некоторые ее датировки ныне представляются не вполне точными и несколько удревненными. Однако даже ее нынешний оппонент С. Л. Соловьев, автор новой даты возникновения постоянного поселения на Березани (ок. 610–600 гг. до н. э.), признает наличие здесь «нескольких десятков» фрагментов керамики третьей четверти VII в. и значительно большего количества в пределах втор. пол. VII в. до н. э. (Соловьев 2005: 14, 16).
Чрезвычайно важное значение для нахождения «археологических соответствий» дате основания Борисфена, по Евсевию, имело хорошо аргументированное датирование Л. В. Копейкиной «плоской ойнохои» из скифского погребения в кургане Темир-Гора 640–630 гг. до н. э. (Копейкина 1972; 1986). Эта дата для сосудов такого типа принята и ныне — 650–630 гг. до н. э. (Kerschner, Schlotzhauer 2005). Как бы в ответ на точное определение даты ойнохои из Темир-Горы на Березани в 1975 г. были найдены крупные фрагменты такой же ойнохои. Все, что мы знаем об этом сосуде, сообщено Л. В. Копейкиной: «Фрагменты ойнохои, расписанной в том же стиле, что и ойнохоя из Темир-Горы, были найдены в 1975 г. на участке О (АБ75–448, 572) — хранятся в Киеве» (Копейкина 1981: 196, прим. 9). О том, где именно (в каком сооружении или в культурном слое, в каких квадратах, на какой глубине) были найдены эти бесценные фрагменты, Л. В. Копейкина, видимо, не смогла узнать. Год спустя она дает подробное описание всей росписи этой ойнохои, датирут ее третьей четвертью VII в. до н. э. и, объединяя ее с другими находками близкого времени, заключает: «Это массовый материал, который позволяет уверенно говорить о слое VII в. до н. э. на Березани <…>. Во второй половине VII в. поселение активно функционировало». Подобная керамика на Березани «это не только предмет торговли, но прежде всего это керамическая продукция, которая изготовлялась в метрополиях и привозилась оттуда переселенцами, использовавшими ее в быту» (Копейкина 1982: 31). Наконец, Л. В. Копейкина приходит к выводу, что ойнохои из Темир-Горы и Березани происходят из одной мастерской (Копейкина 1986). Позднее никто не изучал и не публиковал ойнохою из Березани.
Поражает абсолютное совпадение даты этих ойнохой и даты основания Борисфена по письменным источникам (650–630 гг. до н. э.). Подобные и синхронные им сосуды неоднократно встречены в курганах и на городищах Скифии (связанных речными и сухопутными путями с Борисфеном и его окрестностями), и число их умножается (рис. 31)[70]. Уже одно это говорит о широко развитых торговых и политических связях Борисфена с варварской периферией не поднее 630–625 гг. до н. э. А подобного уровня торгово-политические связи говорят о существовании постоянного организованного коллектива жителей Борисфена (т. е. протополиса или стационарного эмпория), поскольку невозможно представить, чтобы греки на весь зимний сезон уезжали отсюда и бросали на произвол все завезенное и построенное. Действительно, каких-либо сооружений ранее самого конца VII в. до н. э. пока не обнаружено, но это естественно при бурном строительстве в последующее время, разрушающем древнейшие сооружения, при поглощении прибрежной части острова морем и т. д.
Необходимо продолжить начатую Л. В. Копейкиной работу по каталогизации всех фрагментов керамики VII в. до н. э. из Березани, хранящихся в разных музеях, произвести точное (насколько возможно) картирование этих находок с указанием сооружений и глубинных отметок культурного слоя, где они были найдены. Не окажется ли, что большинство наиболее ранних фрагментов керамики происходят с северо-восточного побережья острова (участки Г и О), где логично локализовать гавань и древнейшее поселение? Только после проведения такой работы появится право говорить о полном подтверждении или уточнении с позиций археологии пока единственно достоверной даты основания Борисфена по Евсевию и Псевдо-Скимну.
С. Л. Соловьев, возглавлявший (вместе с Я. В. Доманским) Березанскую экспедицию после преждевременного ухода из жизни Л. В. Копейкиной, пошел по пути радикального омоложения древнейшего постоянного поселения на Березани, не проявляя должного внимания к письменным источникам и игнорируя древнейшие пласты археологических материалов, обнаруженных как на Березани, так и на путях, ведущих к ней и от нее. В его монографии о Березани среди множества фотографий сосудов и их фрагментов нет ни одной фотографии фрагментов, датируемых VII в. (Solovyov 1999). Нет фрагментов VII в. — нет и проблемы? Неким резюме построений C. Л. Соловьева является вводная статья к каталогу выставки «Борисфен-Березань» в Эрмитаже[71]. Из нее мы узнаем, что греки начали интересоваться Северным Причерноморьем лишь «со второй половины VII в. до н. э.», что не соответствует ни письменным, ни археологическим источникам. Далее, сначала сообщается, что возникновение постоянного поселения на Березани не выходит «за рамки последней четверти VII в. до н. э.», а затем уточняется, что это произошло «в последнем десятилетии VII в. до н. э.» (Соловьев 2005: 16), что и является окончательной датой по Соловьеву (610–600 гг.). Походя говорится, что дата Евсевия «вступает в непримиримое противоречие с археологическими данными» (Соловьев 2005: 13), под которыми С. Л. Соловьев понимает лишь датировку древнейших могил и жилищ на Березани. Но в реальности появление археологически уловимого хронологического горизонта древнейших могил должно отстоять от времени возникновения поселения лет на 20, что уводит нас в конец третьей четверти VII в.; кроме того, некрополь находится у самого края постоянно разрушающегося берега… Что касается следов стационарной жизни, то древнейшими ее свидетелями выступают две медеплавильные мастерские, открытые на северо-востоке острова (раскоп О) и возникшие в конце VII в.; по мнению авторов публикации, сырье для выплавки березанской меди поступало из Карпато-Дунайского бассейна, а сама медь в основном предназначалась для вывоза в метрополию — в Милет (Доманский, Марченко 2007). Но для установления такой дальней цепочки налаженных торгово-производственных связей (Карпаты-Березань-Милет) требуется определенное время и постоянное проживание эллинов на Березани в период, предшествующий концу VII в. до н. э.
Древнейшим отголоском знакомства эллинов с Северо-Западным Причерноморьем, в особенности с районом Днепро-Бугского лимана, является, как мы уже писали (Мачинский, Мусбахова 2009), рассказ о посещении Одиссеем преддверья Аида, рядом с которым автор поэмы помещает «окутанных мглою и тучами» киммерийцев (Od. XI. 12–19). Учитывая наиболее вероятную дату древнейшей устной и письменной фиксации «Одиссеи», а также локализацию киммерийцев у преддверья Аида, заключаем, что эти тексты отражают знакомство эллинов с Северо-Западным Причерноморьем не позднее второй половины VIII в. до н. э. Обращен-ный к Ахиллу стих «ты мощно властвуешь над мертвыми, находясь здесь» (т. е. в Аиде, расположенном в земле киммерийцев, Od. XI. 484–86) поразительно перекликается с известным стихом Алкея (ок. рубежа VII–VI вв. до н. э.): «Ахилл, ты, который владычествуешь над Скифией» (PLF Z 31). Если Алкей на Лесбосе на рубеже VII–VI вв. до н. э. определенно знал, что Ахилл как божество владычествует над Скифией, то ясно, что культ Ахилла уже существовал в Северо-Западном Причерноморье не позднее конца VII в. С этим хорошо согласуется тот факт, что известное святилище «хтонического Ахилла» на мысе Бейкуш (с разрушенной древнейшей частью) уже существовало в начале VI в. до н. э.
Упоминание «скалы Левкада», которую минуют в «Одиссее» души женихов непосредственно перед попаданием в Аид, перекликается со свидетельством о том, что в поэме Арктина Милетского (VIII в. до н. э.) «Эфиопида» Фетида, похитив из костра сына Ахилла, перенесла его на остров Левка (SC I: 319). На священном острове Левка, по зафиксированным позднее мифам, наряду с Ахиллом, посмертно обитали Патрокл, Аякс и Антилох, и именно в этом окружении Ахилл упоминается в преддверье Аида в «Одиссее» (Od. XXIV. 9–17). Культ Ахилла на Левке изначально находился под особым покровительством жителей Борисфена и Ольвии[72]. Гесиод (рубеж VIII–VII вв. до н. э.) уже знает Истр, чьи устья соседят с Левкой.
Рисунок 30. Карта находок греческих сосудов конца VIII — середины VII в. до н. э. в Северном Причерноморье: а — фрагменты сосудов конца VIII — середины VII в. до н. э.
Рисунок 31. Карта находок греческих сосудов третьей четверти VII в. до н. э. в Северном Причерноморье: б — ойнохои типа Темир-Горы; в — другие сосуды третьей четверти VII в. до н. э.; г — Келермес
Рисунок 32. Карта находок греческих сосудов последней трети VII — рубежа VII–VI вв. до н. э. в Северном Причерноморье: д — поздние Vogelschale 630–590 гг. до н. э.; е — другие сосуды последней трети VII в. до н. э.
Географические обозначения для рисунков 30–32: 1 — Истрия; 2 — Оргаме; 3 — о. Левка; 4 — Борисфен-Березань; 5 — Ольвия; 6 — Бельское; 7 — Болтышка; 8 — Трахтемировское; 9 — Бельское; 10 — Коломак; 11 — Темир-Гора; 12 — Таганрогское (Кариа); 13 — Красногоровка; 14 — Алексеевское (около Синдской гавани); 15 — курган у г. Крымск (устная информация Т. В. Рябковой о раскопках Н. Ф. Шевченко в 2007 г.); 16 — Келермес; 17 — Хопёрская
Из всего вышеизложенного следует, что посмертная сакрализация, а затем и культ Ахилла на той территории, которая позднее вошла в состав хоры Борисфена и Ольвии, зародились никак не позже зарождения их на Левке и, меняясь по форме, развивались со втор. пол. VIII в. по конец VII в. до н. э. и далее.
По Геродоту, именно от эмпория борисфенитов (т. е. от Березани), находившегося «в самой середине побережья всей Скифии», производится перечисление этногрупп, живущих по Ю. Бугу и Днепру (вдоль путей торговых и иных контактов). От этого же центра отсчитывается путь на восток и северо-восток вплоть до священных аргиппеев и исседонов, от которых Аристей Проконнесский узнал о живущих дальше аримаспах, а также о грифонах и гипербореях (Hdt. IV. 17–20). Путешествие Аристея после внимательного анализа источников датируется, вероятнее всего, не позднее 660-х гг. (Мусбахова 2011). С учетом всего сказанного полагаю, что путь Аристея, целью которого было достижение земли священных гипербореев, мог пролегать в начальном его отрезке через район Березани и Днепро-Бугского лимана, который в конце VIII — середине VII в. до н. э. уже посещался греками из Ионии, обязательно проезжавшими при этом мимо Проконнеса.