<…>, но гибельная ночь распростерта над несчастными смертными» (Od. XI, 12–19), свидетельствуют об одном: о северных коротких летних и длинных зимних ночах, известных автору поэмы и изображенных в поэтически гиперболизированной форме.
Так понимали эти тексты и древние авторы Арат (ок. 310–245 гг. до н. э.) и Кратет (ок. 200–150 гг. до н. э.), и византийский ученый-эрудит епископ Евстафий Фессалоникийский (XII в.), и многие ученые Нового времени (K. E. Baer, U. von Wilamowitz-Moellendorff), включая В. В. Латышева, поместившего эти отрывки в свой свод «Известий античных писателей о Скифии и Кавказе», с недвусмысленным примечанием: «Видно, что автору поэмы были известны короткие северные ночи» (SС I: 299–300). Итак, в «Одиссее» отразились первые поездки эллинов к самым северным побережьям известного им морского пространства, каковыми и являются северные берега Понта.
Рассказ Геродота о людях, живущих севернее аргиппеев и спящих шесть месяцев в году, говорит о доходивших до эллинов в районе Днепро-Бугского лимана реальных сведениях о еще более длинных многомесячных ночах (и, следовательно, днях) за полярным кругом. Свидетельства же Геродота и его источников о крайне холодном климате Скифии (VI–V вв. до н. э.) отчасти объясняют, почему длительная ночь у киммерийцев в «Одиссее» названа «гибельной» (Hdt. IV, 23–25, 28, 31).
Страбон, обобщая научные знания эллинистических ученых, отмечает особо короткие зимние дни и летние ночи (когда на севере всю ночь виден тусклый отсвет солнца, двигающийся с запада на восток) в Северном Причерноморье у Борисфена и Меотиды. Он подчеркивает отличие в этом отношении Северного Причерноморья от всех других известных ему областей от истоков Нила до Византия (Str. II, 1, 18; II, 5, 38–41).
Представление о несчастных киммерийцах, живущих в краю «гибельной ночи» около Аида, могло появиться не позднее конца VIII в. до н. э., когда они начинают вторгаться в Переднюю Азию, создают с 670–660-х гг. угрозу греческим городам и воспринимаются и описываются эллинами как войска воинственных всадников (Андреев 2004: 52–53). Соотнесенность Аида с киммерийцами, отражающая реальность VIII в. до н. э., позволяет локализовать его там, где киммерийцев как предшественников скифов (а также оставленные киммерийцами топонимы) знают Аристей из Проконнеса (VII в.), Эсхил и Геродот (V в. до н. э.) — т. е. в Северо-Западном Причерноморье.
Таким образом, остров Кирки, помещаемый рядом с Аидом, также должен находиться в где-то в Северном Причерноморье. При этом недвусмысленное свидетельство о его местоположении в рассказе о возвращении Одиссея из Аида к Кирке, где сказано, что корабль, покинув Океан, вошел в море и пристал «к острову Айайэ, где жилища и хороводы ранорожденной Эос и восходы Гелиоса» (Od. XII, 2–4), позволяет утверждать, что этот остров расположен восточнее Аида, на крайнем северо-востоке Понта. Именно там находился и остров Гермонасса. Близость географической локализации острова Айайэ и страны Айя выявляется при сравнении вышеприведенной цитаты из «Одиссеи» и фрагментов поэта Мимнерма (акме около 630 г. до н. э.)[48]: и остров Айайэ, и страна Айа лежат рядом на самом востоке морских путей эллинов; Айа находится у берега Океана, а от Айайэ Океан находится в одном дне пути.
Изложенное понимание текстов «Одиссеи» и Мимнерма во многом предвосхищено уже в 1884 г. У. Виламовицем: «Ээя лежит на крайнем северо-востоке, где встает солнце <…>. Отделять Ээю от Эи невозможно <…>. Автору <…> мыслится полное приключений блуждание (Irrfahrt) в Черном море. Остров Кирки является островом Эи, на котором обитает сестра „царя Эи“. От острова Кирки нужно лишь переплыть Океан, чтобы оказаться у киммерийцев во мраке. Киммерийцы — это скифский народ, чьи реальные места обитания лежат как раз там, где их помещает поэтический контекст» (Wilamowitz-Moellendorff 1884: 165; использован перевод: Тохтасьев 1993: 44–45)[49].
Остров Αἰαίη и по названию, и по родственным связям владеющей им Кирки неразрывно связан со страной Αἶα (Айа), где царствует Αἰήτης (Айэтес), брат Кирки. Название острова, являющееся одновременно эпитетом самой Кирки, означает «айаский/айаская», т. е. принадлежащий/щая к стране Айа (Lesky 1948). Все это было понятно уже Страбону (Str. I, 2, 10).
Геродот первый ставит Айю в прямую связь с Колхидой и с рекой Фасис (Риони) (Hdt. I, 2), разграничивающей, по мнению некоторых, Европу и Азию (Hdt. IV, 45). Однако из сопоставления сведений его предшественника логографа и географа Гекатея Милетского (посл. четв. VI — нач. V в. до н. э.) с непреложностью явствует, что границей между Европой и Азией он считал Боспор Киммерийский и некую реку, впадающую в Меотиду: дандарии, по другим источникам, живущие севернее Кубани, на восточном берегу Меотиды помещены Гекатеем в Европе, а синды, живущие южнее Кубани, и колы в предгорьях Кавказа — в Азии. Поскольку рекой возвратного плавания аргонавтов, по Гекатею, был Фасис, ясно, что разграничивающая материки Кубань была известна ему под именем Фасис (F Gr Hist 1 F 18). Это подтверждается и прямым свидетельством Эсхила о Боспоре и Фасисе, разграничивающих Азию и Европу (Aesch. PV 729–34, 790; Fr. 191 R). Да и взгляд на карту убеждает, что текущая вдоль предгорий Кавказа полноводная Кубань куда больше подходит на роль границы Азии и Европы, чем Фасис-Риони, описанный Гиппократом (Hp. Aër. XV; SC I: 58, 59) без всякого намека на то, что эта река может что-либо разграничивать (Jacoby 1957; Ельницкий 1961; Куклина 1985; Мачинский 1989а).
Именно на плодородных землях Покубанья царствовал, судя по всему, божественный царь-пахарь Αἰήτης. По Пиндару, Айэт до пахоты Ясона и в пример ему сам запрягает огнедышащих быков и проводит плугом борозду глубиной в сажень. По Аполлонию Родосскому, Айэт сам утром запрягает быков, пашет и сеет, а затем, сражаясь с выросшими из посева воинами, к вечеру завершает жатву. Такой культ сакрализованной пахоты непредставим в болотистых землях по нижней Риони (Фасис) и является естественным на мощных черноземах по Кубани (Фасису). Вне зависимости от первичного местного значения хоронима Αἶα, в «гомеровском диалекте» оно являлось синонимом слова γαῖα (земля), а имя Αἰήτης воспринималось как производное от Αἶα и могло, по Ю. В. Андрееву, означать «человек из страны Земля» (Андреев 1990: 160–162).
По архаичной версии Дионисия Милетского в передаче Диодора Сицилийского, Персей, брат Айэта, владел Тавридой, а сам Айэт — колхами и меотами. От брака Айэта и дочери Персея Гекаты родились Кирка и Медея. Кирка, выданная замуж за царя сарматов или скифов, отравила своего мужа зельем и после изгнания поселилась на пустынном острове (D. Sic. IV, 45).
По Стефану Византийскому, «Пантикапей — очень большой город, столица Боспора; основан сыном царя Айэта, получившим это место от скифского царя Агаэта» (St. Byz. s. v. Παντικάπαιον).
По архаичной версии, сохраненной в схолиях к «Аргонавтике» Аполлония Родосского, баран «переносит Фрикса в Скифию», где он «женится на Халкиопе, дочери скифского царя Айэта» (Schol. A. R. Proleg. B b).
Если свести эти версии воедино, то первичное местопребывание (остров) Кирки соседствует с Покубаньем (Фасис, Айа, меоты, Скифия, скифы, сарматы) и Тавридой (царь Тавриды Персей, Геката и Пантикапей), чему соответствует местоположение Таманского полуострова, называвшегося в древности Эон (Plin. NH VI, 18) и представлявшего тогда из себя 3–4 острова, разделенных рукавами Кубани, лиманами и протоками. Два из них назывались Гермонасса и Фанагора (рис. 25: а).
Дальнейшая эволюция этого сюжета кратко резюмирована Ю. В. Андреевым: «…Первоначально все это зловещее семейство обитало где-то в одном месте, и называлось оно страной или островом Эя. Однако потом <…> пути брата и сестры далеко разошлись. Кирка вместе со своим островом оказалась заброшенной на <…> запад Средиземноморья. Ээт и подвластная ему страна Эя, наоборот, осталась на дальнем востоке» (Андреев 1990: 161–162).
Обрисуем характерные черты самой Кирки и ее местообитания по «Одиссее», исходя из допущения, что в мифопоэтическом контексте сохранились отдельные реальные черты природы острова, а также культа и мифологии некой местной богини (и ее жрицы?), поразившие эллинов при первом соприкосновении с ними.
Прибыв на пустынный и лесистый остров и поднявшись на возвышенность, Одиссей видит дым над жилищем Кирки, которое в «Одиссее» трижды названо «священным»; реки и чащи на острове тоже по одному разу названы «священными», т. е. священное обиталище Кирки расположено на священном пустынном острове (Od. X, 275, 351, 426).
Возвращаясь к кораблю, Одиссей встречает и убивает большого оленя, из описания коего явствует, что ни Одиссей, ни его спутники никогда не видели столь огромного и высокорогого зверя. Это объяснимо, если допустить, что здесь отразились первые встречи эллинов с благородными оленями лесостепей и лесов Скифии, весьма превосходящими размерами тела и высотой рогов средиземноморскую лань. «Я связал ноги дивного чудища и пошел, неся его так, что он свисал с моей шеи, <…> опираясь на копье, поскольку было невозможно нести его на плече одной рукой, — ведь зверь был весьма велик» (Od. X, 157–171). Иными словами, Одиссей не смог нести оленя на одном плече, связав ноги попарно и подвесив его на копье или палку, лежащую на плече (как это делает, например, кентавр на этрусском кубке из Кьюзи (Baur 1912, n. 283; см. также n. 233), а понес его, просунув голову между его четырьмя связанными воедино ногами и опираясь на копье.
Кирка по «Одиссее» — коварная колдунья-обманщица, властвующая над усмиренными ею зверями: львами, волками и превращенными в свиней мужами. По «Аргонавтике» Аполлония Родосского, она властвует над монстрами, составленными из разных частей тела животных и людей, сотворенными Землей (χθών) в начале времен (т. е. над существами, подобными сфинксам, кентаврам, грифонам), что указывает на изначальный хтонизм Кирки.