[27].
Зачастую «знаки чакры» изображаются на оборотной и боковых сторонах стел групп I–II, чаще всего в тех местах, где на лицевой грани их изобразить было трудно в связи с занятостью места другим изображением. Из подобных знаков отметим часто встречающийся выше головы знак, который может соответствовать чакре в энергетическом поле над головой, что наблюдалось некоторыми исследователями (Бреннен 1992). Отметим частый знак на уровне носа на оборотной и боковых гранях, который в редких случаях помещен и спереди, на месте носа (В145). Возможно, создатели стел придавали особое значение энергетическому центру, соответствующему органу дыхания (второстепенная чакра лалана?) и неотносимому в индо-тибетской традиции к числу главных.
Изваяния групп I–II и внутри их изваяния I–II типов, вероятно, изготовлялись афанасьевцами, в чем нас убеждают следующие соображения.
Стратиграфия изображений на трех стелах (Читыхысский чаатас В99, К76; Знаменка В74; VIII В116), равно как и обстоятельства обнаружения И. П. Лазаретовым стел и плит с «трехглазыми» и родственными им ликами в Черновой VIII и на уйбатских могильниках, в сочетании со стилистическим анализом убеждают, что все изображения группы I и большинство изображений группы II (если не все) были созданы в доокуневскую эпоху. А каковы бы ни были истоки окуневской культуры в широком смысле, ее безусловные истоки в плане сакральном обоснованно можно обнаружить лишь в афанасьевской культуре. Это и преемственность в местоположении могильников, и отчасти в погребальном обряде, и в наиболее сакрализованном типе посуды — курильницах; многочисленны и иные факты культурного взаимодействия афанасьевской и окуневской культур. При сооружении окуневских могил использовались, сначала осмысленно (в сакральном плане), а позднее бессмысленно, изображения групп III–IV. Важно отметить, что при сооружении могил окуневской культуры пока не зафиксировано использование древнейших стел групп I–II, которые, видимо, стояли на своих местах и пользовались поклонением окуневцев. А изображения группы III, несмотря на ряд отличий, типологически представляют развитие группы II. Поэтому и традиция изображения ликов групп III–IV могла быть заимствована окуневской культурой уйбатского этапа лишь у афанасьевской культуры.
Далее, яйцевидность и «коровья» рогатость ликов позволяет предположить, что их создателями, скорее всего, были выраженные европеоиды и скотоводы, коими до окуневцев в Хакасско-Минусинской котловине были именно афанасьевцы. Кроме того, весь набор доминирующих форм и фигур на изваяниях групп I–II совпадает с набором форм и фигур, характерных для афанасьевской культуры. Так, подчеркнуто яйцевидные лики находят полное соответствие в подчеркнуто яйцевидной форме большинства афанасьевских сосудов в Хакасско-Минусинской котловине, при этом средние размеры яйцевидных ликов близки средним размерам крупных яйцевидных сосудов; миниатюрные яйцевидные сосуды иногда просто приближаются по размерам к яйцу очень крупной птицы (однако не исключено, что некоторые изваяния группы II создавались и позднее: на В140 в прорисовке, экспонировавшейся в Абаканском музее, в орнаментальной разработке пасти хищника прослеживаются элементы, напоминающие образы раннескифского звериного стиля VIII–VII вв. до н. э.). Безусловно, остродонные сосуды, удобные для установки в золу очага, распространены широко. Однако такая изысканная яйцевидная форма присуща лишь афанасьевской культуре в Хакасско-Минусинской котловине: ее нет ни у остродонных сосудов родственной ямной культуры, ни у сосудов афанасьевской культуры на Алтае, в Туве или Синьцзяне. Кроме того, яйцевидность присуща и малым сосудам, которые не нужно было устанавливать в золу. Несомненны сакрально-мифологические ассоциации, делавшие яйцевидную форму сосудов подчеркнутой, доминирующей и неизменной.
«Знак чакры» на ранних стелах представляет собой круг или 2–3 концентрические окружности, в большинстве случаев с обозначенным центром и с четырьмя выступающими за пределы внешнего круга углами; изредка меньший круг с четырьмя углами вписывается в больший с такими же углами (В35, В99). Напрашивается сопоставление этого знака с особым значением фигуры круга и круга, соотнесенного с четырехугольником, в афанасьевской культуре. Это, во-первых, круг колеса, поскольку колесный транспорт появился в Хакасско-Минусинской котловине, почти несомненно, вместе с афанасьевцами (Шер 1980: 212–215). Во-вторых, это неизменный, тщательно выполненный правильный каменный круг (а изредка — два концентрических круга), в центре которого находятся одна или две прямоугольные основные могилы; встречаются и круги с каменными же выступами, напоминающими «углы» знака чакры (Подольский 1997). В-третьих — это правильный круг афанасьевских курильниц (самого сакрализованного типа посуды), если смотреть на них сверху (как и смотрели боги, предки и жрецы при воскурениях). Существенно, что некоторые из древнейших курильниц имеют основание в виде распложенных как бы по углам квадрата четырех орнаментированных ножек; наиболее яркий пример — курильница из очень раннего по радиокарбонной дате (середина IV тыс. до н. э.?) могильника Малиновый Лог (раскопки Н. А. Боковенко; Вадецкая 1986: рис. 10; Ермолова, Марков 1983).
Надо учитывать также особо высокую сакрализованность афанасьевской культуры в Хакасско-Минусинской котловине с ее безупречными каменными кругами могильников, каменными пестами для растирания охры или выдавливания сомы/хаомы из мухоморов (сравни со ступками и пестами в индуистском погребальном обряде), с наличием в могилах украшений из священного золота и серебра. Все это убеждает нас, что создателями изваяний групп I–II были афанасьевцы.
В дополнение к вышесказанному позволим себе высказать смелое (в рамках доминирующего в археологии позитивистского мышления) предположение, что на форму древнейших афанасьевских курильниц оказала влияние экстрасенсорно воспринимаемая форма чакры. Напомним, что чакры «в профиль» представляют два конуса, соединенных вершинами и разделенных на несколько (обычно семь) «слоев», соответствующих «слоям» энергетического поля человека (рис. 16, справа). Курильницы же обобщенно представляют собой по форме срезанный конус, а при развитости основания — два неравных конуса, соединенных срезанными вершинами, зачастую покрытых орнаментом в виде горизонтальных полос. Именно так увидел курильницу древний мастер, изобразивший ее на стеле в Уйбат-Хулгане (К170), причем верхний конус имеет 7 слоев, а нижний — 3. При взгляде «в фас» чакры в состоянии положительной активности представляют собой круги диаметром 12–15 см, подчиненные вихревому движению (рис. 16, слева). Верхний диаметр курильниц 12–16 см, а «вихревая» или «спиральная» орнаментация нередко покрывает их внешнюю (Вадецкая 1986: рис. 1, 5), а иногда и внутреннюю (Ковалев, Резепкин 1995: рис. 2) поверхность. Отметим, что, как показало исследование (Бреннен 1992), «лепестки» на изображениях чакр в индо-тибетской традиции соответствуют (как и наши «углы»?) малым вихрям внутри большого вихря чакры; наименьшее число малых вихрей — 4. На курильнице из Малинового Лога «вихревой» орнамент охватывает каждую из ее четырех ножек[28].
Вернемся, однако, к основной линии наших рассуждений. Изменения, отмечаемые в группе III (утрата яйцевидности ликов, их разрастание в ширину, угловатость очертаний большинства из них, появление подпрямоугольных, а рядом с ними — немногочисленных округлых ликов и т. д.), естественно связать с появлением (или сложением) окуневской культуры, когда в Хакасско-Минусинской котловине фиксируется новый антропологический тип населения со специфическими признаками монголоидности (Козинцев, Громов, Моисеев 1995), когда деформация черепа как бы «срезает» его свод и делает переход его к боковым сторонам угловатым (Громов 1995), когда исчезают круглые ограды могил и взамен их появляются прямоугольные, когда правильный круг курильницы нарушается появлением бокового отделения, а яйцевидные сосуды сменяются сосудами, подтрапециевидными в профиль. Показательно, что даже «знак чакры» на стелах III–IV групп иногда становится квадратным или прямоугольным (рис. 12: 3, 4, 9).
Отдельные изображения группы III осмысленно включались в композицию могил уйбатского этапа окуневской культуры и, вероятно, создавались в это время. Показательно, что «солнцевидные» лики типа подгруппы IIIд, изображенные на обломках сосуда из разрушенных погребений афанасьевской и окуневской культуры на р. Аскиз, отнесены Е. Д. Паульсом на основании техники лепки сосуда (Паульс 1997) к окуневской, а И. П. Лазаретовым и С. В. Хавриным — к афанасьевской культуре, первым — по характерному для ее керамики красноватого ангоба черепков, вторым — также исходя из характера изгиба поверхности (консультации 7 дек. 1995 на конференции по ОК в СПбГУ). Предполагаю, что правы все и что сосуд с ликами относится хронологически и культурно к «пограничью» между той и другой культурой.
Утрачивая ряд ранних признаков, изображения групп III–IV, однако, развивают некоторые, лишь намеченные ранее, образы. Так, над укороченным изображением «выхода из сахасрары» в виде прямой линии, «шпиля» или «древа», одной или тремя изогнутыми линиями иногда обозначается как бы граница «иного мира», что ранее имело место лишь в уникальном изваянии В47 группы II (рис. 11: 5). Примером поздних изображений такого рода является уникальное изображение В114, насыщенное информацией и по формальным признакам примыкающее к группе III.
Оговоримся: настаивая на том, что анализируемые изображения несут явные следы знакомства с той системой представлений об энергетике космоса и человека, которая позднее станет преимущественно достоянием индо-тибетской традиции, мы понимаем, что стоявшие в открытой степи, вне поселений и могильников (Кызласов 1986: 87–167) стелы передают эзотерическое знание лишь в упрощенной форме, доступной большинству современников, как туземцев, так и паломников, которые не могли не посещать уникальный сакральный центр в Хакасско-Минусин-ской котловине. И лишь отдельные изображения «проговариваются» о большем, подробнее выявляя систему эзотерических знаний посвященных. К таким «шедеврам» в группе II относятся В47 и В103 (рис. 11: 5, 7), а среди поздних — В114 (рис. 9; графическая реконструкция нижней части изображения принадлежит автору статьи).