Таким образом, два пути сакральных или иных связей (предполагавших и передвижение, и оседание в новых местах групп людей, несущих разные религиозные традиции): один сухопутный, из Хакасско-Минусинских котловин, другой преимущественно морской, из Эгеиды, — соединялись в области между Нижним Доном и предгорьями западной части Кавказского хребта, образуя единый трансъевразийский путь. Самым ярким сакрализованным образом на юго-западном окончании этого пути являются знаменитые каменные кикладские идолы, изображающие, по принятому мнению, женщин. Однако трактовка их юношеских фигур, с широкими плечами и узким тазом, с едва намеченными грудями, убеждает в том, что и здесь мы имеем дело с изображениями и культом дев. Таким образом, предположительно выявляемый путь уже в середине III тыс. до н. э. пролегал между центрами, весьма различными по религиозным воззрениям и их воплощению в камне, но все же имеющими важную точку соприкосновения. В VIII–V вв. до н. э. этот затухащий путь был отмечен античной традицией как путь гиперборейских дев к деве Артемиде.
Что касается уникального религиозного феномена конца IV — середины I тыс. до н. э. в Хакасско-Минусинских котловинах на Енисее, то в самых разных письменных традициях имеются сведения о путешествиях и паломничествах в его направлении из Древней Греции, Вавилонии, Ирана, Индии и Китая. В чем суть этого феномена и его притягательности, какова его роль в истории Скифии, России и Евразии — это должно стать предметом комплексного исследования нескольких исследователей из разных сфер познания. Если предполагать наличие некой первичной конкретной реальности за священной страной Шамбхала (тибетская буддийская мифология ваджраяны), расположенной севернее Тибета за некой рекой Сита в окружении снежных гор, то наилучшим соответствием ей является уникальный сакральный центр в Хакасско-Минусинских котловинах к северо-востоку от Алтая, интенсивно функционировавший в пределах начала III — первой трети II тыс. до н. э., но сохранявший свою притягательность и позднее.
Вскоре после сложения в III тыс. до н. э. традиции трехглазых ликов, в первой половине II тыс. до н. э. возникает таинственная археологическая общность, выделяемая преимущественно по наличию высококачественных бронзовых изделий определенных типов и именуемая «памятники Сейминско-Турбинского типа». Общность эта простирается от Хакасско-Минусинских котловин и Алтая на востоке до Финляндии на западе с явно выраженным ярким очагом на верхней и средней Волге и в Прикамье. Не ясно, принимало ли участие в этом культурном феномене население окуневской культуры, но несомненно, что некий трансъевразийский путь был проложен в это время вдоль южной кромки тайги от Алтая до Финляндии (рис. 17). Можно не сомневаться, что этот путь имел и сакральный аспект. В связи с этим отметим, что много позднее, в VI–VIII вв. н. э., именно в Прикамье вновь возникает традиция создания трехглазых женских изображений, выполненных в бронзе. А Прикамье VI–VIII вв. н. э., и в частности традиции его женской магической культуры, находит прямой отзвук в мифологии Скандинавии и в материальной культуре Ладоги конца VII–VIII в. (Мачинский 1997в)[31].
Страна аримаспов, простор ариев и «скифские» зеркала с бортиком[32]
В 1958 г. М. И. Артамонов в отзыве на первую мою курсовую работу по археологии писал: «Фамилия Мачинского вызывает у меня воспоминания о погибшем в прошлую войну друге, очень талантливом молодом ученом, который еще не успел проявить свое дарование во всей полноте заложенных в нем возможностей. Я очень рад, что в разбираемой курсовой работе студента Мачинского проявляются лучшие черты его отца». Я, как и многие, формировался «под крылом» Михаила Илларионовича. И ныне, в статье, посвященной его памяти, мне хочется подарить Михаилу Илларионовичу свободно разрастающийся живой куст фактов, сопоставлений, гипотез и предположений, куст, родственный тому «Древу познания», жрецом которого он был всю жизнь. Удался ли мой подарок — судить может только он[33].
Важнейшим фактом предыстории религиозной жизни Скифии является возникновение и двухтысячелетнее существование уникального сакрального центра в Хакасско-Минусинской котловине северо-восточнее Алтая. Усилиями ряда исследователей (Шер 1980; Кызласов 1986; Мачинский 1993; 1997в; Bokovenko, Matchinski 1994) установлено, что этот центр сформировался до появления в Хакасско-Минусинской котловине окуневской культуры и что он уже существовал в эпоху афанасьевской культуры (около середины III тыс. до н. э. или ранее). Полагаем, что и само возникновение центра связано с афанасьевской культурой (Мачинский 1995; 1997в), хотя активное его функционирование продолжалось и в окуневское время (около 2300–1500 гг. до н. э.), а «пассивное» (без создания новых трехглазых изображений) — до VII–VI вв. до н. э.
Отличительные черты этого центра:
1. Создание, транспортировка (иногда за десятки км) и воздвижение каменных обелисков высотой до 4,7 м с антропоморфными ликами в средней части, характернейшая черта коих — третий глаз (чакра аджна) посреди лба.
2. На обелисках и стелах упрощенно изображена система энергетических каналов и чакр, как внутри тела и головы, так и над головой, что отражает наличие у создателей изображений развитой системы знаний о связи между собой и Высшим Началом разных уровней бытия, а также системы психосоматических практик, позволяющих индивидууму реализовать эту связь.
3. Обелиски первоначально ставились в открытой степи, вне поселений, могильников и святилищ, т. е. эзотерические по своей природе знания и практики в данной ситуации были открыты для приобщения широкому кругу жителей Хакасско-Минусинской котловины и паломникам.
4. Опорным являлся образ «просветленной» или стремящейся к просветлению сакрализованной человеческой личности, выходящей за пределы физического бытия, т. е. тема «восхождения» человеческого духа и души, а не «нисхождения» божества; среди изображений различаются «просветленные девы» и «просветляющиеся во внутреннем борении мужи» (Мачинский 1997б; 1997в).
Со второй половины III тыс. по IV в. до н. э. археологически прослеживаются сакральные и иные связи Хакасско-Минусинской котловины и Алтая с Северо-Западным Предкавказьем, т. е. с северо-восточной окраиной Средиземноморья. В первой половине I тысячелетия до н. э. значение сакрального центра в Хакасско-Минусинской котловине ослабевает и усиливаются проявления сакрализации жизни в более южных и юго-западных областях — в Западной Монголии, Туве, на Алтае и в Восточном Казахстане.
Археологические данные хорошо соотносятся с зафиксированными античной традицией в VII–V вв. до н. э. преданиями о земле священных гипербореев за Рипеями (Алтаем), о посольствах священных дев, отправлявшихся оттуда через Северо-Западное Предкавказье на Делос в святилище Артемиды и Аполлона, о живущих западнее Рипеев-Алтая аримаспах, имеющих один глаз на челе и ведущих борьбу с мифическими грифонами за высокосакрализованное во всей степной Скифии золото (Аристей Проконнесский, Эсхил, Геродот, Дамаст и др.). Проекция всех сведений античных авторов об аримаспах (подробнее см.: Мачинский 1997б) на реальную карту Евразии дает следующее.
При перечислении этносов восточнее Меотиды (по сведениям, восходящим к VII — нач. VI в. до н. э.) соблюдается такая последовательность: скифы, исседоны (исседы), аримаспы, стерегущие золото грифоны, горы Рипеи, гипербореи[34]. Рипеи данной традиции соответствуют Алтаю (Исмагилов 1987; Мачинский 1989а).
Последние из цепочки народов, аримаспы, живут в местности Гесклифрон — т. е. «замыкание земли» (Plin. NH VII, 10) «с весьма богатой почвой» (Mela II, 1), через которую протекает «златоносный Плутонов поток» (Aesch. PV 805–06), как бы отделяющий ойкумену от мира потустороннего.
По Геродоту, для западной Скифии от Боспора до южного Урала характерна восьмимесячная зима, длительность коей определяется замерзанием воды и земли, т. е. морозами и заморозками (Hdt. IV, 28). Однако «полюс холода» расположен восточнее, в Рипеях (Дамаст, Псевдо-Гиппократ, Плиний), где вечные снега, откуда дует Борей. Так что у аримаспов, живущих у подножия Рипеев, «зима» должна быть более 8 месяцев. За Рипеями, в предгорьях коих обитают грифоны, в местности на широте Британии со «счастливым климатом и свободной от вредных ветров» (Плиний) (т. е. в Хакасско-Минусинской котловине, см. Мачинский 1997в), живут гипербореи.
Аримаспы, населявшие (по сумме данных) восточную половину степного Казахстана, характеризуются Аристеем как «многочисленные и доблестные воины», богатые конями, крупным и мелким скотом (Aristeas fr. 4 Bolton). По сведениям Аристея, они всегда нападают на соседей — исседонов, которые ими «вытесняются из страны», исседоны, в свою очередь, вытесняют своих соседей, скифов, скифы же вытеснили киммерийцев (Аристей в пересказе Геродота, Hdt. IV, 13). Т. е. Аристей отмечает первый толчок той «пульсации кочевой степи», что каждые 200–300 лет приводила к движению с востока на запад крупной орды кочевников (не считая мелких передвижений). Видимо, до VIII в. до н. э. аримаспы жили еще восточнее (Джунгария, Тува, Западная Монголия?). В связи с этим интересно сообщение, что гипербореи «поселились за Бореем, [попросив] землю у царя Аримаспа» (Ференик, Schol. Pind. Ol. III, 28).
В предгорьях Рипеев, у упоминаемого Эсхилом «златотекущего потока» (озеро Зайсан и верхний Иртыш, где обнаружены следы золотодобычи эпохи бронзы), аримаспы добывают золото, и в связи с этим на первый план выступает их иной образ, в котором тесно переплетены первичная реальность, миф, обряд и традиция эзотерического знания. «Единственный глаз на челе» золотодобытчиков — это чакра аджна, орган «тонкочувственного» восприятия. Грифоны — это и реальные птицы и кошки Алтая, и мистические стражи золота, и условный образ тех опасных сущностей, которые видятся шаманам в состоянии транса. Золото — это и реальное золото, и та священная субстанция небесного света и огня, та благодать, которая в известном мифе обеспечивает происхождение царской власти и организации общества скифов.