— Фамилия, имя, отчество, пожалуйста.
— Хитров Анатолий Павлович.
Блондин поковырялся в блокноте, чертыхнулся.
— Паста замерзла.
Напарник молча всучил ему свою ручку.
— Так-с… место прописки?
— Подбельского, четыре, квартира двадцать, — растерянно сказал Хитров.
— Место работы, должность.
— ДК Артема. Звукорежиссер. Объясните вы мне, наконец, что случилось?
— Объясню, — сказал блондин, — вы находитесь в общественном месте в неподобающем виде.
Хитров провел изумленным взглядом по своей одежде и не нашел ничего неподобающего.
— Я не…
— Что у вас с ухом, Анатолий Павлович?
Хитров потрогал ухо. Сам он всматривался в значки, плохо различимые при скудном фонарном свете.
— Мое ухо в порядке.
— Где там! — печально усмехнулся блондин. — Это сережка, не так ли?
Пальцы Хитрова коснулись серебряного колечка. Он носил серьгу полжизни, свыкся с ней, давно перестал замечать. В две тысячи первом на репетиционной базе «Церемонии» они с Ермаком проткнули друг другу уши. Хитров знатно измучил приятеля, прежде чем вдел гвоздик.
— Сережка, — подтвердил Хитров.
Следующий вопрос застал врасплох.
— Вы гей?
Напарник блондина осклабился.
— Что, простите?
Хитров был потрясен до глубины души. Ему послышалось, или?..
— Ну, вы либо пират, либо педераст, и я что-то не вижу здесь пиратского фрегата.
Он почувствовал, как внутри набухает злоба, и поинтересовался:
— Что такое муниципальный патруль?
Он шагнул к автомобилю, и амбалы последовали за ним. Падающий из окон свет озарил их фигуры. То, что Хитров впотьмах принял за военные погоны, оказалось обычным элементом дизайна. Значки были пластмассовыми, игрушечными. На обложке потрепанного блокнота красовалась группа «Backstreet Boys».
«Что за маскарад?» — рассердился Хитров.
— Вы снимите эту дрянь или дадите нам повозиться?
В голосе читалась неприкрытая угроза.
— Оторви ему, б…дь, ухо, — посоветовал напарник, активно двигая челюстями.
— Вы! — отчеканил лжепатрульный, — Снимите! Эту! Дрянь! Или! Будете! Дальше! Позорить! Мой! Город?!
— Да что вы себе позволяете? — слабо запротестовал Хитров.
На пороге почтамта возникла Алина. За ее спиной маячил хмурый грузчик Степаныч.
— Толь, у тебя проблемы?
— Никаких проблем, гражданка, — сказал блондин, сбавляя обороты.
— Вы кто такие? — грозно спросила Алина. — Чего вы здесь ошиваетесь?
— Уже уходим, — блондин подмигнул Хитрову. — Подбельского, четыре, говоришь?
Они растаяли во тьме, и Хитров не сразу понял, что Алина окликает его:
— Чего они хотели, Толь?
— Ничего, — сказал он тихо.
И, презирая себя, шмыгнул в «жигуль».
31
В Варшавцево не было железной дороги, но был железнодорожный вокзал. Здание в стиле советского конструктивизма построили на опережение, рассчитывая, что шахтерский городок обрастет рельсами, но поезда пошли севернее. Вокзал переделали под электростанцию, позже — под склад для взрывчатки. В девяностых там находился ремонтный цех.
Стоял вокзал на отшибе, и фантазия юного Андрея населила его вампирами. Контрфорсы поделили здание на узкие вертикальные полосы, в которых ютились крошечные окошки. Красный кирпич растрескался. На карнизах зеленела трава, мох укутал крылечко. Уцелевшие витражи пускали солнечных зайчиков. Полуколоннам не хватало только горгулий на капителях.
Здесь ребята делали первую остановку. Ника просила Андрея рассказать о вампирах, и он описывал продутые сквозняками залы красного дома, галерею портретов в золоченых рамах, медные подсвечники на каминных полках, гробы и дремлющих упырей.
Глаза Ники горели, как кусочки слюды. Взявшись за руки, ребята шли дальше по летнему лугу, и Хитров бежал впереди, дразнясь. По горбатому мосту Влюбленных и дальше, в степь.
Стебли травы были сочными и вкусными, а солнце позволяло смотреть на себя сквозь закопченные стеклышки.
В зависимости от настроения друзья либо сворачивали к функционирующему руднику, где сновали по утрамбованным уровням оранжевые БЕЛАЗы, либо шли на север, воображая себя астронавтами, исследующими Марс. Сбоку громоздились отвалы пустой породы, серые горы, утыканные деревьями-верхолазами, самосевными соснами, такими непривычными в степи. Песчаник расчерчивали ровные царапины, следы бурильных установок.
— Когти дракона, — пояснял Андрей.
А впереди уже возвышался пик Будущего, как прозвали они холм с плоской обрубленной вершиной. Курган посреди равнины. Андрей представлял, что это храм ацтеков, ступенчатая пирамида. Друзья взбирались по опоясывающей отвал тропинке и наслаждались простирающимся пейзажем. Видели вокзал, окраины Варшавцево, фабрику, багровые кляксы на зеленом полотне — лужи окисленной воды, похожие на пятна крови. Прямо из луж проклевывался кустарник. И самое восхитительное: отпечаток драконьей лапы, пологий стометровый каньон у подножия холма.
Он тоже порос деревьями, из глинистых склонов торчали корни. На дне образовалось озерцо, серое, загустевшее, как кисель.
Варшавцевские пацаны подначивали искупаться в озере, смельчаки не находились. Андрей, впрочем, знал байку о парне, нырнувшем туда и выплывшем в обличии ужасного мутанта.
Мама говорила, что каньон был обыкновенной шахтной воронкой, просевшим рудным полем. Андрею больше нравилась версия школьного географа. Весной учитель организовал экскурсию по промзоне, он применил к воронке диковинный термин «астроблема».
— Это означает «ударный кратер», — сказал он галдящим школьникам. — Место падения метеорита. Небесное тело рухнуло сюда тысячи лет назад.
Андрей прихватил в качестве сувенира камушек из воронки и изучал его перед сном, щепотку космического гостя.
Ника разворачивала кулек и угощала бутербродами. Они лопали хлеб, сыр, докторскую колбасу, сидя на кургане, а вокруг порхали бабочки. Муравьи, щекоча, ползали по щиколоткам. Солнце катилось за бугристый горизонт.
Возвращаясь в город, они снова проходили мимо вокзала. Рабочие уже запирали ржавые ворота, темнота клубилась за окошками, и тень черной плитой ложилась на выгоревшую траву лужайки. Пламя заката будило истинных хозяев красного дома, тяжело грохали об пол крышки гробов, урчали древние желудки. В сумерках не хотелось говорить о вампирах. Дети поторапливались, Андрей думал:
«Главное, успеть добежать до асфальта, пока не стемнело окончательно».
И, распаляя фантазию, он спешил к пятиэтажкам, вырисовывающимся на фоне неба.
Когда съемочная группа приезжала в Варшавцево брать интервью у шахтера, Андрей вспомнил про вокзал. Попросил оператора заснять старое здание, но видео куда-то пропало с флэшки.
Вампиры не любят фотографироваться и сниматься.
Взрослому Андрею мерещились белые мумифицированные морды за стеклами кирпичного дома. Оператор вскрикнул и разразился руганью. Он вступил в дохлятину, в полуразложившуюся собаку. Оскаленная пасть кишела опарышами, мертвые глаза смотрели на цех.
Андрей зажал ноздри…
— Пахнет превосходно, — сказала Ника.
Он высыпал вермишель на сковороду к булькающему соусу. Кухню заволок аромат сливок и жареных креветок.
Ника помогла перетащить стол к дивану.
Вспомнилось, как в приступе вдохновения он готовил для Маши. Машка сидела на подоконнике, и они болтали о разных уютных мелочах, придумывали свою жизнь. Не было Ники, Толи, привидений.
Возясь у плиты на бабушкиной кухне, он ощутил забытое тепло, эмоции, которых ему недоставало.
Искренне обрадовался, что Ника расхвалила его стряпню.
— А что за шахтер, у которого вы интервью брали? — спросила она, уплетая пасту.
— Мутная история. У него племянник гостил, жаловался, что настенный ковер его пугает. Мальчика нашли мертвым, задушенным этим ковром. Причем на той же кровати, под тем же ковром умер маленький сын шахтера. Я когда интервьюировал его, почему-то сразу поверил, что там мистика замешана. Первый случай, в который я вообще поверил. Хотя объяснений-то может быть уйма.
— Ковер-убийца? — без улыбки произнесла Ника. — Странный все-таки у нас город.
— Добро пожаловать в Варшавцево.
Они чокнулись чашками с яблочным соком.
Ведь заранее условились, что не будут говорить о призраках, но призраки были повсюду, толпились, путались под ногами.
— Я всегда думала, ты писателем станешь. Ты так нам рассказывал интересно. Про драконов, про инопланетный корабль, вампиров.
— Боюсь, я зря населил город этой фигней.
— А мне уже мнится, что все здесь связано с нашей Лилей. И ковры-убийцы, и Сашина смерть. И даже то, что он колоться начал. Понимаешь, излучения какие-то, эхо чего-то злого.
— Ну так мы допляшем до того, что Брежнев действительно нас навещал.
— О, ты запомнил!
Они вновь погрузились в воспоминания, будто отправились гулять по степи. Дразня вампиров, подбегали близко-близко к цеху, ловили ужей, поедали пасту на вершине кургана. Потом просто целовались. Отвыкнув за долгое время, стукались зубами, смеялись, разглядывали друг друга.
— Люблю с тобой целоваться, Ермаков, — сказала Ника.
Она забралась к нему на колени, мечтательно гладила по волосам. Он играл ее локонами, пьянел от аромата. Считал родинки («Нельзя их считать, — насупилась Ника, — дурная примета»). Тыкался в ключицы, нюхал, довольно сопя.
— Ты дурацкий, — проговорила Ника. — Поцелуй здесь, — она показала жилку на шее.
Он повиновался. Ника задышала чаще, выгнулась, подставляя себя губам.
— Что это у тебя там? — она покосилась вниз.
— Минуту назад этого не было, — притворно озадачился он.
— Паранормальное явление, — пальчики стиснули его джинсы. — А у меня, прикинь, родимое пятно на титьке.
— Покажи, — хрипловатым голосом попросил он.
— Да я показывала когда-то, ты забыл.
Она отклонилась, расстегивая бюстгальтер, извлекла его из-под одежды и бросила на диван. Деловито задрала рубашку. Пятнышко располагалась снизу, формой оно напоминало барашка. Восхищенный Андрей накрыл груди ладонями. Они были крупными, эластичными и очень приятными на ощупь. Такие упругие, с сосками цвета чайной розы и пупырышками на ореолах.