[54]; на ритоне «киммериец» (?) в русле представлений ионийских греков об этом народе в VII в. до н. э. изображен как воинственный всадник[55] (рис. 27: б). Присутствие на ритоне соотнесенных с богиней существ, составленных из различных частей тела человека, животных и птицы (кентавр и грифоны), свидетельствует в пользу знакомства мастера и с этой архаичной чертой образа Кирки, сохраненной в «Аргонавтике» Аполлония Родосского.
Полагаем, что ритон и зеркало были сделаны мастером-ювелиром или работавшими в одной мастерской ювелирами в традициях североионийского (Эфес? Клазомены?) и, возможно, лидийского (Сарды) искусства около 650–600 г. до н. э. (Алексеев 1992; 1996; Галанина 1997; Вахтина 1999; 2001: 108–112; 2004: 66; Кисель 1999; 2003). Место их изготовления находилось недалеко от Закубанья, где они были найдены в кургане заказчиков из среды скифской аристократии (Максимова 1954; 1956). Возможно, эти шедевры были созданы на Таманском полуострове в низовьях Кубани.
По современным представлениям археологов, появление эллинов на берегах Боспора и Таманского полуострова произошло не ранее 590–580 гг. до н. э. Однако перекликающиеся свидетельства Страбона, Плиния Старшего и Кл. Птолемея говорят о том, что милетской (Пантикапей) и теосской (Фанагория) колонизации предшествовали колонизационные волны карийцев, а затем клазоменцев и лидийцев (меонов), заселивших морское побережье от северной части Боспора до северных берегов Меотиды и устья Танаиса. Несомненно, древнейшие прибрежные части многих эллинских поселений, возникших во время фанагорийской регрессии, ныне затоплены морем. Это подтверждается исследованием возникшего около 650–625 гг. до н. э. Таганрогского поселения, ныне полностью поглощенного морем (Копылов 1999), и, вероятно, соответствующего поселению Καρία/Καροία (рис. 24), локализуемому Кл. Птолемеем на северном берегу Меотиды, неподалеку от устья Танаиса (Мачинский 1989а: 19–20). Среди его ранних материалов значительное место занимает импортная керамика из Северной Ионии[56], в пределах которой расположены и Клазомены. Столь ранняя колонизация северной Меотиды предполагает синхронную колонизацию побережий Боспора и Керченского полуострова. Кроме того, как убедительно показал Дж. Болтон (Bolton 1962), через эти же земли Северо-Восточного Причерноморья и Приазовья около 670–600 гг. проехал «одержимый Фебом» поэт и путешественник Аристей из Проконнеса[57], запечатлевший в поэме «Аримаспейя» миф о борьбе аримаспов и грифонов, изображенный в одном из секторов келермесского зеркала.
Таким образом, вполне вероятно, что во времена первичной лидийско-клазоменской колонизации, основания Таганрогского поселения и путешествия Аристея, около 650–600 гг., на островах дельты Кубани могли появиться мастера-ювелиры из Северной Ионии, работавшие здесь, в месте соприкосновения разных этносов, мировосприятий, мифологий и культур (по-видимому, недолго), и создавшие неповторимые изделия — сгустки памяти об этом первичном соприкосновении.
Прежде чем сопоставить образ Кирки с тесно взаимосвязанными и взаимопроникающими образами Афродиты Урании, владычицы Апатура, и Афродиты Урании — Артимпасы/Аргимпасы (Rostovtzeff 1921; Ельницкий 1960; Артамонов 1961), обратим внимание на свидетельства о некоторых чертах образа Кирки, не зафиксированные в «Одиссее» и «Аргонавтиках», но существенные для предлагаемого сопоставления.
Описывая ларец Кипсела (VII в.?) из храма Геры в Олимпии, Павсаний интерпретировал одну из сцен как изображение Одиссея и Кирки на ложе в пещере: «Что это Одиссей и Кирка, нам показалось исходя из числа прислужниц, которые находятся перед пещерой, а также исходя из производимых ими действий; ибо женщин четыре, и делают они дела, о которых сказал в эпосе Гомер» (Paus.V, 19, 2). Любопытно, что в соседнем секторе находилось изображение кентавра с передними человеческими ногами (как на ритоне). Особо отметим здесь связь Кирки с пещерой.
Поздний миф, приписываемый Евстафием Александру Пафскому, объясняет происхождение растения «молю» эпизодом гигантомахии в котором Гелиос, поверг гиганта Пиколооса, захватившего остров его дочери Кирки: «из его крови, вытекшей в землю, выросло растение, и названо оно было „молю“ от „молон“, т. е. битва, в которой пал названный гигант. У него цвет, подобный молоку, из-за сразившего его белого Гелиоса (без…), а корень черный из-за черной крови гиганта» (Eust. Od. I, 381, 34). В этом свидетельстве для нас важна связь Кирки с мифом о гигантомахии.
Приступая к сопоставлению Кирки с Афродитой Апатурос[58], укажем прежде всего на образное сходство священного обиталища первой на острове Айайэ и святилища второй на острове Гермонасса. О существовании святилища Афродиты Апатурос, вероятно, было известно уже Гекатею Милетскому, который, как сообщает Стефан Византийский, «знает залив Апатур в Азии; название по месту Апатур» (St. Byz. s. v. Ἀπάτουρον)[59]. Место под названием Апатур — святилище Афродиты, отличное от святилища Афродиты Апатурос в Фанагории, знает Страбон: находилось оно направо для вплывающего в Корокондамнитский залив, за Гипанисом, в Синдике (Str. XI, 2, 10). Вероятнее всего, речь идет о той части Синдики, которая, по Стефану Византийскому и Аммиану Марцеллину, называется островом Гермонасса (St. Byz. s. v. Ἑρμώνασσα). Остатками залива Апатур, не упоминаемого более нигде, вероятно, являются лиман Кизилташ и Цукур-лиман, прежде соединенные между собой и с Понтом и ограничивающие с юга остров Гермонасса. В «Одиссее» упоминается удобная гавань, куда пристает корабль Одиссея и где он впервые узнает от Еврилоха о коварном обмане Кирки, превратившей его товарищей в свиней (Od. X, 140, 141, 244–260). Каково бы ни было первичное, возможно, туземное значение топонима Ἀπάτουρον, очевидно, что эллинами он воспринимался как производное от ἀπάτη — обман, хитрость (ἀπατάω — обманывать, обольщать). Первоначально культ Афродиты Апатурос был связан со святилищем (а не городом) Апатур, находящимся поблизости от одноименного залива и за пределами городов; священный дом Кирки также расположен на пустынном острове.
Кирку сближает с Афродитой Апатурос и совпадающая область распространения мифологических связей первой и культа второй — от района около Днепро-Бугского лимана до среднего Покубанья с центром на острове Айайэ/Гермонасса. Древнейшая посвятительная надпись «богине Апатуре» на плите с рельефом (КБН 1965: 725–726, № 1234) была обнаружена в среднем Закубанье, неподалеку от устья реки Большой Зеленчук (Dubois 1843: 7–9, примечание), и датируется началом V в. или даже второй половиной VI в. до н. э. (Яйленко 1995: 238). Вторая по времени надпись — графитто Ἀπατόρης («Апатуры» или «Апатурской») на дне килика с Березани — датируется 450–425 гг. до н. э. (Тохтасьев 2005: 139, № 264) и свидетельствует о культовом влиянии Боспора в Северо-Западном Причерноморье. И лишь третья по времени, но наиболее содержательная надпись (КБН 1965: 646–647, № 11): «Демарх, сын Скифа, посвятил Афродите Урании, владычице Апатура, при Левконе, архонте Боспора и Феодосии», обнаружена на двойной мраморной герме на берегу Цукур-лимана, видимо, неподалеку от святилища Апатур и происходит, вероятно, из него же (Поночевный 1891: 37; Гайдукевич 1949: 214, 288–289). Ее дата — 389/8–349/8 гг. (рис. 24; 25).
Мы присоединяемся к мнению вышеназванных исследователей, что обнаруженные к северу от Цукур-лимана в кургане Большая Близница (рис. 25: а) уникальные богатые захоронения жриц второй половины IV в. следует, скорее всего, связывать с культом Афродиты Апатурос. Особенно выразительно погребение в склепе I, где голову жрицы украшал золотой калаф с изображением амазонок, сражающихся с грифонами (Мачинский 1978б). Этот сюжет представляет собой приазовско-боспорский вариант мифа о борьбе аримаспов с грифонами, изображенного на келермесском зеркале и так же, как в Большой Близнице, соотнесенного с образом Великой Богини. Одежду жрицы украшали нашивные бляшки одного размера, на которых изображены голова некой великой богини анфас, а также головы Геракла с дубиной и юной женщины с факелом (Персефона?) в три четверти. Считается, что бляшки первого типа изображают Деметру (или Персефону), но тогда не понятна столь значительная роль Геракла, приравненного к богиням в этой триаде. И поэтому давно высказано предположение, что величественная голова анфас изображает не Деметру или Персефону, а Афродиту Апатурос, теснейшим образом связанную в переданном Страбоном мифе с Гераклом. Подчеркнутые хтонические черты Афродиты в этом мифе делают вероятным ее сращивание с образами Персефоны и Деметры.
Ближайшая аналогия к сцене битвы амазонок с грифонами — изображение аналогичного сюжета на сосуде-треножнике из кургана у станции Темижбекской в Среднем Покубанье (Анфимов 1966), еще раз показывающее, что Покубанье постоянно входило в зону распространения культа Великой Богини, сопоставленной эллинами сначала с Киркой, а позднее с Афродитой Апатурос.
Остров Гермонасса, где возник культ Афродиты Апатурос, был частью Синдики, колонизованной эллинами. У синдов существовал свой культ великого женского божества, известного нам в IV в. до н. э. под именем Астара[60], передневосточные связи которого несомненны (Астарта, Иштар). Ежегодно в Синдику на зимовку приходили из Поднепровья и Крыма царские скифы (Вахтина, Виноградов, Рогов 1980; Виноградов 2005: 214–220), несомненно несшие с собой свой древний культ Артимпасы/Аргимпасы — Афродиты Урании. Таким образом, культ Афродиты Апатурос возник в том месте, где пересекались сущностные интересы этих трех этносов, и, видимо, вобрал в себя черты великих богинь скифов и синдов. Поэтому не удивительно, что он был распространен от Днепро-Бугского лимана до Среднего Покубанья с центром на острове Гермонасса и что со временем он стал родовым культом царей Боспора.