагаемыми ворами, возвращение украденного. И далее — невероятное количество криминальных приключений.
Приключения и предка, и потомка выглядят скорее весело, чем страшно, но образ страны рисуется… понятно какой. Получается, мы и правда отличаемся от Запада невероятной криминогенностью да многовековыми преступными наклонностями. Нигде нет и никогда не было ничего подобного нашему «беспределу».
Жить здесь нужно не по законам, а только «по понятиям», приспосабливаясь к «вековым» обычаям русских.
Здорово придумано! Не отрицая того, что русские — вор на воре, никакого закона в стране не было и нет, автор умудряется все равно создать привлекательный образ России, только как бы «от обратного». Диву даешься.
Да вот только само это «краеугольное» слово «воруют-с» никто из известных исторических персонажей не произносил.
«У России две беды — дураки и дороги»
Эх, дороги…
Миф о дорогах российских всегда рядом с мифом о дураках.
Две беды — дураки и дороги, — отметил русский классик.
Гоголь, конечно? Нет. Никаких свидетельств о принадлежности афоризма великому русскому писателю не имеется.
Еще эту убийственную фразу приписывают Салтыкову-Щедрину. Желчный был господин, но и у него об этом ни слова.
Называют автором и Карамзина — классика историографии.
Только и у Карамзина вы нигде этой фразы не найдете. Есть даже милая версия о том, что это сам император Николай I, ознакомившись с книгой маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году», воскликнул в сердцах: «Бл… да в России всего две беды — дураки и плохие дороги!» Психологически достоверно, но не более того…
Как говорят в таких случаях ученые: «Авторство не подтверждено и маловероятно».
А может, Вяземский? Язык у него был, конечно, ядовитый, да и в стихах Петр Андреевич про русские дороги отзывался крайне нелицеприятно:
Нужно ль вам истолкованье,
Что такое русский бог?
Вот его предначертанье,
Сколько я заметить мог.
Бог метелей, бог ухабов,
Бог мучительных дорог,
Станций — тараканьих штабов,
Вот он, вот он, русский бог…
Но и у Вяземского этой фразы нет. В общем, вопреки всеобщему заблуждению, автор крылатого выражения неизвестен.
Однако безымянность автора не мешает журналистам всех мастей бесконечно повторять про эти две беды. «Классик» остался неизвестным, а его выражение стало одним из самых классических.
«Мне никогда не приходилось ездить в жизни по худшей дороге, чем из Гамбурга в Любек. На всем протяжении дорога эта — чередование песка, глубоких рытвин и разбитого chaussee (по-французски „шоссе“ — это мостовая)», — пишет за десять лет до француза Кюстина англичанин Александер о том, как ехал к нам из Англии. Пишет, кстати, уже после того, как объездил всю Россию. Ни одна дорога у нас, самая плохая, не произвела на него такого удручающего впечатления, как та в Германии.
Но вот вопрос: мы уже сравнивали и не раз Российскую империю и Римскую. Рим славился своими знаменитыми дорогами, сделанными на века. Ни Московия, ни Россия ничего подобного не сделали. Почему? Ответ кроется глубоко в истории и очень прост. Точно в той степени, в какой Риму каменные дороги были целесообразны, у нас веками в них не было ни военного, ни особого экономического резона.
Рим строил дороги не от избытка «бюджетных средств» и тяги к землеустройству. К этому его подталкивала экономическая и в первую очередь военная необходимость.
С экономической необходимостью все понятно: а) ускорение торговли, б) обеспечение стройматериалами и продовольствием самого «вечного города» и центров крупных провинций.
Крупные имперские города, как вакуумный пылесос, «всасывали» в себя со всех окраин безграничной империи материальные ресурсы и продовольствие. Одно снабжение миллионного (!) населения столицы хлебом, всегда было нестерпимой головной болью всех правительств и правителей Рима. Отсюда, кстати, столь «особые» в прямом и переносном смысле отношения римских цезарей с главной житницей империи — Египтом.
История России знает один пример подобного мегапроекта-«пылесоса» — строительство Санкт-Петербурга Петром Великим.
Со строительством дорог Петр особенно не торопился: не было ни времени, ни денег, так что тысячи мужиков тащили волоком со всей России-матушки в Петров град камень и лес. Напомним, что на период строительства Санкт-Петербурга иным городам было запрещено любое (!) каменное строительство вообще. По всей стране! Но была и вторая, более суровая причина, заставлявшая Рим активно заниматься строительством дорог, — военная. Самые лучшие римские дороги — не те, что связывали сам Вечный город с провинциями. В первую очередь строились дороги, которые шли как бы по периметру империи. Их прокладывали вдоль череды крепостей и оборонительных валов — не только в Британии (Адрианов вал), но и в Германии, в Дакии и так далее — именно для ускоренной переброски легионов с одного участка государственной границы Римской империи на другой. Дороги такого рода — каменные, широкие — выполняли исключительно военную функцию.
Небольшая Италия, а точнее Римская область, до начала I тысячелетия завоевала огромную даже по современным понятиям территорию. При этом основу армии составляли свободные италийские граждане. «Варваров» стали призывать на военную службу уже при поздней республике и во времена империи. Поэтому армия Рима была относительно небольшой.
Однако и призыв варваров не позволял увеличивать армию до принятых на Востоке (Персии и Индии) гигантских размеров.
Во-первых, в Европе попросту не хватало людских ресурсов.
Во-вторых, легионер после реформ Мария стал профессиональным солдатом, как в наше время солдат армии США, и его ратный труд стоил недешево. Даже во времена расцвета империи Рим содержал не более 20–25 легионов одновременно.
Стандартная численность легиона — 6 тысяч человек, плюс обслуга около 2–4 тысяч. Итого армия Рима составляла максимум 200 тысяч профессиональных военных. Не так много для охраны протяженных границ империи.
Именно поэтому и нужны были удобные внутренние дороги — для молниеносной переброски легионов с одного участка границы к другому, из одной провинции — в соседнюю. Без дорог Рим не смог бы никогда столь долго противостоять внешнему давлению по всему периметру империи.
На Руси же история другая. Здесь как раз наш суровый климат позволял обходиться вообще без дорогостоящих дорог. Наоборот, в том, чтобы их не строить, имелась экономическая целесообразность. Большую часть года, на несколько месяцев от осени до весны, когда замерзали реки, вся страна покрывалась сетью отличных гладких великолепных шоссе. К тому же абсолютно бесплатных.