Прежде чем цитировать свидетельства о неизбежной гибели города феаков — короткая справка. По «Одиссее», феаки — пришельцы на Схерии, они переселились сюда под предводительством царя Навсифоя из области Гиперия («Запредельная») из-за невозможности соседства с «дикими циклопами». Навсифой (букв. «с быстрыми кораблями», т. е. «владеющий быстрыми кораблями») — сын Посейдона и Перибойи, дочери Евримедонта, предводителя гигантов. Феаки — «любезные богам» и «родные богам», боги охотно посещают их в своем истинном обличье, особенно им благоволят Зевс и Афина. В момент прибытия Одиссея на остров во главе феаков стоит Алкиной, сын Навсифоя и внук Посейдона, женатый на своей племяннице Арете, правнучке Посейдона. Алкиной и Арета присутствуют и в «Аргонавтике» Аполлония Родосского, которая восходит к более ранним сказаниям об аргонавтах, т. е. они современны и более старшему, чем Одиссей, поколению героев. В «Одиссее» у них взрослые сыновья и дочь, но какие-либо намеки на их преклонный возраст отсутствуют, — видимо, они одарены долгожительством, но, безусловно, смертны. Феаки гостеприимны к потерпевшим крушение и по их желанию и безвозмездно отвозят странников на своих управляемых мыслью кораблях на родину (или в другой «пункт назначения»); поездка и возвращение занимают одни сутки. Но феаки не любят «людей промышляющих» (пиратством и торговлей) и поэтому настороженно относятся к таким чужеземцам.
Алкиной, пообещав преследуемому Посейдоном Одиссею доставить его безвозмездно на Итаку, далее говорит следующее:
…быстро они (корабли феаков. — Д. М.) все моря обтекают,
Мглой и туманом одетые; нет никогда им боязни
Вред на волнах претерпеть иль от бури в пучине погибнуть.
Вот что, однако, в ребячестве я от отца Навсифоя
Слышал: не раз говорил он, что бог Посейдон недоволен
Нами за то, что развозим мы всех по морям безопасно.
Некогда, он утверждал, феакийский корабль, проводивший
Странника в землю его, возвращаяся морем туманным,
Будет разбит Посейдоном, который высокой горою
Град наш задвинет… (курсив мой. — Д. М.)
Вот, по возможности, буквальный перевод узлового места этого отрывка (с допустимыми вариантами):
Он (Навсифой. — Д. М.) сказал, что некогда прекрасносделанный корабль феаков, возвращающийся из сопроводительной поездки, будет разбит во мглистом море, а большая гора закроет со всех сторон (накроет) нам (наш) город[42].
Отмечу, что в греческом тексте нет ни тени сослагательности: Навсифой говорит о том, что неизбежно произойдет и предупреждает об этом сына, возможно вполне взрослого («в ребячестве» добавлено В. А. Жуковским).
Как увидим далее, речь здесь идет о чем-то, превышающем волю Зевса, благоволящего к феакам, видимо — о Мойре (Судьбе). Роль Мойры в божественной иерархии можно представить по целому ряду ранних примеров. В «Илиаде» Зевс многократно взвешивает на весах жребии сражающихся героев, дабы узнать волю Судьбы (Hom. Il. XIII, 69 f.; XVI, 658; XXII, 209 f.). В «Одиссее» говорится, что убийство Агамемнона совершилось по велению Мойры (Od. XIV, 28–29), перед которой бессильны даже боги: «Но и богам невозможно от общего смертного часа милого им человека избавить, когда он уж предан в руки навек усыпляющей смерти судьбиною будет» (Od. III, 236–238). Одиссею также предстоит, по словам Алкиноя, в отчизне испытать все то, что судьба и Мойры сплели для него при рождении (Od. VII, 196–198). Прометей у Эсхила в «Прикованном Прометее» утверждает, что «штурвальным необходимости» являются «трехликие Мойры и помнящие Эриннии» и что Зевс «не избежит предначертанного» (Aesch. PV 515–518). По свидетельству Геродота, Пифия на запрос Креза ответила: «Предопределенного Судьбой не может избежать даже бог» (Hdt. I, 91). И лишь по значительно более позднему свидетельству Павсания, Судьба (Мойра) определяется волей Зевса (Paus. I, 40, 4). Но в нашем случае речь определенно идет о предсказанной судьбе, неподвластной Зевсу.
Впервые название Схерии в поэме произносит Зевс, говоря Гермесу:
Ныне лети объявить от богов, что отчизну увидеть
Срок наступил Одиссею, в бедах постоянному; путь свой
Он совершит без участия свыше, без помощи смертных;
Морем, на крепком плоту, повстречавши опасностей много,
В день двадцатый достигнет он берега Схерии тучной,
Где обитают родные богам феакийцы…
Так и происходит, на двадцатый день Одиссей достигает Схерии. Формула неизбежной гибели города феаков, произнесенная Навсифоем и воспроизведенная Алкиноем, повторяется ведущими героями «Одиссеи» еще трижды.
Посейдон, оскорбленный тем, что феаки, вопреки его воле, доставили Одиссея на Итаку, жалуется Зевсу: «я не буду почитаем вместе с бессмертными, когда уже смертные феаки нисколько меня не почитают, хотя они из моей породы (т. е. происходят от меня)» (Od. XIII, 128–130). В этой фразе содержится нечто новое: ранее феаки назывались «богоподобными» (Od. V, 35) или «близкими» богам, «подобно циклопам и диким племенам гигантов» (Od. VII, 206), а приравнивание их к циклопам (рождены Ураном и Геей) и гигантам (рождены Геей от капель крови оскопленного Урана) говорит о том, что они древнее олимпийских богов и не могут происходить от Посейдона[43]. Здесь же впервые подчеркивается смертность феаков и происхождение от Посейдона, чем как бы предрекается их гибель и особое право Посейдона на возмездие. Зевс предлагает Посейдону наказать беспощадно и по своему усмотрению того, кто его не почитает (Od. XIII, 143–145), на что Посейдон, колебатель земли, отвечал громовержцу:
Смело б я действовать стал, о Зевес чернооблачный, если б
Силы великой твоей и тебя раздражать не страшился;
Ныне же мной феакийский прекрасный корабль, Одиссея
В землю его проводивший и морем обратно плывущий,
Будет разбит, чтоб вперед уж они по водам не дерзали
Всех провожать, и горою великой задвину их город.
И тут Зевс, до сих пор благосклонный к «богоподобным» феакам, проявляет себя как истинный «художник» и «эстет», внося посильную коррекцию в предначертание судьбы:
Друг Посейдон, полагаю, что самое лучшее будет,
если (когда подходящий корабль издалека увидят
жители града) его перед ними в утес обратишь ты,
образ плывущего судна ему сохранивши, чтоб чудо
всех изумило; потом ты горою задвинешь их город.
Не правда ли, впечатляющий новый пластический образ — окаменевший среди моря корабль? После этого закрыть город со всех сторон горой — просто исполнение древнего предначертания.
Когда феаки уже хорошо видели корабль, Посейдон обратил его в камень, и Алкиной воскликнул: «Феакийцы, горе! Я вижу, что ныне сбылося все то, что отец мой мне предсказал…» — и далее следует точное повторение предсказания Навсифоя в песни VIII, 567–570 (ср. Od. XIII, 175–178). Алкиной предлагает принести двенадцать быков в жертву Посейдону и молиться, чтобы он смилостивился. «И усердно молясь Посейдону владыке, все феакийские старцы, вожди и вельможи стояли вкруг алтаря» (Od. XIII, 171–187). И далее, на протяжении одиннадцати с половиной песней, о Схерии, Алкиное, феаках — ни слова. Несомненно, если бы все закончилось благополучно, автор рассказал бы об этом, восславив Посейдона. Но избавления быть не могло: все уже было решено и утверждено на уровнях Судьбы, Зевса и Посейдона[44].
Остров феаков, именуемый Схерия («Одиссея») или Дрепана, т. е. Серп («Аргонавтика» Аполлония Родосского), где царствует Навсифой, а затем Алкиной и Арета, упоминается (подробнее см. ниже) в связи с архаичными персонажами греческой мифопоэтической традиции, напрямую и лично связанными с олимпийскими богами (Эрехтей, Титий, Макрида, Навсифой), затем с героями поколения аргонавтов (Радамант, Навсифой, Геракл, Медея, Язон и аргонавты, Алкиной и Арета) и, на-конец, с персонажами, современными героям Троянской войны (сам Одиссей, Демодок (Гомер?), Алкиной, Арета, их дети — Навсикая, Лаодам и другие). После этого позднейшего эпического пласта остров и народ феаков и воспоминание о них исчезают не только из последней части «Одиссеи», но и вообще из эпической и историко-географической памяти эллинов, в отличие от ряда других островов и народов, упомянутых в «Одиссее» (Итака, Закинф, Крит, Делос и др., киконы, киммерияне, лотофаги, финикийцы и др.). Как будто свершившаяся по воле судьбы и богов природная катастрофа навсегда прервала светлое и гармоничное бытие феаков и вычеркнула их из числа живых.
Описание гибели города феаков повторяется почти дословно четырежды: «большая гора закроет со всех сторон город»[45]. К этому добавляется появление в море новой скалы, которую принимают за окаменевший корабль. И все это совершает «колебатель земли» Посейдон. Полагаю, что это образное отражение реальной гибели города, заваленного пеплом («закрытого со всех сторон») при извержении вулкана («большой горы»), сопровождавшегося появлением в море нового островка.
Следовательно, город на острове Схерия погиб так же, как около 1628 г. до н. э. погиб город с условным названием Акротири на острове Каллиста-Фера-Санторини, открытый и блистательно исследованный Спиридоном Маринатосом в 1967–1974 гг. Грандиозное извержение, сопровождавшееся масштабными тектоническими сдвигами, изменением конфигурации острова, появлением новых островков, огромными цунами и выбросом в атмосферу большого количества пепла, не могло не оставить следа в мифо-эпической традиции Эгеиды. Пепел был обнаружен даже в нарастающих ежегодно льдах Гренландии и в соответствующих годовых кольцах ископаемых дубов в Ирландии, что и позволило столь точно датировать эту катастрофу (Der Neue Pauly Enzyklopädie… Bd. 12/I, 2002: 406–407). Радиокарбонные даты в целом подтверждают эту датировку.