авляются нам не только «солярными знаками», но и «знаками третьего глаза», а обязательная соотнесенность этого знака с темой терзания напоминает о борьбе одноглазых аримаспов с грифонами. Сам миф об аримаспах свидетельствует, что сакральный центр в Хакасско-Минусинской котловине утрачивает к VIII–VII вв. до н. э. свой абсолютный приоритет и самодовлеющую замкнутость, а его традиции продолжают развиваться в среде жрецов и пророков-кави ираноязычных кочевников.
Отметим, что именно в VII–VI вв. до н. э., в период угасания религиозного центра в Хакасско-Минусинской котловине, в Элладе резко усиливается «мистическая линия» в развитии религиозных идей и образов (религия терзаемого бога Диониса-Загрея-Иакха, «гиперборейский миф» делосской традиции и Аристея, затем орфизм и элевсинские мистерии). В орфизме, в частности, глубоко разрабатываются темы посмертного блаженства и мирового яйца как формы абсолютного бытия в себе, позднее выделяющего из себя триаду первичных сущностей (Фрагменты… 1989: 8, 44, 48, 62–63). Последнюю тему обычно относят на счет «восточных влияний» (имея в виду Персию и Индию), но, как было показано выше, обе названные темы издавна были присущи и религиозной традиции Хакасско-Минусинской котловины, с которой у архаической Эллады были, судя по всему, определенные связи в VIII–VI вв. до н. э. (не говоря о более ранних временах). И именно с рубежа VII–VI вв. до н. э. на греческих статуях кор (дев) и куросов (юношей), трактуемых иногда как статуи Аполлона, появляется «архаическая улыбка» (улыбка блаженства богов и героев?), наиболее яркое соответствие которой находим в «улыбке блаженства» на созданных в III–II тыс. до н. э. стелах в Хакасско-Минусинской котловине. Некое опосредованное (а возможно, и непосредственное) знакомство античного мира с «гиперборейским» сакральным центром в Хакасско-Минусинской котловине несомненно, а реальность древнего сакрального пути между ней и Восточным Средиземноморьем явствует из всего вышеизложенного.
Заканчивая статью, оставляем за ее пределами тему отождествления страны гипербореев со страной блаженных в индийской и иранской традициях (Бонгард-Левин, Грантовский 1974), а также тему соотнесенности религии населения саяно-алтайской области с зороастризмом и с дозороастрийской религией ариев, уже затронутую в ряде работ (Подольский 1988; Bokovenko, Matchinski 1994; Кузьмин 1995: 32–34).
Мы старались максимально насытить статью конкретным анализом уникальных в мировом масштабе и массовых для Хакасско-Минусинской котловины археологических памятников и поэтому вынуждены также оставить за ее пределами попытку воссоздания конкретных параметров той мировоззренческой концепции, которая лежит в основе прослеженной традиции изображений, в частности вопрос, какого именно сакрального статуса существа изображены на наших стелах. Об этом, если позволит судьба, в следующей статье. Подчеркнем лишь, что в Хакасско-Минусинской котловине в III тыс. до н. э. раньше, чем где-либо, проявляется в достаточно развитом виде та система знаний о единой энергетике микро- и макрокосма, которая позднее наиболее подробно и продуктивно разрабатывается индо-тибетской традицией, но также занимает в форме эзотерического знания видное место в самых разных и, как кажется, несовместимых и противоположных традициях — от сибирского шаманизма и индей-ских колдунов до… раннехристианских апокрифов и византийского исихазма XIV–XV вв.
Еще раз о древнейшем сакральном пути Евразии, о соотношении афанасьевской культуры и стел с «трехглазыми ликами»[29]
Появление новых материалов заставляет нас еще раз обратиться к этой, на наш взгляд, основополагающей для истории Евразийской Скифии теме (Мачинский 1989а; 1995; 1997б; 1997в; 1998).
Геродот, рассказывая о Скифии, называет не менее четырех священных путей (Hdt., IV, 13; 32–36; 52). Во-первых, некие священные пути подразумеваются в сюжете о местности Экзампей (Ἱραὶ Ὁδοί, «Святые пути» в переводе Геродота на греческий — Hdt. IV, 52) между Ю. Бугом и Днепром, где хранится огромный медный котел, принесенный царем Ариантом в дар святилищу, к которому и вели «святые пути»; второй путь, по Геродоту, ведет от низовьев Днепра в Юго-Западное Приуралье, где живет священный народ безволосых аргиппеев (Hdt. IV, 23–24), которых позднейшие авторы уподобляют блаженным гипербореям.
Третий священный путь пролегает от гипербореев (живущих, по данным Дамаста, Плиния и др., «выше» гор Рипеев, т. е., в данном контексте, Алтая) через земли аримаспов, исседонов, скифов к эллинам на священный Делос (Hdt. IV, 13; 33). По этому пути во времена Геродота от народа к народу передавались священные дары (завернутые в пшеничную солому «начатки плодов» или «пучки колосьев»). Еще раньше примерно по этому же пути дары, посвящаемые деве Артемиде, приносили на Делос гиперборейские девы, сопровождаемые мужами. Первые девы, согласно мифу, прибыли на Делос одновременно с богами — Латоной, Артемидой и Аполлоном (Hdt. IV, 35). Эти посольства, известные с незапамятных времен, прекратились не позднее начала VII в. до н. э. из-за насилия, которому подверглись девы, — видимо, в связи с наступлением периода первых миграций на запад и военных столкновений кочевых народов (Мачинский 1997а; 1997б).
Этот священный путь дев и даров, достигая Причерноморья, раздваивался. Одна его ветвь (по Геродоту) шла через Северо-Западное Причерноморье и Балканский полуостров в Додону, а оттуда — на Делос (Hdt. IV, 33). Другая ветвь (по Павсанию) вела от скифов в Синопу, а оттуда — на Делос (Paus. I, 31, 2). Несомненно, что путь в Синопу и далее совершался морем из Северо-Восточного Причерноморья, т. е. от Боспора Киммерийского и Северо-Западного Предкавказья.
Четвертый священный путь, описанный Геродотом, — это путь Аристея из Проконнеса, автора поэмы «Аримаспея», адепта культа Аполлона, который пытался достигнуть земель, куда Аполлон ежегодно летал на лебедях, — земель аримаспов и гипербореев, но смог добраться лишь до исседонов. Видимо, к его времени (VII в. до н. э.) священный путь был уже нарушен враждой аримаспов и исседонов, и по нему могли передаваться только святые дары (карту путей см. на рис. 17).
Именно Аристей впервые фиксирует характерное для кочевого мира миграционное движение этносов на запад: аримаспы постоянно вытесняют исседонов, исседоны — скифов. Из этого следует, что аримаспы, живущие во времена Аристея и Геродота западнее гор Алтая-Рипеев (Дамаст), ранее могли жить к востоку от них. Сами аримаспы описаны и как богатые воинственные скотоводы, и как мифические персонажи, ведущие вечную борьбу за священное золото с грифонами и имеющие «глаз на прекрасном челе». В буквальном переводе текста Аристея это «глаз на прекрасном междуглазии», что не исключает наличия двух других обычных глаз, однако более поздние авторы уже трактуют аримаспов как «одноглазых».
Эсхил, писавший ранее Геродота, в трагедии «Прикованный Прометей» отправляет рогатую деву Ио по пути гиперборейских дев, но в обратном направлении — от Боспора Киммерийского к аримаспам и грифонам. Гипербореев он не упоминает. Геродот и ряд других авторов называют народ, посылающий дев, мужей и дары, гипербореями. Однако начиная с младшего современника Геродота Антимаха (вторая половина V в. до н. э.) наблюдается смешение гипербореев с аримаспами: согласно Антимаху, «гипербореи — это аримаспы» (Antim. 141 Matthews); по Каллимаху (310–235 гг. до н. э.), автору второго по времени (после Геродота) сохранившегося свидетельства о посольстве дев, они прибывают на Делос «от белокурых аримаспов» (Callim. Hymn. in Del. 291); Ференик же сообщает, что гипербореи «поселились за Бореем, [попросив] землю у царя Аримаспа» (Schol. Pind. Ol. III, 28; см. Bolton 1962: 22–23).
Рисунок 17. Сакральные пути Северной Евразии в III–I тыс. до н. э. Д — о. Делос; ХМК — Хакасско-Минусинские котловины; Э — Экзампей; Б — г. Белуха; Т — горный массив Таван-Богдо-Улла. I — пути, ведущие в Экзампей; II — путь к аргипеям; III — путь дев и даров; IV — путь Аристея; V — путь распространения сейминско-турбинской культурной традиции
В итоге создается устойчивая связка образов: священные девы и сопровождающие их мужи, направляющиеся с древности и до VII в. до н. э. от священных гипербореев и аримаспов с «глазом на прекрасном челе», живущих или живших за Алтаем-Рипеями, к деве Артемиде; рогатая дева Ио; плешивые аргиппеи, подобные гипербореям. При всей кажущейся фантастичности этого комплекса образов он находит поразительное соответствие в фиксируемой историей и археологией реальности. Именно за Алтаем, в Хакасско-Минусинских котловинах на Енисее, образующих взаимосвязанную, замкнутую и своеобразную природную систему, давно обнаружены высокие (до 4,7 м) каменные стелы, изображающие в большинстве своем сакрализованных дев (изредка — мужей), безволосых и зачастую рогатых, характернейшим признаком которых является третий глаз, расположенный в середине чела (рис. 18).
Эти стелы, воздвигнутые в большинстве своем никак не позднее первой половины II тыс. до н. э., стояли (за редкими исключениями) на своих местах до VIII в. до н. э. и лишь позднее начали интенсивно использоваться при создании погребальных оград. Их почитание местным населением, не раз менявшим свой облик, культуру и язык, продолжалось вплоть до XX в.
То, что подавляющее большинство этих стел изображает именно дев, знали местные хакасы, поскольку большинство изваяний, имеющих собственные имена, назывались у них девами. Со временем к этому же убеждению пришел и М. П. Грязнов (1950: 155), признавший подобные изображения образами девы-матери. Позднее на основании подробного анализа мы пришли к выводу, что подавляющее большинство ранних стел с изображениями на узкой стороне представляют образ сакрализованной девы, хотя изредка среди них встречаются и изображения мужей, а «третий глаз» изображает чакру аджну, энергетический орган духовной концентрации и духовного ясновидения (Мачинский 1995; 1997а; 1997б).