«Очевидно, – предполагает А.Г. Кузьмин, – вместе с книгами были вывезены и какие-то идеи». Историк отмечает факт моравского влияния на Русь IX–X вв., ссылаясь на данные археологических раскопок в Киеве, согласно которым часть тамошних древних захоронений принадлежит выходцам из Моравии. Сам характер захоронения свидетельствует об их приверженности какому-то неортодоксальному варианту христианства, для которого было характерно двоеверие. Историк напоминает о том, что по Моравии (и по всему Подунавью) некогда расселялись племена ругов – западной ветви русов. А руги во времена раннего Средневековья, в «варварский» период своей истории, как раз исповедовали арианство. Активная роль моравских русов в жизни Киевской Руси отмечается и в старинных европейских хрониках, среди которых особо выделяется хроника Х. Фризе.
Тут, конечно же, надобно отделить «котлеты» от «мух». Очевидно, что Владимиру, который примерял на себя инсигнии византийских императоров, не мог быть по нраву главный догмат ариан о «подобосущии». Византийцы учили о том, что император есть «икона Логоса», образ Христа. И это толкование в полной мере раскрывает суть монархической власти, которая достигла своей полноты именно на Руси – при московских Государях (их предшественником и был византист Владимир). Вот почему «принижение» Христа (всего лишь подобие Богу-Отцу по сущности) не могло подойти Владимиру хотя бы и политически. А вот сама «арианская» организация, лишенная жесткого централизма и зависимости от внешнего (в данном случае Константинопольского) религиозного центра, Владимира вполне устраивала. Церковная зависимость от Византии в тот момент могла бы привести к ограничению государственно-политического суверенитета Руси. Политика государственная и церковная всегда идут рука об руку, а уж в те времена сложно было понять, где кончается одно – и начинается другое. Вот почему Владимир, как русский государь, поставил надежнейший фильтр византийскому политическому влиянию. И в данном вопросе он, судя по всему, вступил в политический же союз с «арианской» (название очень условное) партией. Сам же князь ставил и свою власть, и свой властный идеал выше как грекофильской, так и арианской партий. Однако же его блоковая политика дала основание одному из авторов ПВЛ приписать князю арианский символ веры. Возможно, это была хитрая провокация, ставящая своей целью представить (пусть и косвенно) князя Владимира как еретика. Что ж, если это так, то источник провокации очевиден – это грекофильская партия.
В соответствии с национально-государственными интересами (неотделимыми от интересов Русской Церкви) Владимир решил и кадровый вопрос. Он черпал кадры для церкви из Корсуни и Болгарии. Кстати, Русь тогда принадлежала к Охридской (болгарской) архиепископии. Владимиру нужен был церковно-политический противовес Константинополю – Болгарское царство, в отличие от Византии, не могло бы починить Киевскую державу. И Корсунь, и Болгария могли дать Руси славянские церковные кадры (Корсунь была изначально областью крымских русов-ругов), легко приживающиеся на Руси. Церковно-политическая ориентация на Болгарию, помимо всего прочего, сохраняла языковую самобытность русского православия. «После своего… решительного и сознательного перехода в христианство, Владимир как глава народа и государства не мог не учесть самоочевидной ценности, и с миссионерской и с патриотической точки зрения, того редкостного и огромного факта, что принимаемая им и для его народа новая вера, к счастью, имеет уже и привлекательное национальное языковое обличье, – замечает А.В. Карташев. – Недостатком вообще античного греко-римского христианства было то, что оно долго и неподвижно заковывало себя в гордые ризы двух имперских классических языков… Восточная эллинская сестра Римской империи в своем сознательном языковом аристократизме почти не разнилась от своей западной римской половины» («История Русской Церкви»). Это не значило, конечно, что греческим священникам вход на Русь был закрыт вообще. Но его, несомненно, ограничили, причем весьма сильно. Впоследствии греки существенно усилили свое влияние, что имело как плюсы, так и минусы. Плюс видится в том, что византийская ортодоксия поумерила диссидентские, полуеретические элементы, которых было достаточно много в указанных регионах. Минус – принижение Руси, вытекающее из греческого имперского чванства. В конечном итоге, грекомания приведет к страшной беде – Расколу XVII века.
Независимая политика Владимира не нравилась как Константинополю, так и Риму. «В 1013 году в Киеве был раскрыт заговор против святого Владимира: Святополк Окаянный, женившийся на дочери Болеслава (польского короля. – А.Е.), рвался к власти, – пишет Н. Лисовой. – Вдохновителем заговора был духовник Болеславны, католический епископ Колобжегский Рейнберн. Заговор Святополка и Рейнберна был прямым покушением на историческое существование Русского государства и русской Церкви. Святой Владимир предпринял решительные меры. Все трое были арестованы, и Рейнберн вскоре скончался в заточении… Новая беда назревала на Севере, в Новгороде, Ярослав, еще не столь «мудрый»… став в 1010 держателем Новгорода, задумал отложиться от своего отца… В гневе и скорби князь повелел «мосты мостить, гати гатить», готовился к походу на Новгород… В приготовлениях к последнему своему… походу креститель Руси тяжело заболел и предал дух господу в селе Спас-Берестове 15 июля 1915 года» («Владимир Святой»). Смерть Владимира развязала руки Святополку, который вступил в борьбу за власть, приведя на Русь поляков. Но и Византии была выгодна кончина князя. К слову, придя к власти, Ярослав Мудрый, выступивший против отца, какое-то время проводил провизантийскую политику (была даже переосвящена Десятинная церковь – центральная во Владимировой Руси). Потом, правда, он во многом вернулся к церковной политике Владимира Святославовича – и даже воевал с греками. Исследователь А.А. Кур в своей книге «Из истинной истории наших предков» приводит следующие факты – 11 русских икон изображают Владимира как князя, погибшего мученической смертью (крест мученика в правой руке). Он же ссылается на результаты раскопок Десятинной церкви, осуществленных под руководством киевского Петра Могилы (XVII век). Как следует из изысканий, Владимир Святославович был убит. Но как бы там ни было, Креститель заложил основы Святой Руси, которой еще предстояло стать великим православным царством.
Глава 15Последний взлет днепровской державы
Рывок на восток. – Дунайский вектор. – Украденная доблесть. – От древлян и радимичей – к русичам
Рывок на восток
При Владимире Святом Русское государство существенно расширило свое влияние. При этом очень важным было восточное направление. «На Северном Кавказе обнаружена надпись на кабардинском языке русскими буквами, датируемая 1041 г., – пишет Н.И. Васильева. – Каково же должно было быть проникновение русской культуры в X–XI вв. на Кавказ, для того, чтобы там появились «русифицированные» национальные грамоты? Уж не меньшим, чем во времена Советского Союза, когда возникли культурные феномены подобного же рода… В 987 г. состоялся поход русской флотилии в Дербент (принадлежавший арабам), предпринятый по просьбе местного эмира Маймуна; затем флотилия двинулась на юг по Каспию. Такого рода политические демарши позволяют сделать вывод «о большом влиянии Киевской Руси на Северном Кавказе уже в 10 веке». Но такое влияние не было бы возможным, если бы Новгород-Киевское государство не контролировало все предкавказские степи». («Русская Хазария»). Могущество на Востоке было достигнуто благодаря непреклонной и последовательной борьбе киевских князей против Хазарского каганата – злейшего врага Руси. Смертельный удар в сердце этого Змея на Волге нанес доблестный Святослав. Но чудище еще не было добито и представляло со бой большую опасность. В своей агонии оно могло нанести еще много бед. И Владимир Святославович совершил новый поход на Хазарию, после которого она уже не оправилась. Об этом походе сообщает Иаков Мних в своей «Памяти и похвале русскому князю Владимиру»: «…И хазар, пойдя на них, победил и дань на них положил». Но о нем нет и строчки в «Повести временных лет», чей «христианнейший» автор почему-то не удосужился упомянуть об этом великом деянии Крестителя Руси. Между тем, после Владимирова удара по хазарскому Змею Русь временно стала доминировать в Степи.
Конечно, отношения со Степью и тогда были весьма трудными. В эпоху Владимира Русь вступает в мощную конфронтацию с печенегами, которые были ее надежными союзниками в борьбе против Хазарского каганата. Так, арабский автор Ибн-Хаукаль утверждал, что печенеги есть «шип и сила» Руси. Разумеется, конфликты были и раньше, но такого ожесточения они не носили. В 971 году печенеги пришли на Русь (впервые) и осадили Киев, воспользовавшись тем, что князь Святослав находился в балканском походе. Осажденная столица страдала, в то время как на другом берегу Днепра стояла дружина воеводы Претича. Именно к ней был послан некий отрок, который сумел обмануть печенегов и добраться до Претича. Только тогда последний решил выступить на помощь Киеву, мотивировав свое решение следующим образом: «Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на тот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав». Получается, что Претич думал не о Руси и о Киеве, но всего лишь о своей шкуре. Хитроумному воеводе удалось обмануть печенегов, выдав свою дружину за передовой отряд могучего войска Святослава. Степняки сняли осаду Киева, но все-таки оставались в опасной близости от него. Тогда «киевляне» (очевидно, элитарная верхушка) направили Святославу послание: «Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул. А нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и защитишь нас, то возьмут нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?»